Царь с востока

– Что нового, Христофор Фёдорович?
– Вольский, не приглашённый на совет из-за малого круга его участников, ожидал Рыльского, не ложась спать.
– Долго стоять на позициях ещё будем?

– Уж недолго осталось, Ян Игнатич!
– откашлявшись, прохрипел гусарский полковник.
– Ляхи в Погребище стоят, люд оттуда почти что весь сбёг ишшо в прошлую седьмицу. Эх, запалить надо было...

– Запалить, - протянул Вольский, покачав головой.
– А где им жить потом?

Рыльский не ответил, бросив быстрый недоуменный взгляд на своего товарища.

– Трубецкой приказ дал казачкам - проведать ляхов да осмотреть пути, что сюда ведут...

– Так пускай и пара моих людей с ними отправятся!
– воскликнул Ян, отчего проснулись и стрелки на печи.

– Они уж, верно, ушли, - махнул рукой Христофор.
– А я смекаю, что Чарнецкий к Днепру рвётся, чтобы войско Трубецкого или порубать, или в реку загнать!

– А то! Пусть рвётся, - усмехнулся Вольский.
– А мы тут стоять будем. Ещё чего хорошего было на совете слышно?

– Да! Узнал я добрые вести, что из Москвы пришли, - заговорщицки склонился к Вольскому генерал-бригадир, дыхнув кислым винным перегаром.
– Набольший воевода говорил, будто свеи заедно с нами будут и скоро в пределы польские вторгнутся. Так что...

– Что?
– произнёс Ян с интересом.

– Теперь самое верное время для победы будет!
– возбуждённо заговорил военачальник.
– Коли всё ишшо и с умом сделать!

Так прошло ещё несколько дней, наполненных ожиданием скорого боя. В воздухе витало его предчувствие, неминуемость битвы заставляла снова и снова проводить совместные тренировки гусарии Рыльского и конноартиллеристов Вольского. Христофор словно внял тезису сибирца о силе пушечной стрельбы и её особого влияния на общий ход сражения. Окрестные пространства были объезжены вдоль и поперёк, берега покрывшейся льдом Роси изучены досконально, а местные селяне, особенно юнцы, всегда сбегались поглазеть на упряжки, что тянули пушки на возках.

Посланный на разведку отряд казаков не возвратился ни через оговоренное время, ни неделей позже. А вскоре, когда даже у Вольского, казалось, иссяк воинский пыл и полковника начала одолевать хандра, в расположение бригады прискакал десяток драгун из полка, стоявшего в деревнях в нескольких верстах ниже по течению Роси. Полком тем командовал бывший новгородский воевода Семён Урусов, удалённый от двора новым государем, он и отправил гонцов в ставку Трубецкого с сообщением о нападении на него польских сил.

– Несметно ляхов!
– кричали драгуны, нахлёстывая коней, спеша к городу. Вертелись ржущие кони, вставая на дыбы.
– Семён Андреич помочи требует!

– Ишь ты, требует!
– усмехнулся Рыльский, глядя на восходящее над Росью солнце.
– Верно, передовой отряд его атаковал, а тот и струхнул, привыкши в покое пребывать.

– Эко ты, Христофор Фёдорович!
– воскликнул Вольский, сердце которого снова привычно заколотилось.
– Всё одно сотоварищу помогать надобно!

Для изготовления бригады к движению потребовалось совсем немного времени по меркам самого Рыльского, безмерно гордого отличным состоянием своего войска, пополнившегося несколькими отрядами казаков и пятью ротами рейтар немецкого строя, составлявшими арьергард бригады. Впереди и по флангам колонны двигались казачьи разъезды, охраняя бригаду от неожиданного столкновения с противником на марше. Однако первыми были встречены остатки полка Урусова, отходившие к Белой Церкви - пусть и потрёпанные, со многими ранеными на санях, но сохраняя порядок, с развевающимися штандартами. Князь Урусов также был положен в сани - пуля врага задела ему плечо, нанеся рваную и кровоточащую рану. Вольский немедленно приказал своим медикам обработать рану воеводы.

К Рыльскому подъехал молодой драгунский офицер, командовавший остатками полка. Представившись капитаном Андреем Лиховским, он доложил, что его полк был атакован внезапно, на рассвете.

– Ляхи сбили наши заслоны на берегу Роси...
– пояснял Лиховский, а Рыльский хмурил брови и недовольно качал головой.

Тем временем семитысячный отряд Михала Казимира Радзивилла, шедший впереди основного войска и имевший своей целью подготовить безопасный проход основной армии Чарнецкого до Белой Церкви расположился на кратковременный отдых в трёх близко стоящих деревнях, где ещё недавно квартировали русские драгуны. На следующее утро Радзивиллом был запланирован поход до южного предместья города, где по докладу перебежчиков, находилась часть вражеской артиллерии, а также гусарский полк и некоторое количество казаков. Михал решил, что иного и желать ненужно - заняв предместье и захватив пушки, он наилучшим образом исполнит приказ Чарнецкого. Проведя совещание с высшими офицерами своего войска, Михал, не снимая шубы завалился спать на неказистые крестьянские лавки, составленные одна к другой и застеленные овечьими шкурами. Как сказал изловленный за сараем хозяин дома, ранее на этом ложе почивал русский князь.

– А теперь тут буду почивать я!
– рассмеялся тогда Михал, дал знак жолнежам и те отвесили старому крестьянину хороших пинков, выгнав его за околицу вместе с остальными селянами, из тех, что не ушли с русскими драгунами. Едва воевода растянулся на лавках, как тут же провалился в глубокий сон, тяжёлый и безгрезный. До сего момента за двое суток марша он едва ли на пару часов сомкнул глаза, а потому приказал не тревожить его сон по пустякам.

Но уже вскоре, к вящему негодованию Михала, покой его был нагло потревожен.

– Ясновельможный пан! Пан воевода!
– придерживая шапку у груди, молодой поручик осторожно, но настойчиво пытался разбудить Радзивилла.

– Разрази тебя гром, пся крев...
– пробормотал воевода, бессмысленным взором воспалённых глаз оглядывая светлицу.
– Чего надо, Игнаций?!

– Пане добродзею, русские!
– утерев со лба обильно выступающий пот, выпалил поручик.
– Приближаются с северо-востока! Я только что вернулся с дозора!

– Русские? Неужели им показалось мало?
– усмехнулся Радзивилл, поднявшись таки с лавки и подняв с пола глиняную флягу с остатками разбавленного вина.
– Княжеские драгуны хотят ещё тумаков?

– Это не драгуны, пан воевода!
– поручик указал на слюдяное оконце.
– Это гусария!

– Не смеши меня, Игнаций! Откуда у русских может быть настоящая гусария?
– наставительным тоном проговорил Михал, с сожалением вставая со своего ложа.
– Зови ко мне Иштвана, да побыстрее!