Царь

День шел за днем. Все занимались своим делом. Маньчжуры ждали нападения русских. А Евдокимов строил укрепленный лагерь. Практически идиллия. И все бы хорошо, если бы командующий войсками Цин не имел на руках письмо Императора, требующего как можно скорее уничтожить этих варваров. Слишком уж опасным выглядело восстание юга, к которому присоединялось все больше и больше провинций. И там действовали уже не отряды в десять тысяч. Отнюдь. Там сторонники возрождения Мин бегали группами по пятьдесят-семьдесят тысяч голов. Все казалось настолько печально, что даже отряд, посланный вернуть контроль над Нанкином и Шанхаем, был вынужден отступить. Последние войска Пекина на южном направлении нельзя было так бездарно потерять.

И даже более того, Император требовал «поставить под ружье» каждого маньчжура от мала до велика, что только способны сражаться. Ситуация накалялась буквально с каждым днем. Потеря флота и части южных провинций выглядела только началом в предстоящей череде испытаний. Русские отряды, продвигающиеся на больших плоскодонных лодках по Амуру. Несколько конных отрядов, действующие на северо-западе. Успешно, кстати, громящие монголов и угрожающие выйти к Сыньчжоу и верховью Хуанхэ со всеми вытекающими последствиями.

Командующий маньчжурской армии не знал покоя ни днем ни ночью, обдумывая сложившуюся обстановку. А командир корпуса, разбитый на границе, раз за разом рассказывал ему все, что только удалось узнать о действиях русских войск, силе их оружия и тактике. Он и так, и этак прикидывал сценарий сражения, но Евдокимов не спешил выступать, начав неспешную осаду Цицикара. Конечно, он не полностью отрезал город от обеспечения, но наличие столь значительной армии в его пределах делало реку архиважной транспортной магистралью, без которой сто двадцать тысяч не прокормить. Командующий маньчжуров не знал, что в качестве походных запасов продовольствия русские используют сублимированные и консервированные продукты, а также шоколад и сухофрукты. В сущности – эту деталь вообще никто не знал из соседних держав, так как настоящий поход стал первым с новым «стандартом питания». Однако догадывался, что здесь дело нечисто. Ведь в противном случае не мог же генерал Евдокимов занять столь невыгодную в плане своего снабжения позицию. А значит, тут что-то не то. Да и обустраивались русские основательно.

И вот двадцать первого мая, получив очередное письмо от Императора с требованием не затягивать, командующий не выдержал…

Маньчжуры атаковали сразу с нескольких сторон, дабы русские не смогли концентрировать огонь по какой-либо из групп. Даже по реке плоты пустили с пехотой. Благо, что столь чудовищное численное превосходство позволяло такие маневры.

Евдокимов, как увидел разом полезших со всех сторон противников, так и обомлел, потеряв дар речи. Слишком все произошло буднично. А особенности местности мешали оценить действительное число наступающих. Казалось, что они везде. То тут лезет группа, то там.

– Полковник, – зычно гаркнул Меньшиков, обращаясь к начальнику штаба. – Огонь по готовности.

– Есть, – козырнул тот, лишь искоса взглянув на генерала, все еще озиравшегося с выпученными глазами.

– Не дури, – зло бросил Евдокимову граф Александр Данилыч, прописав увесистую оплеуху.

Афанасий Петрович от неожиданности вспыхнул, едва не накатив в ответ, но спохватился и сразу же включился в работу. Не до сантиментов.

Минометы, картечницы, карабины, револьверы – все пошло в дело. Даже местами штыками и шашками отмахивались, ибо не получалось фокусировать огонь и кое-кто из противников прорывался к редутам. Однако такое обстоятельство сыграло злую шутку больше с самими маньчжурами. Если бы всей толпой ломанулись с одного направления, то, получив свою порцию «маминых люлей и отцовских лещей», развернулись бы и отступили. А тут – разрозненные группы не были так подвластны эффекту толпы и мало понимали, что происходит на некотором удалении. Дым взрывов, неровности местности, высокая трава и прочее очень способствовали своеобразной изоляции групп. Что приводило к более напористому наступлению, ибо, осознавая колоссальное численное превосходство, каждый командир отдельного отряда считал, что если не тут, то вон там или там его соратники уже ворвались. И нужно лишь поднапрячься, чтобы эта ужасная бойня прекратилась. Возможно, командующий Цин на это и рассчитывал, сделав вывод из чудовищного разгрома на границе. И, вероятно, все у него бы получилось… если б хватило войск. Слишком уж губителен оказался минометный и стрелковый огонь по открыто расположенной живой силе. Особенно на дистанциях до трехсот-четырехсот метров, да еще и в плотных построениях.

Волна за волной, группами от роты до батальона с разных направлений маньчжуры стремились приблизиться к редутам. А метров с пятидесяти еще и открывая ответный огонь – где стрелами из луков, где редкими залпами аркебузиров, которые таки у них все же были. Пусть и немногочисленные. Артиллерийские корректировщики и штаб дивизии буквально падали с ног от напряженной работы, управляя минометными батареями, дабы оперативно подавлять то тут, то там замеченные отряды. Батареи картечниц же, напротив, стреляли самостоятельно, контролируя заранее нарезанные и распределенные сектора.

Весь день продолжались атаки, совершенно измотавшие бойцов. Полчаса-час – это максимальный перерыв, который маньчжуры давали русским. А потом снова. Причем разом со всех сторон. И лишь когда солнечный диск коснулся земли на западе, наступила тишина. Ну… как тишина. Просто прекратили стрелять, что после постоянных выстрелов и взрывов в течение дня казалось чем-то невероятным. Почти божественным.

– Как думаешь, – обратился к Меньшикову Евдокимов, – завтра продолжат?

– А черт их знает! – ответил тот, баюкая руку, в которую угодила шальная стрела, выпущенная, видимо, наугад. – Они весь день рвались сюда…

– Думаешь, отступят из-за больших потерь?

– На начальной стадии битвы под Брестом войска Лещинского тоже весь день атаковали. Но там у нас было поплоше оружие. Да и у них артиллерия имелась… А тут… Нет, не знаю. Непонятно, сколько мы положили. Иногда мне казалось, что уже несколько сот тысяч…

– Ваша милость, – козырнул жутко уставший начальник штаба дивизии, – подсчитали боеприпасы.

– Ну наконец-то. Сколько осталось?

– К «Ели» и «Кедру» часа на три боя мин осталось. К «Пихте» часов на шесть.

– А патроны?

– Еще хуже. Порядка пятидесяти на ствол. Это без учета расхода картечниц, которые жрут их, словно безумные. Как вы понимаете…

– Приплыли… – тихо выдохнул, сев на раскладной походный стул, граф. – С такими запасами минут через десять пехота останется только с холодным оружием.

– А что с людьми?

– Тысяча двести пять ранено, из них триста восемь серьезно. Четыреста двенадцать – убито. Но из тяжелораненых многие до утра не доживут. Сильные кровотечения. Да еще и грязи много в ранах. Дивизионный медик говорит о том, что если полсотни встретит рассвет – уже хорошо. На ноги вообще никого из них не обещает поставить в этих условиях.

– Хреново, – хмыкнул граф. – Получается, у нас без малого тысячу безвозвратно выбили.

– Получается так, – согласился полковник. – Плюс еще кто-то из средних и легких умрет от заражения крови. Слишком много грязи в ранах.

– А сколько мы выбили у маньчжуров, оценить можете? – поинтересовался Евдокимов.

– Никак нет. Даже порядки. Полагаю, что слово «много» вас не устроит.

– Верно полагаешь, – усмехнулся Меньшиков. – Так и мы считать горазды.

– Кроме того, нужно утра дождаться. Слышите – все поле стонет. Это раненые, что не смогли на своих двоих уйти с поля боя. Сколько их доживет до утра, я не знаю. Но им, в отличие от наших раненых, никто медицинской помощи не оказывает. А грязь там не хуже. Да и кровотечения.

– А к нам не полезут?

– Я усилил посты. Приказал добивать.

– Хорошо. Не до них сейчас… Ступай. Хотя бы часик вздремни. Досталось тебе, – по-отечески мягко произнес Евдокимов.

– Но дела не требуют отлагательства.

– Если завтра будет новый бой, то ты будешь нужен со свежей головой и на ногах много больше меня. Я так, – махнул Евдокимов рукой, – знамя. Ступай. Поспи. Это приказ. И ты, Александр Данилыч, отправляйся в палатку. Царапина – оно царапина. Но все одно крови много потерял. А тут уж я посижу…