Царь Сиона
Шрифт:
— Стой! Кто идет? — спросил какой-то человек.
Столкнувшись лицом к лицу с воином Анжела, в смертельной тоске, узнала ненавистного фон Вулена который точно вор приближался к ним.
— Гроза и молния! Это ты, Герлах в эту непроглядно-темную ночь? — спросил несколько смущенный беглец.
Фон Вулен ответил совершенно миролюбиво.
— Здравствуйте, Вернер! Я обходил дозором город и спешу теперь на совет к царю. А ты поздненько возвращаешься к твоим воротам. Кто с тобою, плут? Мужчина или женщина?
С этими словами он коснулся покрывала. Анжела отстранилась.
— Женщина! — проговорил фон Вулен не то с удивлением,
— Не смей ее трогать! — сказал Вернер строго.
— Но я хочу, — ответил упрямо фон Вулен.
— Ад и смерть! — Ты не посмеешь, — продолжал Вернер и оттолкнул фон Вулена.
— Как! Я — твой начальник, твой полководец?
— Но — разве ты не дворянин? — спросил Вернер.
— Кто смеет в этом сомневаться, черт возьми?
— Ну, так слушай и молчи как добрый товарищ по оружию! — проговорил Вернер быстро и решительно. Он отвел Вулена немного в сторону и сказал ему несколько слов по доверию.
Анжела ожидала, превратившись в статую, чем все это кончится.
Тогда Герлах расхохотался, как насмешливый критик, и сказал:
— Даю тебе пропуск, Вернер, с твоей душенькой. Но торопись вовремя вернуть ее домой, чтобы там не подняли шума. Я допускаю это оскорбление коронованного козла! Он отнял у меня Анжелу: теперь мне с ней не обвенчаться! Ладно же! Молодец, Вернер, не проспи своего часа и спокойной ночи!
Полковник удалился, а Вернер, ускоряя шаги, сказал, обращаясь к Анжеле:
— Счастье, если мы все обделаем в полчаса. Кто знает, какой дьявол овладеет болтливым языком Вулена.
Невдалеке от ворот, ведущих к валу, крался, как кошка, какой-то человек.
— Все в порядке, господин юнкер, — сказал он с чужеземным выговором. — Я обозначил местность, и мы не должны теперь оставаться ни минуты. Мой бердыш я воткнул в землю возле сторожевой будки — все равно, как бы я сам стоял там. Ночь темна, и голодные стражи спят — с бурчаньем в желудке.
— Идем, Гензель! — ответил Вернер, и они осторожно подняли закутанную Анжелу и перенесли ее через изгородь на валу.
— Я только еще раз обойду укрепление и потом быстро нагоню вас. Побереги пока мне эту женщину как зеницу ока.
С этими словами Вернер пошел опять немного назад, а Анжела при помощи Гензеля спустилась по склону земляной насыпи.
Солдат перенес ее через сырой ров на холм; потом они прошли вдоль ряда натыканных кольев и перебрались через крайние окопы земляных укреплений. Внизу они спустились на землю и стали ждать. Но Вернер не давал о себе знать. Вокруг царила полная тишина. Не слышно было ничьих шагов. Только наверху перекликались часовые. Впереди беглецов, на равнине, расстилавшейся от края рва, иногда слышалось ржанье и топот копыт. Это были немногие лошади, оставшиеся еще у мюнстерцев и ожидавшие на пастбище своей очереди попасть на бойню.
Прошли мучительные четверть часа в глубоком молчании, так как Гензель ни словом не обменялся с женщиной, оставленной на его попечении. Он всматривался в темноту, насторожив уши, и нюхал воздух. Наконец, соскучившись ожидать, он пробормотал про себя:
— Наверное, что-нибудь недоброе случилось с ним. Не знаю, что нам делать?
Анжела умоляюще подняла руки и проговорила:
— Пойдемте скорее дальше, ради Бога пойдемте скорее!
— Положим, это было бы всего благоразумнее; но куда я вас потом
дену? Я не знаю даже, кто вы такая, и не могу ручаться, что вас хорошо там примут.Анжела со вздохом опустила голову.
— Черт побери! Я не намерен подвергать опасности свою жизнь из-за наивности юнкера, оставаясь здесь долее! — бормотал Гензель. — А все-таки мне бы не хотелось оставить здесь женщину одну, без всякой защиты! Кто даст мне совет? Вокруг нас только лягушки квакают, да из города доносится хриплый лай собаки.
Вдруг поблизости плеснуло что-то в воде; через узкий ров переплывало темное тело.
— Что там такое? — проговорил тихо Гензель. — Там кто-то торопится больше нас.
— Гензель, Гензель! — окликнул его голос.
— Это наш господин, — отвечал Гензель себе в бороду и подняв Анжелу на плечи, поспешил вслед за тенью.
— Откуда? Почему так поздно?
— Идем, идем!.. Я счастлив, что еще нашел вас здесь.
Господин и слуга обменялись этими словами и поспешили пробежать последний откос и достигнуть равнины. Там они остановились с бьющимся сердцем. Они находились теперь в так называемом Царстве.
Но и здесь нельзя было долго оставаться. За ними на городских стенах происходило какое-то движение. Пронесся громкий крик, потом снова наступила глубокая тишина.
Беглецы, не заботясь о своем теле, пробирались сквозь колючие кустарники. Мимо них по временам пробегали белые жеребята; летучие мыши шуршали над их головами. Крик на валу снова повторился и пронесся с поста на пост.
Между тем Анжела и ее таинственные друзья находились уже по ту сторону ограды, окружавшей Царство, где начинались земляные окопы осаждавших.
— Левее, левее! — увещевал Гензель и пробрался через ограду в более редком месте. В каменистой земле были следы выбитых ступеней, облегчавших перелезание. Гензель и его спутники уже достигли почти вершины лагерных окопов, когда над стенами города пронесся выстрел из мушкета, и в ответ последовали выстрелы вдоль всей цепи часовых.
Анжела не в силах была двигаться далее. Она опустилась на землю в одном из углублений окопов. Вернер также лег подле нее, между тем как Гензель, ползая стал высматривать лагерь.
В отдалении еще видны были огни, но воины епископа не тревожились. Они не придавали значения шуму на городских стенах как явлению привычному, повторявшемуся каждую ночь.
— Как поздно теперь? — спросил Гензель, оборачиваясь к юнкеру.
— Я думаю, что полночь давно миновала, — ответил тот.
— В таком случае нам лучше всего дождаться здесь утра, — снова заговорил солдат, спускаясь опять ползком вниз. — Правда, у меня есть мой значок и сигнал: платок при мне. Но леший знает, обратят ли еще на это внимание сонные тетери и не угостят ли нас железным горохом, вместо подкрепляющего напитка?
— Я не в силах идти дальше, — прошептала Анжела в ответ на вопрос Вернера, что она думает о предложении спутника.
— Ну, так поспите немного, венец моей жизни, и положитесь на ваших стражей. Хотя я промок и разбит, но моя рука еще тверда, и я храбро буду отстаивать и ограждать счастье, которое я еще недавно сомневался завоевать снова.
Анжела ничего не ответила и тихо лежала, закрывшись покрывалом.
Гензель еще более понизил голос и спросил господина:
— Что же случилось с вами, сударь? Я уже не надеялся вас больше видеть и не знал, что делать с женщиной.