Царь и Россия(Размышления о Государе Императоре Николае II)
Шрифт:
А спустя 20 лет забродил опять не низ, не чернь, не верное и благодарное Государю крестьянство и поместное дворянство, а опять верх общества. Заговоры против умного и доброго Александра I; бунт семеновцев, масоны, «Арзамас», «Рыцари креста», «Союз спасения» и прочие [233] . Лозунги заговора: конституция, отречение, республика и… цареубийство (Каховский, Бибиков).
Безнаказанное за сто лет озорство и преступление верха общества столиц временно приостановится — и вновь начнется с зверским убийством Александра II, и после перерыва продолжится так называемым общественным заговором ста шести 6 ноября 1904 года [234] , возгласившим все свободы и четырехчленную формулу,
233
В заговорах — до 400 человек: графы Муравьевы, князь Волконский, князь Трубецкой, Рылеев, Бестужев, князь Одоевский, Якушкин, Пестель, Раевский и прочие. Заговоры длятся до бунта при Государе Николае I (процесс 121). — Авт. — По делу о восстании декабристов 14 декабря 1825 г. к следствию и суду были привлечены 579 человек. 121 из них были сосланы в Сибирь, пятеро казнены.
234
Речь идет о Земском съезде, полулегально прошедшем в Петербурге 6–9 ноября 1904 г., участники которого (их количество варьировалось на разных заседаниях) потребовали от Царя конституции, свобод и парламента. Резолюции съезда в ноябре- декабре распространялись в печати в виде петиций «Союза освобождения». В русле этих событий была организована акция 9 января 1905 г. и началась первая русская революция.
Где же и когда зародился приводящий нас в ужас большевизм — в народе или в столицах и среде, близкой к Государям? Найдется опять честный Саблуков, который поименует весь состав заговора, Думы, блока. И тогда определится, кто непростительно виновен в гибели страны — этнические ли свойства народа или образованнейшее общество, дошедшие до апогея нераскаянной наглости.
Вывод может быть тяжелый; не для расплаты он будет нужен, расплата бесцельна, и Государь завещал к ней не прибегать. Вывод нужен для тех, кто думает вернуть Родину; чтобы знать, как и кем управлять ею.
Вывод необходим и для тех благонамеренных и верных строю среди всех сословий, которые были далеки от заговоров и политики. Неучаствующие по малодушию молчали, когда за общество и его именем говорили кому было не лень, — и в печати, и в партиях, и в Думе. Целые группы русских сторонились партий, делая свое дело, и было бы недобросовестно, несмотря на трудность разграничения не оговорить этого и огульно обвинять всех. С уточнением составов заговоров для истории выяснятся и те группы, которые стояли вне всякого обвинения: их надо знать.
Если — разумея общество, мы говорим о влиятельных и массовых группах, которые его вели, то и в обвинении соучастников заговоров надо оговориться: мы виним всех. Мы забываем историю и не сознаем, что события, как брошенный бумеранг, возвращаются назад, и ищем причин в событиях ближайшего дня.
Мы заслоняем ужасами и нелепостью большевизма подлость наших революций. Мы ищем виновников на Западе — и они были. Мы проклинаем подполье — и есть за что проклинать. Мы обвиняем евреев, масонов — и мы правы объявлять, что до революции они держали на откупу тысячи русских и что они научили нас, как делать революцию (теория: Маркс, Энгельс, Лассаль и др.), и что дав русским совершить ее, они овладели ее завоеваниями (Ленин, Троцкий, Апфельбаум и др.), взяв Россию на откуп.
Но если даже все это так, смеем ли мы, русские, винить в том, что совершилось, и Англию, и Германию, и подполье, и евреев? Важно ли сопоставление, что в 1801 году посол Англии Уитворд руководил заговором против Павла I, а в 1917 году посол Бьюкенен был в заговоре против Государя? Важно ли, что Вильгельм шел об руку с Лениным, Бьюкенен — с Керенским, Ллойд-Джордж — с Апфельбаумом? Все важно, но это частности по сравнению с совершенным нами, русскими, для достижения 2 марта [235] .
235
2 марта 1917 г. Государь Император Николай II подписал Акт отречения от престола.
А
мы, были мы или нет? Имели мы все влияние и власть? Имели ли защиту в лице Государя? Имели ли свободу, богатство и славу? Чего же нам не хватало?Нет, слагать вину на других нечего. Все на нас; мы обязаны были все предвидеть, обязаны были защитить свободу, землю. Не царево дело было нас защищать, а он до последнего часа защищал Россию и нас.
А мы? Одни опрокидывая, другие допустив опрокинуть, сдали все и от страха убежали.
Помочь будущим поколениям мы можем, объединившись на безоговорочном признании своей, русской вины — перед Государем и Россией.
У нас было все; медленно, но с 1907 года хозяйство шло вперед. Какова бы ни была бюрократия, но по инерции управление не останавливалось. Земство работало хорошо. От нас зависело утроить доходы плодороднейшей земли, недр, лесов и прочее.
Государь знал все эти возможности. Надо было видеть его горячность, когда он говорил о красоте Кавказа, о любимом им побережье Черного моря, или когда он вспоминал богатство Байкала, Урала, Малороссии, Севера и шири южных степей, Сибири и Дальнего Востока. Государь преклонялся перед величием природы России, внушал любовь к ней Цесаревичу. Он знал Россию и боялся за нее. А мы — знали, любили ли ее?
Недоуменные вопросы…
С XVIII века народ отрывают от государей. До Царя все дальше и дальше. Чиновник и интеллигент присваивают себе права учить издали народ правам и обязанностям. Вводится полная европейского образца опека — но как вводится? Чиновник и интеллигент, попирая быт и дух, тянут народ в разные стороны, и терявший Царя — отца и судью — народ, переставая понимать, чего от него хотят, и не давая себе отчета, что надо делать, поверит посулам общества и — отрывается от тысячелетнего начала царского, и рушится, наконец, не на него, а на окружение. «С Богом за Царя на господ!»
Пройдут годы, и народ сам, без пропаганды будет шептать не о Императоре и монархе, а о Царе-судье, о Царе, творившем по-Божьи, неподкупном, смиренном, но строгом. И если что и жалко будет народу оставить, то идею «советов» как намек на невыполненное начало самоуправления.
Забывается Восток с его страстным, солнечным желанием независимости. Врастая в Европу, мы потеряли свободу, попав в рабство ее ставленникам — социалистам-бюрократам. И в этом — безоговорочно виновно общество.
Достоевский говорит, что для русского заманчиво «право на бесчестие». Смутное время, стрельцы, Разин, Пугачев, убийства царей, обе революции, Временное правительство, предательство Государя, Брестский мир, пытки извергов, дебош, воровство, керенщина, горьковщина, рестораны и большевизм. Все современное кажется позорно, невыносимо и окаянно, и все от каких-то причин: от безволия и лени — этнических свойств.
Но из мрака событий, из кровавой тени и трупного смрада просвечивают и сверкают сказания славного прошлого и лучшего будущего. Прошлого — в лучах то самодержавного, то императорского творчества. Пройдя через все, Россия к 1917 году приближалась царями к высоте могущества и новой победе. А победа эта лежала в руке самодержавного Государя Николая II. Он вел к ней, решив после нее дать желанный покой, самоуправление и кончить земельное устройство.
Общество это понимало и решило ценою России вырвать у Государя эту победу и это величие.
Победа и слава Царя были страшны обществу, рвущемуся к власти над народом. Запад с своей стороны не мог бы допустить победы России, и заговор всей силой своей ударит прежде всего на Государя.
Потеряв Царя, народ потеряет голову и окажется еще более диким и страшным, чем во времена Разина, Тушина [236] и Пугачева. Народ усовестить уже некому.
В чем же синтез русской природы и духа? Неужели, как пишут, мы скифы, неужели только палачи и рабы бесчестия, и народ хаоса, и неужели в нас всегда был проклятый «максимализм души»?
236
Вероятно, имеется в виду самозванец Лжедмитрий II, прозванный в русской истории «Тушинским вором».