Царёв город

Илейка князю Ноготкову понравился сразу. Другой- на его месте полез бы в начальники (как-никак, а вон какую ватагу привел), а этот сразу попросился в свою кузню.

— Только, Иван Андреич, помог бы ты мне?

— Говори.

— Осталась у мурзы в залоге дочь моя Настя с ребятенком. Как бы ее выручить?

— Далеко ли?

— Стережет ее, я полагаю, Ярандай. Он обещал мне ее в обиду не давать. Однако теперь я мурзу шибко подвел и боюсь...

— Я бы тебе помог, атаман, но силой тут, пожалуй, ничего не сделаешь. Поклонись-ка ты Топкаю. Он чего-нибудь толковее меня присоветует. Подумайте, и если что-то от меня понадобится — приходи.

Илейка вышел в город и Топкаева илема не узнал. Да его и не было. Стены храма были уже заложены, на отшибе за косогором был поставлен сарай для выделывания кирпича. Уже сушились глинобитные брусочки, уже дымилась калильная печь. Ноготков вел стройку железной рукой. В городе и вокруг трудилось около пяти тысяч человек, но не было никакой суеты и толчеи. Одни рубили и подвозили лес, другие ладили срубы. На стены бревна шли крупные и сырые, а помельче годились на избы. Срубы-клетки выстраивались в ряд на бугре для сушки. Уже построены над каменными кладями башни, тесались балки для ворот, готовилась дрань для крыши. Из сухостойных и смолистых сосен рубились воеводская изба и жилье для протопопа. Бревна клались на мох. К крещению, глядишь, и новоселье воеводе можно будет справить. Уже маячили над землей наугольные башни, из трех ворот сделаны двое, на башнях достраивались шалаши для несводного карау ла. Стены возведены все, сейчас к ним пристраивались бревноты для стояния стрельцам.

Крепость была, считай, построена, и можно было все силы бросать на жилые городские строения.

Выручать Настю отозвались сразу трое; Андрейка, Айвика и Дениска. Весь вечер спорили: молодая троица настаивала — Настю надо выкрасть, а для этого чем меньше будет людей, тем лучше. Топкай возражал. Узнать, где прячут Настю, может Айвика, но выкрасть двое парней не смогут. Если и смогут, их догонят, убьют. Ярандай хитер, а мурза жесток. Илья предлагал просить у воеводы десятка полтора конников. Сошлись на совете отца Иоахима — послать троих, но только на разведку. Пусть все выведают и Айвику шлют обратно. А там можно будет что-то и придумать. Но утром выяснилось, что весь спор был бесплодным. На передовой дозор, что стоял на песчаной косе, нарвался ногаец. Увидев двух стрельцов в секрете, он бросил в снежный сумет большой узел и поскакал обратно. Стрелец успел взять его на прицел и трахнул из пищали. Лошадь под ногайцем рухнула, его поймали и привели к князю Ноготкову. Развернули узел — там лежала еле живая Настёнка. Ногаец долго не ломался и рассказал, что Ярандай продал мурзе свои владения и с деньгами куда-то скрылся. Аталык уехал в сторону Казани и взял с собой Настю, а в Ярандаевом илеме теперь хозяин Аббас и джигиты, которые остались с ним, ловят по лесам девок, чтобы жениться.

Настёнку передали Палаге. Теперь в Ярандаев илем ехать было незачем. Андрейка настаивал, чтобы его отпустили в Казань. Илья загрустил шибко — найти в Казани мурзу трудно, да и в Казань ли он уехал? Искать девушку в таком большом городе — это все равно, что искать иголку в стоге сена. Поэтому пришлось снова идти за советом к воеводе. Поручили это отцу Иоахиму.

В середине декабря в новый город приехал воевода князь Александр Михайлович Нагой, чтобы сменить Григория Вельского и Петра Шеховского. Он привез царский указ, который узаконивал Царевгород на Кокшаге. В указе было сказано:

«Лета 7093-го, ноября в первый день государь царь и великий князь всея Русии Федор Иванович указал послати в Новый царев город с нарядом и с запасы на три полка. А как воеводы запасы и наряд провезут, и быть в Цареве-городе воеводам Ивану Ноготкову да Александру Михайловичу сыну Нагого. В городничих быть Звяге Воейкову, а князя Петра Шеховского да князя Григория Вельского велено отпустить. А князю Ивану Гагину итти в Казань...»

Ноготков, получив приказ, выбрал из передового и сторожевого полков лучших стрельцов, довел гарнизон до тысячи бойцов, остальных отпустил с князьями. Шеховской

ушел на Москву, Вельский — на Тулу. Гагин стал собираться в Казань. И тут к нему постучались Ешка и Айвика. Было это в воеводской избе, князь Иван Васильевич зашел как раз проститься с воеводой Ноготковым.

— А, девка храбрая! — воскликнул Гагин. — Проститься пришла?

— Пришла. Я думала, ты забыл меня.

— Как можно? Один бог знает, где был бы я и мой полк, если бы не ты.

— Помнишь, ты мне рубль обещал?

— Как не помнить. Вот он, — князь полез в карман.

— По карманам не шарь, у меня теперь рубли свои есть. Я другое хочу просить — возьми меня в Казань.

— Большой город поглядеть захотела?

— У меня подружку мурза украл, Настьку. Думаю, в Казань увез. Искать ее буду.

— Одна?

— Зачем одна? Андрейка со мной пойдет.

— Какой Андрейка?

— Настя—дочка кузнеца,—сказал Ешка, — а Андрюш- * ка ейный жених. Я тоже к просьбе Айвики присоединяюсь. Княже, не откажи.

— У меня перед вами обоими долг большой, однако, в Казани вы девку не найдете, — сказал Гагин. — Там же князь Куракин в воеводах сидит, три полка воев при нем. Разве мурза в те края посмеет сунуться?

— А ему более соваться некуда,—заметил Ноготков.— Теперь на ногайской стороне — Мурат с Саадетом, они ему сразу голову оторвут. На Вятке ему делать нечего. А середь казанских мурз у него дружков, я чаю, немало найдется — спрячут. Благо уехал он туда налегке.

— Надо бы князю Куракину о сем донести.

— Я уж позаботился. Да и ты, приедешь когда, позаботься.

— Добро, собирайтесь.

— А тебя, Иван Андреич, я попросил бы взять того Андрюшку в подьячие, — Ешка обратился к воеводе. — Парень грамотен зело; а у нас письменных людей в городе нехватка.

— Он, я чаю, худороден больно, —‘заметил Ноготков.

— Не скажи. Отец его дьяком приказа был при покойном государе и во Свияжеском городе умре. И если в Казань парня брать, то ему там подьячим будет гораздо способнее.

— Как отца звали?

— Не помнит он. Дитем малым остался,

—. Звяга, припиши его к приказной избе. Жалованье положь, одёжу выдай.

— Как его по прозвшцу~то писать? — спросил Воейков.

— Я думаю, он этого не помнит. Пиши — Царегород-цев. Бумагу дай, что отпущен в Казань по делу с князем Г агиным-Великим.

— Добре, князь, сделаю. Нам толковые парни нужны.

На следующее утро подьячий Царегородцев Андрюшка

и Айвика выступили с князем Гагиным в Казань.

IV

Данила Сабуров из Москвы — прямым ходом на Кок-шагу. Чем ближе он подъезжал к новому городу, тем шибче разгорался его аппетит. Теперь уж не об одном кузнеце он думал, а о всей ватаге. Ведь умеючи можно не только схватить Илью и получить за его поимку награду, но и повязать всех беглых ватажников, увезти их в свое именье и сделать своими крепостными. Душ триста, если не более, — шутка сказать. Богатство!

Ноготков принял его радушно. Город, почитай, достроен, возведены последние ворота — главные, на всем валу положены поперек дубовые зубцы — заостренные карнизы, сверху зубцов поставлены земляные бои, выложены дерном с проемами для пушек. У главных ворот сделаны заха-бы — дополнительные валы, окружающие ворота, а в самих воротах поставлены черсы — железные опускаемые решетки. В крепости успели сделать погреб для зелейной и свинцовой казны и житницы для хлебных запасов. Возведена приказная изба, где горница с комнатою, к комнате прирублена казенка, перед ними сени, в сенях — чулан на жилых подклетях. Все это покрыто тесом. Простые дома тоже красиво крылись драницею, лубьем, а иногда камышовым тростником. Все это сделали бывшие ватажники. Они, обретя постоянное место и работу, трудились, не требуя роздыху, а их атаман не вылезал из кузни, выковывал черсы, которыми так гордился воевода.