Царь нигилистов 2

На этот раз их сопровождал Рихтер.

Они покатались в Екатерининском парке, обогнули пруд, миновали Камеронову галерею и Зубовский флигель.

— Ты ведь в Александровском парке в этом году не был? — спросил Никса.

— Александровский парк? — повторил Саша. — Где это?

— Совсем не помнишь?

— Нет.

— Ну, поехали!

Александровский парк начинался за парадным входом в старый Екатерининский дворец с моста, перекинутого через канал. Мост украшали фигуры двух сидящих по-турецки китайцев и двух китаянок, держащих китайского стиля фонарики с красными подвесками.

Турецкая поза с Китаем не ассоциировалась. Саша смутно припоминал, что стулья в Китае появились чуть не раньше, чем в Европе. Ну, ладно. Это древние китайцы. Или медитируют.

Слева появилось трехэтажное белое здание. Края синей крыши загнуты вверх, на коньках — зеленые дракончики.

— Что это? — спросил Саша.

— Каменная опера, — равнодушно кинул Никса.

— Откуда здесь столько китайщины?

— Прапрабабушка увлекалась.

Прямо из-под колес выпрыгнула белка, так что Никса чуть не упал. Местные белки вообще отличались немеряной наглостью и шныряли, где хотели.

— Ладно, — бросил брат. — Давай Рихтера подождем.

И спешился.

Фигура всадника маячила далеко позади, где-то в районе моста с китайцами.

Место, где они остановились, тоже было китайским мостом, только украшенным не человеческими фигурами, а некими каменными существами с львиными лапами, крыльями, свирепыми мордами непонятной видовой принадлежности и толстым змеиным телом.

— А что это за животные? — поинтересовался Саша.

— Китайские драконы, — сказал Никса. — Это Драконов мост.

— Мне казалось, что китайский дракон — это такая длинная змея с маленькими куриными лапками и без всяких крыльев, — заметил Саша.

— Понимаешь, прапрабабушка очень хотела заполучить настоящего китайского архитектора, но у нее почему-то не вышло, так что пришлось нанимать итальянца Ринальди и нашего Неелова. Но они пользовались какими-то китайскими рисунками. Так возник стиль «шинуазри».

— Откуда в наших льдах?

— От Вольтера, Саш. Как ты знаешь, прапрабабушка с ним переписывалась. Вольтер считал Китай идеальным государством, империей философов.

— Думаю, он многого не знал, — заметил Саша.

То, что Китай, который там, в будущем, считали антиподом Запада, идеализировал упертый либерал Вольтер, было для Саши некоторой неожиданностью.

— Хотя, конечно, первая попытка построить меритократию, — добавил он.

— Что построить? — переспросил Никса.

— Вот, что значит латынь и греческий не учить! — упрекнул Саша.

Брат на минуту задумался.

— Я понял, — наконец, сказал он. — Французского достаточно. «Власть достойных», ведь, да?

— Молодец! — сказал Саша. — В некоторые периоды истории Китай похоже соответствовал идеалу: чего только не изобрели от бумаги до пороха. Но потом система забронзовела и стала тормозить развитие. Если человек способен написать сочинение по древней философии, он, скорее всего, не совсем дурак. Но сама древняя философия за две тысячи лет становится глупостью.

— Что за сочинение? — спросил Никса.

— Ты не знаешь о системе государственных экзаменов в Китае?

— Что-то слышал… кажется.

— Неуч, — сказал Саша. — Впрочем, честно говоря, я тоже небольшой синолог. Чтобы получить государственную должность в древнем Китае надо было сдать экзамен, который в основном сводился к сочинению по древнекитайской философии. Сама идея неплоха, но сейчас бы я высшую математику ввел.

— Ты помнишь Китайскую деревню? — спросил брат.

— Разве я был в Китае? — удивился Саша.

— Нет, — сказал Никса. — Нашу Китайскую деревню.

Саша помотал головой.

— Ну, что ты! — вздохнул Никса. — Там Карамзин писал свою историю. И говорил, что это лучшее место на земле.

— Может быть, — сказал Саша. — Здесь здорово, конечно. Только уединение и покой — не мое. Мне бы в город, в городе жизнь. Я бы хотел, чтобы у меня окна выходили на порт, на рынок или на площадь. Чтобы заходили и уходили корабли, чтобы ругались матросы. Чтобы сновали туда-сюда торговцы, почтальоны и разносчики. Чтобы проносились экипажи, и мальчишки выкрикивали рекламу газет.

— Окна Зимнего дворца выходят на Неву, — сказал Никса. — Летом там, может быть, и так. А зимой только лед на реке и на другом берегу Петропавловская крепость.

— Здесь же совсем рядом Царское село? — спросил Саша.

— До Китайской деревни ближе. Не пожалеешь! Там кто только не бывал! Поехали!

И бросил подоспевшему Рихтеру, уже садясь на велосипед:

— Мы в Китайскую деревню, Оттон Борисович!

Через мост с драконами не поехали. Белка же дорогу перебежала. Не заяц, конечно, но тоже лучше перестраховаться.

Так что сразу повернули налево и поехали по берегу, вокруг каменной оперы, потом миновали еще один китайский мостик, на этот раз кованый, словно кружевной, и раскрашенный в желтый, бирюзовый, алый и оранжевый тона.

Наконец впереди показалась самая настоящая трехэтажная пагода в окружении домиков с загнутыми вверх красными, зелеными и синими крышами, расписанными под рыбью чешую.

Свернули на очередную дорожку и влетели на велосипедах между домиками на площадь вокруг пагоды.

Китайская деревня оказалась местом оживленным.

Возле домиков и пагоды стояло несколько экипажей, дамы в кринолинах беседовали с офицерами.

Женщина в красном сарафане, то ли служанка, то ли кухарка, посмотрела на велогонщиков, как на чертей, вырвавшихся из ада, вскрикнула и закрыла рот рукой.

Дамы отвлеклись от беседы и уставились на велогонщиков не хуже кухарки. Офицеры напряглись, как перед атакой.

Залаяли собаки, заржали лошади. Гнедой конь, запряженный в двухместный ландолет, метнулся к правому домику и потащил за собой экипаж. Резко повернул, дама в повозке закричала. Экипаж опрокинулся на бок, пассажирка упала на мостовую, маленькая шляпка, украшенная маками и маргаритками, сорвалась с головы и покатилась по земле.