Цап-царап, или Оборотни для Маши

Они тут точно надолго обосновались. 

– Пойдем, - Семён хлопает дверью.

За ним выбираюсь на улицу. 

Семён крупным быстрым шагом идёт к шлагбауму, и я почти бегу за ним, за его высокой фигурой и широкой спиной не вижу ничего. 

Он взмахивает рукой, привлекая внимание военных и останавливается перед заграждением.

Топчусь рядом. На его фоне совсем козявкой смотрюсь.

И на меня смотрят. Те мужчины, на той стороне. Оценивают. Изучают. И мне неуютно. 

И не верится в слова Семёна. И что я когда-нибудь командовала бы всей этой армией.

Я же просто Маша, Мэри. Провинциальная студентка-первокурсница.

Едва сдерживаю себя, чтобы за мощную спину Семена не шмыгнуть, не спрятаться. И дыхание задерживаю, когда из черного блестящего седана на асфальт вальяжно, неторопливо ступает мужчина. 

Светловолосый, элегантный, ростом стремится в небо. С каждым его шагом все сильнее убеждаюсь - это он. 

Мой отец. 

Мы похожи. 

Те же светлые волосы, серые глаза, те же губы - с тонкой верхней и полной нижней.

Он неотрывно смотрит на меня, и я тоже не могу отвести взгляда.

Он подходит. 

– Маша, - его низкий грудной голос пробирает меня до костей. Он делает паузу, после которой звучит даже ласково, тихо.
– Здравствуй, дочка, - рука, с закатанным рукавом белой рубашки касается шлагбаума. Он слегка ведёт головой в сторону обочины, раскинутого за ней поля.
– Сеть тебя не сдержит, ты сама ее поставила. Можешь обойти. И мы с тобой поговорим.

Глава 62

Мы поговорим.

Кусаю губы.

Я хочу, но мне не нравится. Что на той стороне целая армия, и все с оружием. А здесь лишь Семён, и есть полицейские машины. 

– Поговорим здесь, - неуверенно трогаю шлагбаум. 

Мужчина - язык не поворачивается, его отцом называть - по его лицу бежит едва заметная тень.

Он смотрит на Семёна. И кратким властным кивком отправляет его вон.

Тот послушно отступает. 

Остаёмся вдвоем.

Его ладонь - широкая, суховатая, накрывает мою руку, слегка пожимает. 

– Не надо, - от прикосновения дергаюсь, изучаю знакомые черты в его внешности, но все равно он мне чужой человек, хоть и является отцом биологически. Я уже не маленькая. И без него как-то прожила. Так что нечего мне тут.
– Быстро говори, - деловито поправляю воротничок платья.
– И я поехала обратно. К чему это оцепление? Люди сходят с ума, неужели нельзя было как-то по-другому?

– Ты не виновата, Маша, - мягко отвечает он, словно я винила себя, волосы на себе рвала.
– Ярослав и Савва тебя запутали. Ты ещё очень молода и в людях не разбираешься. И на первый раз тебя не накажут, - обещает он.
– Все обойдется, дочка.

Не накажут. Дочка.

Двумя руками он опирается на полосатую палку. Голос мягкий, бархатистый, и я себя внутренне сдерживаю, не хочу слушать его, и поддаваться на ласку не хочу.

– За что нас наказывать? Тут никого не убили, ничего. 

– Потому, что у нас есть определенные правила, - веско припечатывает он.

– И все должны им подчиняться. Иначе о нашем существовании узнают. Савва и Ярослав провинились.

Смотрю по сторонам, на заинтересованных полицейских, на непривычно пустую дорогу, на чисто-голубое небо. 

– У меня тоже есть свои правила, - заявляю.
– Если бы Савве и Яру не пришлось от вас скрываться - было бы проще. Вы сами столько внимания привлекли к городу, - развожу руками, показываю на их машины.
– А ты. Явился спустя кучу лет. И думаешь, будто тебе что-то должны. Ты мне никто. А они...

– В жизни каждого человека есть миссия, Маша, - он перебивает. Его взгляд устремлён на поле, бескрайнее кажется, где-то вдалеке сливающееся с горизонтом.
– Я свою миссию нашел. И следую ей.

– Ничем не оправдать, когда человек собственного ребенка бросает, - хмуро отрезаю, чувствую, как у меня грубы дрожат, я все таки обижена, злюсь, и внутри живёт маленькая надежда, что этот человек ещё может стать отцом, без него я выросла, но в нас одна кровь...

– У меня не было выбора, Маша. 

– У меня тоже сейчас выбора нет. Савва и Яр - мы вместе. 

– Перестань, - с него вдруг сделает маска благодушия, серые глаза становятся холодными.
– Ты не понимаешь, насколько все серьезно. Сними поле, Маша. И мы их заберём. 

– А если не сниму?
– вспоминаю слова Марка и повторяю за ним.
– Эваукацию начнете? Очистите город?

Он смотрит куда-то поверх моей головы. Слышу вдалеке гул мотора.

Оглядываюсь и замечаю черный ягуар, что мчится к нам на всех парах.

Это за мной.

Тихо радуюсь. С поддержкой Саввы и Яра поспокойнее, это добавляет мне уверенности.

– Дочка, просто убери камень, - мужчина кивает на бурую гору шахты. Мы заберём виновных. И мы уедем. И город твой в безопасности останется.

Звучит, как угроза. 

Поворачиваюсь к нему и по серьезному лицу убеждаюсь - он не шутит.

– Ты скоро займешь мое место, - продолжает он.
– Учись справляться с чувствами. Не дай им управлять тобой. У тебя впереди большое будущее. И если ты сейчас примешь неправильное решение - помочь я уже не смогу. И их будут судить. И тебя.

На меня налетает порыв ветра. Морщу лоб, смотрю на черный ягуар, что резко тормозит неподалеку, на Савву за рулём, на Яра - он выбирается на улицу.

В груди колет.

Я не могу, у меня только они есть, и это новое, ещё хрупкое, я никому не отдам, никто не заберёт.

Делаю глубокий вдох. И решаюсь.

– Хотите - начинайте эвакуацию, - отбрасываю волосы с лица.
– А мы позвоним журналистам. У меня знакомый работает на телевидении, ясно? И через пару часов тут такой балаган начнется. Что ничего у вас не получится. И ты ещё попробуй приказать людям бежать из домов, - отталкиваюсь от шлагбаума, - будучи по ту сторону. Всё.