Царь

И вот теперь Государь шел по коридору НИИ ВТ, с легким трепетом предвкушая увидеть плоды пятилетней работы – электромеханическую счетную машинку, собранную на телефонных реле…

– Государь! – Голос Лейбница вырвал Петра из задумчивости. – Государь, все готово для демонстрации.

– Прекрасно, друг мой, – произнес царь, приветственно пожав руку и похлопав по плечу уже немолодого ученого. – Поспешим же. Признаться, мне не терпится посмотреть, что вышло из нашей задумки.

– О! Получилось все просто удивительно! Это… этот прорыв открывает невероятные перспективы и возможности!

– Да, друг мой… – мягко улыбнулся Петр, продолжив слушать восторженные возгласы престарелого ученого.

Так они и дошли до образца, стоявшего в центре небольшого зала, с толпой наблюдателей вокруг.

Что мог сказать Петр, глядя на ЭМСМ «Анна»?

Небольшой деревянный шкаф двухметровой высоты. Причем, надо отдать должное старику, – оформил все толково. Считай, законченный товар. На передней панели небольшая клавиатура с набором цифр от нуля до девяти и несколько функциональных клавиш. А также три электромеханических табло барабанного типа [71] для визуального контроля как обрабатываемых чисел, так и результата. Плюс целая россыпь лампочек-детекторов, позволяющих отслеживать процесс выполнения операций.

71

Имеется в виду просто барабан с поворотными сегментами, на каждом из которых нанесено 10 граней с цифрами от 0 до 9. Каждый сегмент – разряд числа.

Лейбниц бережно взялся за рубильник и подал напряжение на электромеханическую счетную машину. Раз – и все – она готова к работе. После чего его ассистенты принялись производить расчеты по перечню задач, что принес Петр с собой. Специально для проверки работоспособности. Вторую папку, с правильными ответами для сравнения, царь держал в руке до конца эксперимента, дабы соблюсти его чистоту.

ЭМСМ работала не очень быстро, выполняя операцию сложения аж семь секунд. И это было бы очень плохо. Ведь счеты, логарифмические линейки и упрощенные таблицы Брадиса уже активно использовались в России «птенцами гнезда Петрова». Но их преимущество раскрывалось только при работе с малыми числами. Как только речь заходила о пяти-шестизначных выражениях, указанные семь секунд сразу оказывались весьма неплохим результатом. Ведь у ЭМСМ было тридцать два разряда! Двоичных, правда. Но это позволяло работать с огромными по тем временам числами [72] . Особенно это преимущество усиливалось, если речь шла не о единичной операции, а о серьезных расчетах, характерных для статистики и математического моделирования.

72

32 двоичных разряда, они же 32 бита, позволяют выразить максимальное число – 4 294 967295 (4,29 млрд).

Петр стоял и молча смотрел, как ассистенты Лейбница споро нажимают на клавиши, производя расчеты, оперируя шести-семизначными числами с десятичным основанием. Прошло не больше четверти часа, как все было готово…

– Друзья! – произнес Государь, когда обрадованный решительным успехом персонал НИИ немного поостыл. – Сегодня произошло знаменательное событие! Я уверен, что оно войдет в анналы истории. Но… я вас очень прошу – не расслабляться. Эта счетная машина – лишь первый шаг большого пути… – Петр замолчал, обводя немного притихших сотрудников этого небольшого НИИ, практически полностью собравшихся в зале. После чего продолжил заранее подготовленную речь о перспективах развития вычислительной техники и ее высокой роли в жизни людей будущего. В сущности, получилось что-то вроде выступления Остапа Бендера в Нью-Васюках… ну, за тем исключением, что ему не пришлось врать…

Глава 6

21 апреля 1708 года. Бохайское море

Владимир стоял на квартердеке своего флагмана и с нарастающим напряжением наблюдал за фантасмагорией, происходящей в море. Они уже третий раз шли «пошалить» в эти воды и даже набирали иной раз целые караваны «улова» из торговцев. Но сейчас же ему казалось, что китайские корабли сами бегут к нему в руки, сковывая гигантским «хвостом» и удерживая в глубине этого небольшого моря.

– Очень странное поведение, – согласился Федор Матвеевич Апраксин.

– Знаешь… – после нескольких минут тишины. – Поднимай-ка пары в машинах.

– Что? – удивился контр-адмирал.

– И прикажи отпустить пленников.

– Я не понимаю. Зачем?

– Бесплатный сыр, Федор Матвеевич, бывает только в мышеловке. А это значит, что в проливе нас ждет флот Империи. Я не большой мастер морских сражений, но, полагаю, большой хвост из вяло плетущихся джонок будет для нас обузой. Да и вообще – прорваться бы. Там очень узко.

– Право руля! – после нескольких секунд стопора крикнул Апраксин. – Сигнальщики. Делай как я. Разводить пары.

– Не переживайте, – улыбнулся Владимир. – Судя по тем кораблям на горизонте, у нас еще есть время.

– Проклятье! Ведь обвели вокруг пальца, как мальчишку!

– Я думаю, наши враги уже наслышаны о ваших успехах в разгроме японского флота и не хотят повторить его судьбу.

– О да! В проливе их численное преимущество даст им шанс. Черт побери!

– И артиллерия, – напомнил Владимир. – Китайский флот – это не японский флот. Тут много тяжелых артиллерийских кораблей. Пусть у них поганые пушки, но их много. И они вполне смогут прописать нам далеко не один гостинец, если мы подойдем слишком близко.

– Видимо, на то и расчет… – тихо подвел итог Апраксин.

В небо взвились сигнальные ракеты, и уже несколько минут спустя вся эскадра окуталась дымами и вошла в циркуляцию, ложась на курс в Бохайский пролив. Причем необходимость идти вровень с призами пропала, поэтому шхуны добавили парусов и стали разгоняться. Такая быстрая реакция оказалась потому, что призовые команды решили в этот раз не сажать. Капитанов просто предупреждали, что в случае сопротивления утопят, и те покорно пристраивались в кильватер.

Однако, когда корабли, надсадно дымя, подошли к проливу, Владимир зло чертыхнулся, потому что с юго-востока густой гребенкой надвигалась чуть ли не сплошная стена кораблей. Несколько сотен совершенно точно. И, в отличие от японского флота, совсем мелких аналогов галер, считай, что и не было. Больше джонки самого разного фасона. Но все крепенькие такие. Нажористые, так сказать.

– Я бы развернулся, – поежившись, отметил Апраксин.

– И что потом?

– Попробовал бы, маневрируя, прорваться.

– А ты уверен, что они станут за нами бегать? Мне кажется, что самая лучшая тактика для них – занять позиции в проливе, выслать вперед дозоры и ждать. Мы ведь в этой луже вечно сидеть не можем.

– И что? Идти в лоб? Они сомнут нас!

– Скорость! Мы еще успеваем проскользнуть под берегом. Видишь, ветер благоприятствует.

– Это опасно… – покачал головой контр-адмирал.

– Вижу. Но будем надеяться, что наши артиллеристы не подведут. Пускай открывают огонь полузалпами с предельной дистанции.

– Так ведь скорость какая! – возразил Апраксин. – Куда же они попадут при такой тряске? Пустая трата снарядов.

– Корабли противника идут плотно. Шанс попасть неплохой. А нам и осколками осыпать их – уже недурно. Может, где такелаж перебьет – уже хорошо. Кроме того, если повезет, то там может свалка начаться.

– Может, – чуть подумав, согласился Федор Матвеевич и, не отрываясь от зрительной трубы, начал отдавать команды резкими, короткими выкриками. Что выдавало в нем высшую степень напряжения. Хотя с виду Апраксин был спокоен и невозмутим.