Цареубийца. Маузер Ермакова
Шрифт:
Ермаков всячески подчеркивал, что Тобольский Совет «бездействовал», проявлял «пассивность и нерешительность», не заключил Романовых в тюрьму, им «все разрешалось». Комиссар Временного правительства Панкратов, по его утверждению, проявлял к Романовым «ненужную заботливость и предупредительность», «услужливость», уполномоченный ВЦИК Яковлев «был весьма любезен с Романовыми, «пускался в рассуждения», «развлекал» их своими разговорами. Проявление обыкновенного человеческого внимания, попытки хоть в какой-то мере облегчить участь арестованного царя и членов его семьи, элементарная вежливость по отношению к ним расцениваются Ермаковым как предательство и измена.
Бросается в глаза и явная тенденциозность автора, его безоговорочное следование официальной версии событий. Он много пишет о «многочисленных заговорах» контрреволюционеров, якобы собиравшихся освободить Романовых, о попытках царя вести из Ипатьевского дома переписку с верными ему контрреволюционерами на воле. (Теперь стало известно, что эта переписка с провокационными целями была организована ВЧК, а письма к царской
378
Сведения неверны, так эти письма под диктовку П.Л. Войкова писал член Коллегии Уральской областной ЧК П.П. Родзинский.
Вместе с тем воспоминания Ермакова сообщают о ряде новых фактов, связанных с расстрелом Романовых, которые до сих пор не были известны историкам или остались незамеченными.
Из воспоминаний Ермакова следует, что Уралсовет, начиная с февраля 1918 г., последовательно и настойчиво осуществлял свою «революционную инициативу», направленную на переезд Романовых в Екатеринбург и их уничтожение. Ссылаясь на то, что «политическая обстановка в Тобольске вызывала у рабочих масс Урала и Сибири подозрение и опасение в надежности охраны Романовых», Екатеринбургский и Омский Советы «предписали» Тобольскому Совету заключить Романовых в тюрьму, но Тобольский Совет не выполнил их «предписанного наряда».
В начале марта 1918 г. президиум Уралсовета постановил обратиться во ВЦИК с предложением о переводе Романовых в Екатеринбург и, не дожидаясь ответа Центра, послал в Тобольск вооруженные отряды, которые должны были выяснить положение на месте и принять предварительные меры для вывоза Царской семьи, но это не удалось сделать ввиду сопротивления солдатского комитета караула, отказавшегося выдать им Романовых. Когда же в Тобольск прибыл уполномоченный ВЦИК В. Яковлев (Мячин), которому было поручено вывезти Царскую семью, уральцами, по заявлению Ермакова, «было постановлено – в случае необходимости произвести нападение на его отряд с целью отбить Романовых».
Как известно, Уралсовету удалось, с согласия Я.М. Свердлова, но вопреки имевшемуся у Яковлева предписанию ВЦИК перевезти Романовых в Москву, доставить их в Екатеринбург, где они были сданы Яковлевым под расписку Уралсовету. Нежелание Яковлева подчиниться распоряжению Уралсовета о перевозе Романовых в Екатеринбург Ермаков объясняет тем, что он, «зная, что Романовых на Урале ждет расстрел, решил спасти их».
Весьма интересно сообщение Ермакова, что во время состоявшейся в Екатеринбурге 25 апреля 1918 г. Четвертой областной партийной конференции было проведено частное совещание, на котором «большинство делегатов с мест высказалось за необходимость скорейшего расстрела Романовых, чтобы в будущем предупредить все попытки к освобождению бывшего царя и кто думал восстановить монархию».
Эти факты, сообщенные Ермаковым и, по-видимому, соответствующие действительности, окончательно опровергают версию о «вынужденном расстреле» Романовых в ночь с 16 на 17 июля 1918 г. якобы «ввиду приближения контрреволюционных банд к красной столице Урала».
Воспоминания П. Ермакова позволяют проследить, каким образом и по чьей инициативе было принято решение о казни. Он пишет: «На требование Екатеринбургского областного Совета [379] перед Центром о расстреле Николая было дано согласие за подписью Свердлова, но о семье, я помню, не говорилось ни звука». И дальше: «Екатеринбургский исполком принял постановление расстрелять Николая, но почему-то в постановлении не говорилось о семье, о их расстреле…» В то же время были с царем казнены его жена, дети, приближенные. Если верить Ермакову, то выходит, руководство акцией осуществлялось из Москвы?
379
Такого органа власти никогда не существовало. Вероятнее всего, Ермаков имеет в виду Уральский областной совет.
В последнее время в нашей печати опубликованы воспоминания Л.Д. Троцкого, в которых также подтверждается эта версия. Когда Троцкий прибыл с фронта в Москву после падения Екатеринбурга, он спросил Свердлова, кто принял решение расстрелять всех членов Царской семьи. Свердлов ответил: «Мы решили это здесь… Ильич считал, что нельзя оставлять нам им живого знамени, особенно в наших трудных условиях». (Родина. 1989. № 5, с. 89). В 1930-е годы Ермаков, выступая перед пионерами, тоже говорил, что «основанием для расстрела было личное распоряжение Ленина» («Огонек. 1990, № 22, с. 26).
Далее Ермаков вспоминает: «…когда позвали меня, то мне сказали: “На твою долю выпало счастье – расстрелять и схоронить так, чтобы никто и никогда их трупы не нашел, под личную твою ответственность. Сказали, что мы доверяем тебе как старому революционеру. Поручение я принял и сказал, что будет выполнено точно, подготовил то место, куда везти и как скрыть, учитывая все обстоятельства важности политического момента. Когда я доложил Белобородову (Белобородов – в то время председатель президиума Уральского областного Совета рабочих и солдатских депутатов [380] . – Д.Б., Д.Г. ),
что могу выполнить, то он сказал: сделай так, как нужно было».380
Должность А.Е. Белобородова названа неправильно. В июле 1918 г. он занимал выборный пост председателя Президиума Исполкома Уральского областного совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов.
Обратим внимание: Ермаков дважды подчеркивает, что расстрел Царской семьи постановлением не предусматривался. Лишь из уст Белобородова услышал: «Это мы решили» [381] .
Впрочем, насколько правдоподобны эти строки воспоминаний, судить трудно. Ведь и по сей день у исследователей нет доказательств того, что сначала Центр дал согласие на расстрел («за подписью Свердлова»), а после этого принято решение Уралсоветом. Юровский в своей записке утверждает, что «ему было поручено только привести в исполнение приговор», а «удаление трупов и перевозка лежала на обязанности тов. Ермакова». Встает вопрос: почему Юровский в таком случае лично принимает участие в захоронении? Сам он объясняет это так: «Решил проверить сам всю операцию до конца потому, что опоздание автомобиля внушило коменданту сомнения в аккуратности Ермакова».
381
Видимо, Д.В. Боровиков и Д.В. Гаврилов имеют в виду приведенную в настоящей статье цитату из дневника Л.Д. Троцкого за 9 апреля 1935 г., начало которой в первоисточнике выглядит следующим образом: «Мы здесь решали. Ильич считал.»
Более правдоподобным представляется соображение И. Непеина: «17 июля ночью трупы вывезли и бросили в открытую шахту. Когда утром узнал Голощекин (Уральский военный комиссар [382] . – Д.Б., Д.Г. ), он пришел в страшную ярость: задача оказалась невыполненной, так как трупы захоронены, но не уничтожены и могли стать добычей подходивших белогвардейцев». Тогда и началась «беготня за бензином, серной кислотой и спиртом». Значит, вовсе не сомнения в аккуратности Ермакова заставили Юровского участвовать в захоронении. Причина – негодование Голощекина, который осуществлял пристальный контроль за «акцией».
382
Должность Ф.И. Голощекина названа неправильно. В июле 1918 г. Голощекин занимал должность уральского областного военного комиссара, совмещая таковую с должностью секретаря Уральского областного комитета РКП(б).
О роли Голощекина свидетельствуют такие строки из воспоминаний Ермакова: «Получил постановление 16 июля в 8 часов вечера, сам прибыл с двумя товарищами – Медведевым и латышом, который служил в моем отряде в карательном отделе». (На основании известных фактов можно предположить: те семь латышей, которые вошли в угловую комнату нижнего этажа вместе с Юровским, его помощником Никулиным и двумя чекистами, состояли в карательном отряде Ермакова [383] . В то время австрийские и немецкие военнопленные («латыши»), признавшие Советскую власть, набирались в ЧК. Из их числа были и караульные на постах [384] .) Надо отметить, что в доме Ипатьева «латыши» появились за тринадцать дней до трагедии [385] . Появление «латышей» на постах совпало с поездкой Голощекина в Москву, где он встречался с Я.М. Свердловым и В.И. Лениным [386] . Случайное ли это совпадение?
383
Как известно, Ермаков в июле 1918 г. занимал должность военного комиссара 4-го района Красной гвардии Екатеринбурга. А посему в его подчинении просто не могло быть никакого «карательного отдела», функции которого в то время выполняла Уральская областная ЧК, в структуре которой имелся Отдел по борьбе с контрреволюцией.
384
В составе лиц внутренней охраны Дома особого назначения не было никаких австрийцев и немцев. А их численный состав в 10 человек представляли собой пять человек русских (А.Е. Кабанов, В.Н. Нетребин, Черняк + двое доподлинно неустановленных лиц), четыре этнических латыша (Е.А. Каяке, Я.М. Цалмс, Я.М. Сникерс, Ф.Е. Индриксон) и один венгр - А. Верхаш. Единственным же австрийским военнопленным, проживавшим в ДОН, был Р. Лахер, который, состоя при обоих комендантах в качестве «соглядатая-переводчика», совмещал таковое свое назначение с обязанностями денщика.
385
Так называемые «латыши» появились в доме Ипатьева не в день вступления Я.М. Юровского в должность коменданта (4.7.1918), а днями позже.
386
Ф.И. Голощекин убыл в Москву в качестве делегата V Всероссийского съезда Советов, на котором должен был рассматриваться вопрос о дальнейшей судьбе экс-Императора и проведение над ним суда. Посему он не только встречался с Я.М. Свердловым, но и жил у него на кремлевской квартире.