Царь Дмитрий - самозванец
Шрифт:
Тогда поляки перешли к тихому облежанию, Сапега же с Лисовским, взяв отряды большие, отправились дальше. В короткое время были заняты Углич, Кострома, Галич, Вологда, Суздаль, Владимир, Шуя, Кинешма, Белозерск, Переславль-За-лесский, Ярославль, жители которых не помышляли о сопротивлении и распахивали ворота городские. Один лишь Ростов, где сидел достославный митрополит Филарет, затворился, так что пришлось Сапеге устраивать форменный штурм города. Но пуще стен жители ростовские берегли главную свою святыню — митрополита Филарета, и, окруженные врагами со всех сторон, увлекли его в храм Успения и там заперлись, угрожая взорвать себя вместе с храмом. Но поляки обманом ворвались в храм, схватили Филарета, сорвали с него ризы святительские, клобук и епитрахиль, одели в рубище, в крестьянский армяк, татарскую меховую шапку да старые казацкие сапоги, бросили в телегу и отвезли в Тушино. Там Филарет за стойкость свою претерпел многие унижения, Самозванец угрозами старался заставить
Царь Димитрий — самозванец?
арцдш, и Филарет в конце концов согласился, уповая на то, что только так он сможет сдерживать нечестивцев и пробуждать совесть заблудших.
Василий Шуйский, потерявший большую часть войска и утративший веру в оставшихся, решил пригласить наемников европейских, памятуя, как те честно сражались в войске Бориса Годунова. Предложение встречное не заставило себя долго ждать, шведский король Карл, дядя короля Сигизмунда, похитивший у него корону шведскую, предложил Шуйскому свое войско в помощь, пять тысяч человек. Шуйский принял предложение, чему способствовала утрата Пскова, Ивангорода и Орешка, присягнувших Самозванцу. Для подписания договора Шуйский нарядил молодого воеводу князя Михаила Скопина-Шуйского, которому надлежало, получив в свое распоряжение рать иноземную, пробиться с ней в Москву, по возможности возвратив под власть царя Василия все города и земли, что попадутся им по дороге. Наказ дяди князь Скопин-Шуйский выполнил почти полностью и даже с блеском, но что за воинство вел он за собой! Среди пяти тысяч ратников, трех тысяч конных и двух тысяч пеших, которые обязался предоставить лукавый король Карл, оказалось совсем немного шведов, а все больше французов, англичан, шотландцев, голландцев. Число их быстро возросло, рассказывают, тысяч до пятнадцати, за счет разных искателей приключений и легкой наживы. Впоследствии большинство из них, убоявшись трудностей похода и не дождавшись обещанных денег, вернулись домой, так что уже на дальних подступах к Москве под знаменами Шуйского сражалось лишь несколько сотен истинных шведов во главе с Яковом Делагарди, сыном давнего и заклятого врага нашего.
[1609 г.]
Несколько месяцев сохранялось зыбкое равновесие, Самозванец не мог взять Москву, Шуйский не мог вернуть города утраченные, поляки вместе с воровскими казаками грабили земли Русские, князь Михаил Скопин-Шуйский собирал рать иноземную и медленно двигался к Москве. Держава рас-
кололась, и у каждого обломка была своя столица, свой царь и свой патриарх.
В Тушино везли возами меха и шелка, камни драгоценные и доспехи искусные, вцно и оружие, соль и пряности, гнали табуны лошадей и тучные стада, за все в Тушине платили щедро, и Самозванец с двором своим, и поляки, и казаки, которые счет деньгам не знают. Там же был большой торг вещами, награбленными в других городах. Москва же голодала, цена на пшеницу и рожь доходила до семи рублей за четверть, чего не бывало даже во времена царя Бориса Годунова, при неурожае трехлетием.
Впрочем, многие находили в соседстве двух столиц большое удобство. Воеводы, дьяки, даже и бояре постоянно ездили в Тушино, многие действительно переходили на службу к Самозванцу, другие же только обещали, брали жалованье вперед, усаживались за стол пиршественный, а проспавшись на следующее утро, спешили обратно ко двору царя Василия Шуйского. Они не винились за задуманное предательство, даже похвалялись тем жалованьем, которое им пообещал Самозванец, и требовали у Шуйского большего за сохранение верности. Было таких вельмож столь много, что для них особое название придумали — перелеты.
На смену боевым действиям пришли измены, интриги, заговоры. Бояре московские обманывали Шуйского изъявлениями преданности, сами же осматривались в поисках лучшего царя. Многие из них были согласны принять даже Самозванца, вступали с ним в переговоры тайные, требуя лишь удаления поляков и сохранения их власти и прежних обычаев. Другие мыслили лишь о свержении Шуйского. Попытокта-ких было предпринято несколько, самая громкая случилась февраля 17-го. Заговорщики во главе с князем Романом Гагариным и воеводой Григорием Сумбуловым, не мудрствуя лукаво, решили в точности повторить тот переворот, что в свое время сам Шуйский устроил. Собравшись числом около трех сотен, они кинули клич к народу московскому, призвали на Красную площадь к месту Лобному бояр, притащили силой патриарха Гермогена и предложили сему подобию Собора
низложить
Шуйского. Народ встретил предложение угрюмым молчанием, бояре в негодовании удалились, один князь Василий Голицын, вероятно, заранее предупрежденный о перевороте, остался, лишь Гермоген кипятился, сильный духом, а более не терпевший насилия над собой, он, не сходя с места, проклял заговорщиков. Тогда те ворвались в Кремль и устремились к дворцу царскому, но Шуйский, извещенный о бунте, легко отбился. Заговорщики, видя свою неудачу, спокойно разошлись по домам, Гагарин с Сумбуловым в Тушино отъехали, и князь Василий Голицын, пожав плечами, отправился на свое подворье, а вечером... пировал с Шуйским.То же происходило и в Тушинском стане. Уже в январе, не дождавшись обещанных денег, покинул Тушино воевода Юрий Мнишек, даже не благословив дочь на прощание, а по возвращении в Польшу громко объявил правду о втором Самозванце. Потом начали роптать и остальные поляки, они требовали решительного штурма Москвы и скорейшего окончания войны, чтобы они могли, наконец, насладиться результатами победы и заняться обживанием поместий, щедро пожалованных им Самозванцем. С каждым днем поведение поляков становилось все более наглым и непочтительным, князь Рожинский позволял себе тыкать государю и даже поднимать на него руку, а пан Тышкевич в присутствии многих шляхтичей назвал его обманщиком. Между собой поляки решили действовать по собственному разумению, не обращая более внимания на приказы Самозванца, самого же его окружили столь плотной опекой, что это больше походило на домашний арест.
Все изменилось осенью. Король Сигизмунд, возмущенный союзом Шуйского со шведами и ободренный легкостью, с которой самостийные польские отряды берут для Самозванца один русский город за другим, во главе своей армии ступил на Русскую Землю. Мнил он, что перед регулярной королевской армией города русские склонятся с еще большей готовностью, и, завидуя славе великого короля Батория, грезил превзойти его подвиги. Коварно нарушив мирный договор, заключенный с царем Василием Шуйским, король Сигизмунд
устремился к Смоленску. Город этот был заново отстроен и укреплен в правление Бориса Годунова. Стоящий на высоких холмах, он устремлялся еще выше куполами храмов своих и башнями крепости. Опоясывала его стена кирпичная толщиной в три сажени, а высотой в иных местах до семи. Тридцать восемь башен, круглых и квадратных, стояли твердынями неприступными, расстояние между ними было около двухсот саженей, а общая длина стены крепостной превышала семь верст. Воистину перл драгоценнейший в ожерелье городов русских! Вот только стояло там в то время всего пять тысяч стрельцов во главе с воеводой славным Иваном Михайловичем Шеиным, что в было в несколько раз меньше армии королевской. Несмотря на это, город не спешил распахнуть ворота перед королем польским, более полутора лет отбивая многочисленные приступы. Чего только не делал король Сигиз-мунд: рыл подкопы и взрывал стены, бросался на штурм, морил город голодом в осаде, писал прельстительные письма и жителям, и ратникам, и отдельно воеводе Шеину — крепость стояла неколебимо. На Руси шли битвы междоусобные, в Москве менялась власть, уж не было того, кому присягу приносили, — ратники стояли насмерть.
Более других вторжением армии короля Сигизмунда озаботились поляки, состоявшие на службе у Самозванца! Едва до Тушина дошла весть о походе короля, поляки созвали коло и нарядили послов к королю Сигизмунду с требованием отступиться от стен Смоленска и вернуться обратно в Польшу. Они опасались, что король похитит у них плоды их побед! Но военное счастье уже отвернулось и от поляков, и от Самозванца. Сапега все стоял под Троице-Сергиевой Лаврой, целый год отражавшей яростные приступы, а с севера уже приближался князь Михаил Скопин-Шуйский, который потрепал знатно отряд Сапеги и в конце сентября занял Александрову Слободу. Полки Самозванца, возглавляемые гетманом Рожинским, атаманом Заруцким, боярами-изменниками, пошли на решительный штурм Москвы, но воевода славный боярин Иван Никитич Романов приступ отбил и отогнал поляков за Ходынку, взяв семьсот пленных.
В этих обстоятельствах тушинские поляки согласились в декабре принять послов короля польского. Переговоры вел гетман Рожинский, даже не поставивший Самозванца в известность о прибытии послов. Не надеясь отговорить короля Сигизмунда от продолжения похода, гетман принялся торговаться, требовал два миллиона злотых за переход на сторону короля, сохранения пожалованных Самозванцем поместий, для видимости требовал и выделения Самозванцу с Мариной достойного их царского достоинства удела, Пскова с окрестными землями. Но Самозванец чутьем воровским понял, что сподвижники недавние готовы при необходимости выдать его королю польскому, и вот декабря 29-го Самозванец бежал из Тушина. Обстоятельства его побега темны, потому что в ту ночь никто более не покидал границ лагеря, позднее рассказывали, что он скрылся, спрятавшись под кучей мусора на крестьянских дровнях.