Бывшие. Я до сих пор люблю тебя
Шрифт:
Выглядит рассерженным, а еще каким-то уставшим.
Мы не виделись около месяца, и мне кажется, что бывший муж осунулся.
— Добрый вечер, — здоровается он сухо. — Приносим извинения.
— Да-да, я уже извинилась, дорогой, — Инесса отвечает не очень внятно и подмигивает Всеволоду.
— Герман, Инесса, познакомьтесь: это Всеволод Никольский, автор представленных картин.
— Вау! — брякает она. — Скажите, а что, фотографии индийских трущоб покупает кто-то?
Хочется закатить глаза.
Нет, я понимаю, что есть люди, которые ничего не понимают в искусстве.
Титов, похоже, тоже злится, на скулах вон желваки ходят. Видимо, чтобы исправить оплошность своей спутницы, он говорит:
— Всеволод, у вас потрясающие работы. Я купил одну, ту, на которой изображена чайная плантация. Невероятно передана атмосфера ярких, живых растений и рабского труда индийцев. Скажите, эта выставка посвящена Индии, а вы планируете путешествие по другим странам?
— Да-да, — поспешно кивает Сева. — Но сейчас я горю идеей поехать в Сибирь. Алтай, Хакасия и дальше до Иркутска, на Байкал. У меня так много идей! А в необозримом будущем мечтаю попасть на Камчатку!
— Я бы очень хотел увидеть эти работы, — искренне говорит Герман и незаметно задвигает Инессу за себя. — Обязательно приобрету что-то из ваших новых серий.
Герман полностью исправляет оплошность Инессы, Всеволод расцветает, даже краснеет.
— Тамила, выставка потрясающая, как всегда, — Титов обращается ко мне.
— Спасибо, Герман, — легко улыбаюсь.
— Ага, хорошая, — поддакивает Инесса.
Расходимся в разные стороны. Я ухожу ненадолго в административное помещение, а когда возвращаюсь, застаю спорящих Геру и Инессу.
Вроде отошли в сторонку, но перепалку все равно слышно.
Улыбаясь гостям, спешу к ним.
— Герман, Инесса, что у вас происходит?
— Все прекрасно, разве не видно? — спрашивает заплетающимся языком Инесса и кривится.
— Гер, вы не могли бы перейти в зал для переговоров? Там нет никого и можно спокойно поговорить.
— Прости, Тами, — извиняется устало. — Мы уйдем через черный ход.
Бывший муж бросает на меня короткий взгляд, снова наполненный множеством эмоций, и уходит.
Выставка проходит спокойно, я остаюсь до последнего. Можно доверить подчиненным закрыть галерею, но мне хочется все сделать самой.
Иногда я люблю побыть в тишине, среди чужих эмоций и ярких красок. Среди жизни, которая идет где-то параллельно моей и с которой я, скорее всего, не столкнусь никогда.
Приглушаю свет, сажусь на банкетку и закрываю глаза.
Тишина шумит в ушах еле ощутимым шелестом.
Звенит колокольчик, дверь открывается. Я оборачиваюсь и замираю, глядя на мужчину, стоящего в дверях.
Глава 6. Какао
Герман
Четырнадцать лет назад
На работе отец совершает надо мной экзекуцию. Я торчу в офисе с семи утра. Мозг перестал работать примерно в полдень. Но я упорно продолжаю зарываться в кипу бумаг, чтобы разобраться со всем.
Как только мы с Тами поженились, мой батя решил полностью погрузить меня в семейный бизнес. Я был готов, потому что всегда знал: именно этим я и буду заниматься — развивать ресторанный бизнес.
— Все, Герман, поезжай домой. Отлично поработал, — отец кладет руку мне на плечо, и я роняю голову на руки. — Это ничего, сынок. Поначалу всем сложно, а потом втягиваешься, привыкаешь.
Поднимаю голову и откидываюсь затылком о спинку офисного стула.
— Устал, бать.
— Отправляйся домой, к Тамиле, набирайся сил. Только любящая семья способна подзарядить батарею, — хлопает меня по плечу. — Двигай в свою крепость, отдыхай. Завтра снова в бой.
Киваю, тяжело поднимаюсь на ноги.
Еду неспешно. Не доезжая до дома, разворачиваюсь, захожу в кофейню и покупаю какао.
Это наш с Тами ритуал. Когда было очень плохо, я покупал ее любимый приторно-сладкий напиток, от которого лично у меня всегда сводило скулы, и мы закрывались дома. Смотрели сериалы или просто болтали и пили эту гадость. Я тоже пил — терпел, но пил. Ради нее.
Покупаю два стаканчика, еду домой.
В квартире пахнет ванилью вперемешку с чем-то горелым.
На кухонном столе стоит бисквит с яблоками. Видимо, именно он причина горелого запаха. Жену нахожу на диване. Она лежит и воет в подушку. Сажусь рядом с ней.
— Чего ревешь? — глажу ее по волосам, а сам не могу сдержаться улыбки.
Тами поднимает на меня зареванное лицо.
— У-у-у! — хмурюсь.
— Я ее с-сожгла! Я так с-старалсь сделать для тебя шарло-о-отку! И все с-спалила.
— Да и хрен бы с ней, Тами, — говорю мягко. — В следующий раз получится, а у этого экземпляра мы срежем горелую корочку и съедим.
— Правда? — шмыгает носом.
— Конечно. Знаешь, какой я голодный? Смотри, что у меня есть, — как чувствовал, что пригодится.
Поднимаю с пола стаканчик и протягиваю жене.
Улыбка медленно спадает с ее лица, глаза снова наполняются слезами. Она переводит взгляд на меня и говорит тихо:
— Я так люблю тебя… — бросается мне в объятия, ныряет носом в шею.
Прижимаю ее к себе и зажмуриваюсь от счастья. Немного уставшего, вымотанного, но все-таки родного счастья.
— Я ви-и-идела, как ты смотрел на нее! — лепечет Инесса.