Царь с востока

– Внимание, к первому причалу прибывает пароход 'Ермак'!
– незадолго до длинного свистящего гудка разнёсшегося по-над рекой, раздался голос из установленного у здания речного порта репродуктора, одного из четырёх в Ангарске, который успел сообщить о скорой швартовке корабля. 'Ермак' приветствовали орудийными залпами, развёрнутыми знамёнами, оркестром и почётным караулом кремлёвской роты охраны, набранной из дауров. Среди официальной группы встречающих находились глава архивной службы Руси Сибирской Владимир Кабаржицкий, и начальник ангарского гарнизона Пётр Карпинский, и ректор Ангарского государственного университета профессор Радек, и прочие первоангарцы. Собрались поглазеть на встречу гостей и жители, в том числе и школьники, для которых это стало неплохим развлечением после занятий. В числе первоклашек был и Владимир Романов, за которым присматривал его крёстный - Павел Грауль, с женой Анной Милославской находившийся рядом с непоседой.

Пароход, на корме которого развевалось и хлопало на ветру бело-зелёное полотнище, пришедший из Селенгинска, привёз на своём борту начальника Сунгарийского края, воеводу Игоря Матусевича - крайне редкого гостя в Ангарске. Дело, побудившее его приехать лично, было весьма важным для будущего всей сибирской державы. Вместе с Игорем и его людьми с парохода на причал сошли гости из Пекина - чиновники императорского двора и группа европейцев в маньчжурских одеждах - иезуиты. Присутствие их в составе цинского посольства не вызвало удивления, хотя ещё недавно - в последние годы правления князя Доргоня, регента при малолетнем императоре Фулине, казалось, на европейцев начались гонения. Но в самый разгар войны с остатками империи Мин и отрядами мятежных крестьян Доргонь внезапно скончался. Вместо умного политика, талантливого полководца и волевой личности на троне оказался неопытный юноша-император, находящийся под влиянием высших чиновников. В результате поступательное движение цинских армий на запад и юг Китая приостановилось, и вскоре им пришлось уже обороняться от численно превосходящих их армий Южного Китая. Войска империи Цин, терпя одно поражение за другим, отступали на север, теряя провинцию за провинцией. Кроме того, то и дело вспыхивали мятежи на оккупированных ими землях, стало сложно доверять тем китайцам, которые ранее объявляли о своей лояльности Цин.

В этих сложнейших условиях императорский Двор послал посольство на север, с приказом заключить мир на приемлемых условиях либо перемирие на время войны с мятежниками, если требования северян окажутся слишком обременительными.

Кабаржицкий, на правах исполняющего обязанности начальника службы протокола, приветствовал гостей и проводил их к возкам, которые вскоре доставили посольство в Кремль. Кстати, на Руси посольство обычно везли таким маршрутом, чтобы чужестранцы видели многолюдные населённые пункты, а в Сибири этого делать было не нужно - практически вся жизнь державы кипела по берегам рек - от Сунгари до Ангары. И весь свой путь до столицы посланцы из Цин видели её. Маньчжуры наблюдали двигавшиеся по рекам самоходные корабли, парусники и гребные баркасы, с вооружёнными людьми на борту, приветствовавших их. Видели работу причалов, сунгарийских и албазинских верфей, осматривали с борта канонерки, перевозившей их по Амуру, береговые крепости и многочисленные укрепления, которые были возведены на всём протяжении их пути, и каждый раз посланцы Цин слышали приветственную пушечную пальбу. Когда речной путь кончился и посольству пришлось выбираться на берег, цинские сановники надолго задержались у причального крана, шипящего и пыхтящего паром, гремящего металлическим стуком и лязгом, который с лёгкостью тягал грузы с борта корабля прямо в подъезжающие к нему повозки. На участке пути, что шёл посуху, посольство обгоняло караваны из тяжелогружёных повозок, сопровождаемых вооружёнными людьми, не казавшимися маньчжурам воинами. Навстречу шли такие же караваны, но более людные, нежели двигались с Амура. У Нерчинска, сильно расширившегося за последние годы, была сделана остановка, планировавшаяся на несколько дней. В сам город, на рудники и плавильни гостей, естественно, и не думали пускать, да они и сами не пожелали оного, в первую же ночь услыхав звуки, издаваемые при работах. По настоянию старшего среди членов общества Иисуса, Иоганна Адама Шалля, на следующий день посольство продолжило свой нелёгкий путь. Байкал своим простором и величием ввёл гостей в оторопь, а окончательно добил их 'Орёл', показавшийся над истоком Ангары. Маньчжуры, увидев в небе самолёт, немедленно попадали на палубу, прикрывая головы длинными рукавами своих богато украшенных одеяний. Иезуиты, побледнев, истово молились, не отрывая взглядов от стрекочущего над ними невероятного аппарата, часто осеняя себя крестным знамением. Биплан сделал несколько кругов над 'Ермаком' и, покачав крыльями с нарисованными на них знаками Сокола, ушёл в сторону сопок, после чего сделал над ними разворот и исчез за зеленью тайги. Надо ли говорить о том, что после сего происшествия гости и носа не показывали из выделенных им кают до самого Ангарска?

Наконец, сопровождаемые конными гвардейцами открытые возки покатили по улицам столицы, провожаемые любознательными взглядами жителей. В Кремле для гостей организовали обед, после чего дали время хорошенько отдохнуть в гостевых палатах - отдельно стоящем здании, где ранее квартировало большое семейство Оксеншерна. По просьбе Иоганна Шалля начало переговоров было отложено на три дня, членам посольства требовалось время для согласования предварительных условий мира. Для ангарцев стало сюрпризом то, что иезуиты говорили от имени императора, тогда как представители империи Цин не проронили ни слова за всё время, проведённое ими в Сибирской Руси. По всей видимости, маньчжуры сильно нуждались в членах ордена, раз им были предоставлены такие полномочия. И дело не ограничивалось литьём пушек, составлением гороскопов для императора и высших сановников двора и печатанием карт - искусство их дипломатии и силу знаний решено было обратить против северного властителя, именуемого Соколом, победить которого военным путём никак не удавалось. Большое войско в тех диких землях провести было очень трудно и затратно, к тому же каждый раз воины Сокола бросали в бой "речных драконов", которые уничтожали транспорты с войсками и снаряжением, рассеивали отряды в прибрежных лесах, где на них нападали лесные варвары, отлично вооружённые и защищённые крепкими доспехами. Кроме того, северяне могли атаковать войско и вне реки - обрушить ночью на спящих солдат серные и пороховые бочонки, производящие массовую панику. Однажды принц Доргонь решил использовать против мятежных северян, нарушающих покой границ, небольшие отряды - называя эту тактику "ударами ножа". Это приносило поначалу некоторые результаты, а в один из удачных набегов на даурское селение маньчжуры смогли захватить несколько аркебуз противника. Они произвели сильное впечатление на иезуитов, которым показали это оружие. Братья буквально оцепенели от удивления, после чего пришли в возбуждённое состояние, страстно желая завладеть аркебузами. Доргонь ответил согласием, но в обмен иезуитам нужно было наладить производство этого оружия для империи Цин. Но в итоге у братьев ордена ничего не вышло, и аркебузы пришлось вернуть, а вскоре северный враг стал использовать сходную тактику, и посылаемые на север отряды всё чаще пропадали в лесных дебрях навсегда.

На третьи сутки пребывания цинского посольства в Кремле гости, наконец, покинули свои палаты и были сопровождены в зал переговоров, где их ожидал властитель Сокол. В торце широкого и длинного стола, за который усаживались переговорщики, было устроено возвышение для богато украшенного кресла, куда присел пришедший ранее Соколов. Перед началом церемонии он в который раз с неизменно озабоченным видом пересматривал бумаги Матусевича. Отчёты воеводы подробнейшим образом описывали прежние попытки переговоров с цинскими чиновниками, встречи с коими до сих пор ни к чему конкретному не приводили.

– Надеюсь, сегодня мы начнём составлять настоящий договор, а не трепаться впустую, как прежде!
– подойдя к окну и разглядывая участок кремлёвского парка с прудом, окружённым ивами, произнёс сунгариец.
– А то болтать языками - они большие мастаки.

– На этот, ты говоришь, они молчат, а говорят иезуиты, - заметил Соколов, ёрзая на кресле.
– Не нравится мне этот трон!

– Без трона они просто не поймут твоего статуса, Вячеслав, - ответил Матусевич, добавив:

– Властитель Сибири должен быть выше простых переговорщиков, то есть находиться над ними.

– Едут!
– в отворённую дверь зала вошёл офицер караульной роты, пропуская внутрь дюжину гвардейцев, недвижными фигурами занявших свои посты.

Вскоре в зал вошли восемь маньчжуров - в длинных расшитых богатыми узорами халатах, с квадратной вышивкой на уровне талии, в шапочках одинаковой формы, с круглым навершием из светлого металла. Кисти рук спрятаны в длинные рукава халатов, цепкие взгляды глаз настороженны и внимательны. Следом в зале появились иезуиты - одетые точно так же, как и цинские чиновники. У старшего среди них - Иоганна Шаля фон Белла на буфане вышит аист, что означает его высокое положение при дворе. Неслышно ступают кожаные сапоги с загнутым вверх носом. По представлении властителя Сокола маньчжуры совершают обряд приветствия - распростёршись перед возвышением, они касаются лбом пола. Иезуиты низко кланяются, не повторяя, однако, маньчжурского обряда. Соколову передаются приветственные грамоты от императора, которые принимает Матусевич. Вскоре сопровождаемый гвардейцами Вячеслав покидает зал переговоров, и только тогда поднимаются с пола цинские чиновники. Через некоторое время в помещении появляются остальные ангарцы, участвующие в переговорах, и вскоре все рассаживаются по своим местам. Небольшое замешательство происходит во время представления друг другу переговорщиков - фон Белл изумлён присутствием среди противной стороны графа Оксеншерна и в волнении трёт виски. Старший среди маньчжур, которые сидят на лавочках за спинами иезуитов, тут же наклоняется к Иоганну, и они с минуту общаются шёпотом. Вскоре разочарованный маньчжур хмурится и принимается шептаться со своими коллегами.

– Друг мой, - начал говорить на латыни Аксель, - вы приготовили предварительные вопросы для обсуждения?

– Да, граф... Но, ради Христа, господа нашего... Как вас занесло сюда?!
– подался вперёд фон Белл.

– Думаю, вы не удивитесь, если я спрошу вас о том же самом?
– отвечал Оксеншерна негромким голосом.
– Однако мы можем поговорить о наших с вами путешествиях в другой раз, а сейчас мы должны решить очень важный вопрос для того императора, коему вы изволите служить. Верно?

– Я согласен с вами, граф, - потупил взгляд Иоганн.
– Предлагаю сначала обсудить наименее сложные вопросы.

Наметки по вопросам дальнейших дипломатических сношений, в том числе создания постоянных посольских представительств, не вызвали трудностей, а вот обсуждение обоюдной торговли застопорилось почти сразу же. Поначалу обе стороны сошлись на Нингуте, как на месте, для торговли привлекательном, но определяли этот посёлок лежащим в пределах своих границ.

– Нингута нами захвачена для того, чтобы прекратить походы маньчжур вглубь нашей территории, - заговорил Матусевич.
– Она не может быть возвращена, так как там поднят наш флаг и закончено строительство укреплений.

Маньчжурская сторона принялась совещаться, что затянулось на весьма долгое время.

– Каково ваше предложение по границе между державами?
– наконец, сказал иезуит, переводя взгляд с Оксеншерна на Матусевича.

– Оно здесь, - Аксель перевёл на латынь слова Игоря, который встал из-за стола и прошёл к стене, отодвинув в сторону шторку, что закрывала собой карту, закреплённую на деревянной рамке.
– Вот наш вариант размежевания!

На карте, представлявшей собой схематическое изображение предполагаемой границы между соседями, он сразу узнал очертания береговых линий. Вот Корея, куда вернулся принц Сохён, с которым они общались в Пекине. Иоганн пытался привить понимание основ христианства корейскому принцу, бывшему в заложниках у маньчжур, и, думал он, ему это удалось. Кроме того, принц живо интересовался науками, и Иоганн надеялся, что в недалёком будущем Орден сможет проникнуть и в Корею.