Царь нигилистов 6

Верный Митька помог надеть и туго затянул коньки.

Было холодно, вокруг катка возвышались двухметровые сугробы, в воздухе кружился снег, и дворники из татар, шурша и скрипя, расчищали лёд широкими деревянными лопатами, окованными железом по режущей кромке.

Багровое солнце стояло над горизонтом, и иллюминацию ещё не зажгли, зато над катком висели гирлянды из разноцветных флажков и раскрашенной бумаги.

У Таврического дворца стояла соломенная, подготовленная к сожжению Масленица.

Народу было ещё мало, зато раздолье покататься.

Саша встал на ноги и легко заскользил по льду. Молодое без малого пятнадцатилетнее тело совсем не чувствовало собственного веса.

А технику он помнил из двадцать первого века.

В последний раз на «гагах» он катался там в будущем, на катке в Коломенском, когда учил кататься дочку. Или это было ВДНХ?

Так или иначе с техникой и тогда было всё в порядке, так что удалось восхитить Анютиных школьных друзей, и коньки успешно выдержали стокилограммовый вес, а вот мышцам тяжко пришлось, так что приходилось отдыхать после каждого круга.

Сейчас он пролетел, не напрягаясь с десяток кругов подряд. Инновационные коньки были настолько быстрее «снегурок», что посетители воспринимались как неподвижные объекты. Он был осторожен. Ещё не хватало кого-то задеть!

Перед ним расступались. И смотрели во все глаза.

Солнце окончательно скрылось за горизонтом, небо окрасилось алым и погасло, у дворца зажгли жёлтые газовые фонари, а над катком — свечки в разноцветных стеклянных колбочках и плошки с маслом по периметру, а Жуковской всё не было.

Саша подумал, что неверное надо было за ней зайти, но хотелось обкатать изобретение.

Наконец она появилась и села на лавочку.

Саша подлетел к ней, мастерски затормозил, из-под коньков фонтаном брызнула ледяная крошка.

— Александра Васильевна, вам помочь?

— Нет, нет, я сама…

Ему показалось, что она ждёт, когда он уедет.

— Что-то случилось? — спросил он.

Она помотала головой.

— Нет.

Рядом стояла Глаша и доставала из сумки коньки: обыкновенные «снегурки» на ремешках.

— Глаша, вы тоже будете кататься? — поинтересовался Саша.

Служанка переглянулась с госпожой.

— Ваше Императорское Высочество! — вздохнула Жуковская. — У меня подруга попросила ваши коньки, она очень хотела попробовать, и я не смогла отказать.

— Александра Васильевна! Вы только говорите, как есть! Я всех этих изящных реверансов не понимаю. Вы не смогли отказать или с облегчением отделались?

— Есть вещи, которые не для меня, — призналась Жуковская. — Простите!

— Ну, конечно, — кивнул Саша. — Сегодня же Прощёное воскресенье. Куда я денусь!

Опустился на одно колено, оттеснил Глашу и помог Александре Васильевне привязать коньки. Легко поднялся на ноги и подал руку Жуковской. Помог встать и потянул за собой.

— Не так быстро! — взмолилась она.

Он отпустил её руку, улетел вперёд, потом вернулся, сделал пару кругов вокруг неё и улетел снова.

Подожгли Масляницу, солома вспыхнула и почернела, вверх взлетели тысячи искр.

И тогда на катке появился папа под руку с Александрой Долгоруковой. И на ней были те коньки, которые Саша заказывал для Жуковской.

Могла бы хоть сбагрить их кому-то ещё, а не папенькиной любовнице. Или правда не смогла отказать? Да, нет! Стар он уже обманывать себя!

Долгорукова, надо отдать ей должное, держалась на них совсем неплохо. Саша сперва надеялся, что она не обратит внимания на зубчики впереди и споткнётся, но Александрин уже поняла их назначение, изящно развернулась, раскинув руки, и плавно поехала назад под восхищённых взглядом царя.

И Саша понял, почему она.

Александра Васильевна тем временем отъехала к лавочке и опустилась на неё.

Зато рядом возник Никса.

— Сделаешь мне такие же?

— Да, но, боюсь, не успеют до весны. На эти ушло две недели. Как твоя золотуха?

— Перекись помогает. Не сразу, но уже понятно, что да. Не решилась Александра Васильевна?

— Не трави душу! — попросил Саша.

— Ну, что ты хочешь от женщины? Изобретёшь самолёт — попросишь жену испытать?

— Такие женщины бывают, — заметил Саша.

И Саша вспомнил историю Берты Бенц, которая угнала у собственного мужа свежеизобретённую «самодвижущуюся повозку», посадила в неё двух старших сыновей и поехала к маме в соседнюю деревню. За девяносто километров.

Или Клару Форд, которая взяла кувалду и собственноручно разнесла часть забора, когда первый автомобиль её мужа Генри не прошёл в ворота.

— Просто Александра Васильевна для меня недостаточно сумасшедшая, — добавил Саша.

И подумал, что пытаться сделать из Жуковской Берту Бенц — это всё равно, что Джека Лондона из Достоевского. Она и так прекрасна, просто «не она», как написал Лев Толстой в своём дневнике после первой брачной ночи.

И лучше понять это до свадьбы, а не после, учитывая слабую достижимость брака с неравнородной, сложность разводов и ценность репутации в глазах потенциального электората.

Около Жуковской появился шестнадцатилетний князь Володя Барятинский и, украдкой косясь на Сашу, помогал ей развязать коньки.

Никса оценил ситуацию.

— На всякий случай, если ты его вызовешь, он не сможет принять вызов.

— Причем тут он? — усмехнулся Саша. — Дело совсем не в Барятинском. Дело в Жуковской, точнее во мне. А что так рано? Только начали кататься.

— Сегодня бал в честь последнего дня Масленицы. Хотят успеть. Я тоже собираюсь.

Ну, да! Очередной взрослый бал.

— Сейчас большая часть народа разойдётся, — добавил Никса.

— А я ещё покатаюсь, — сказал Саша.

Переполнение лёгких кислородом всегда отлично помогает от депрессии. Было горько. Хотя он знал, что и это пройдёт. Депрессия проходит за трое суток, если она не клиническая. Ну, в крайнем случае, за три месяца. В совсем патологических случаях: за три года.

Он катался почти до полуночи, пока не остался на катке один, и его наконец не вытащил Гогель, с трудом уговорив вернуться домой.