Царская монетка, или сюрприз для бабушки

Мы оглянулись – бабушка шла к речке с кофтой в руках:

– Уже вечереет, прохладно – пойдёмте лучше на турбазу.

Мы как держались за руки, так и пошли, вместе перепрыгивая через кочки и огромные корни деревьев – я даже вёсла в лодке забыл. Когда стемнело, сторож зашёл к нам в домик и спросил, где ключи и вёсла. Пришлось бежать на лодочную станцию. Возвращался назад – проходил мимо Няшиных окон и услышал их с бабушкой разговор:

– Ты, Няша, прямо как сорока трещишь, кавалеру слова не даёшь вставить. Надо поменьше говорить и побольше слушать.

– Что ты, бабушка, Дюша меня слушает с охотой, и сам рассказывает много, я его тоже слушаю охотно.

– А ты ему нравишься – видела, как он на тебя всё время смотрит; да и влияешь ты на него положительно: обычно он, как ракета, по турбазе носится, а с тобой часами у качелей стоит паинькой. Тебе он нравится?

– Нравится. Он хороший, добрый, цветы мне дарит…

Я покраснел и пошёл в домик сторожа – какое-то радостное чувство бродило в моей голове и груди.

На следующий день Няша с бабушкой не пришли на завтрак. Их окно было закрыто и занавешено. Я начал волноваться, но мама сказала, что они на зорьке ушли за ягодами в лес. Выдохнул с облегчением, но до обеда совсем ничего не хотел делать: всё бегал к воротам посмотреть, не идёт ли Няша. На обеде они появились с опозданием – пришлось долго ждать, чтобы проводить их до домика. И только когда Няша дала мне свою руку, и мы весело побежали по дорожке, я окончательно успокоился.

Вечером Няша с бабушкой пошли в деревню за молоком, я пошёл с ними. Всю дорогу мы держались за руки, пели песни, подбирали шишки и бросали на меткость. Няша ни разу не сказала мне, что я «мазила», а я вообще всё время говорил, что она «именно туда и целилась».

После ужина бабушка варила земляничное варенье, а мы пробовали пенки, смеялись и рисовали цветными карандашами разные весёлые картинки, на которых мы с Няшей то плавали верхом на окуне, то летели на большой землянике на Луну.

Перед сном мама читала про Незнайку и других малышей и малышек, а я всё думал: на кого из малышек всех больше похожа моя знакомая; на Синеглазку, на Снежинку, на Медуницу, Белочку, Заиньку или Стрекозу, и решил, что всё самое лучшее, что есть в этих малышках, есть в Няше. Я закрывал глаза, засыпал, и передо мной была только Няша.

Так прошла неделя, а потом за Няшей неожиданно приехала мама, и они вместе с бабушкой, засобирались в город. Няшиного папу пригласили работать в серьёзный институт в Подмосковье, и вся семья должна была туда переехать. Конечно, бабушка оставалась в Горьком, и Няша обещала мне, что будет приезжать к бабушке на лето. И сюда, на турбазу, тоже будет приезжать…

Я провожал Няшу до автобуса. Потом долго стоял у дороги, и только когда осела дорожная пыль, заметил, что слёзы текут из глаз рекой.

На турбазу вернулся в сумерках. Меня уже собирались искать. До конца смены всё свободное от походов в лес и в столовую время проводил на берегу с удочкой. Мама удивлялась: почему прихожу без рыбы, а я всю рыбу отпускал обратно в речку.

Смена закончилась, и меня отправили на дачу с каким-то детским садом, потом отправили к бабушке, а потом я пошёл в школу.

Однажды зимой мама сказала, что Няшина бабушка вышла на пенсию и переехала в Подмосковье. Так с Няшей мы больше и не виделись.

Учителя

В июле на турбазе детей моего возраста было немного: я и Федя из соседнего домика. Он жил с бабушкой, Ольгой Петровной, которая преподавала в университете и была очень бойкой старушкой. Она с удовольствием гоняла со мной мяч, а Федя сидел на веранде и читал книжки.

– Ты бы и моего Федюню к футболу приобщил, – сказала однажды Ольга Петровна, – а то со мной он играть не хочет. Стесняется, наверное.

– А давайте, – согласился я и пошёл к их домику.

Федюня, щупленький мальчик в очках, чуть младше меня, сидел на стульчике с книжкой в руках.

– Жюль Верн? – спросил я.

– Граф Монтекристо, – ответил Федюня.

– Ну, тоже ничего – пойдём в футбол погоняем.

Иногда бывает, что люди понимают друг друга с полуслова и даже полумысли – и тогда общение получается очень лёгким. С Федей был именно такой случай. Он отложил книжку и сказал:

– Пойдём, только я не умею.

– Я научу.

А учить было много чему: Федя по неизвестной мне причине бегал «иноходью», это когда левая нога идёт вперёд, и левая рука идёт вперёд, и с правой ногой и рукой то же самое. По мячику он не всегда попадал, а если попадал, то сгибался крючком и имел очень смешной вид.

Сначала я решил исправить Феде «походку», и мы занялись самой настоящей армейской строевой подготовкой. Я показывал Феде, как ходить строевым шагом, как правильно движутся руки и ноги, но у Феди и строевой шаг получался «иноходью». Ближе к обеду Федя спросил:

– А как же футбол?

– Сначала надо научиться правильно бегать, – сказал я, оставаясь непреклонным, и после обеда до ужина мы продолжали заниматься маршированием. После ужина Федя вцепился в книжку и решительно отказался продолжать занятия. Ольга Петровна шепнула мне на ухо:

– За один день, наскоком, ничему научиться не получится: надо понемножку, постепенно и каждый день, а главное – чтобы в охотку… понимаешь?

Мне показалось, что я всё понял:

– Федя! Пойдём просто мячик попинаем, – крикнул я и показал Феде мячик.

Федя недоверчиво посмотрел на меня, на бабушку, отложил книжку и пошёл на улицу. Я старался Феде не мешать и после каждого непопадания по мячу подбадривал его, а после каждого попадания – хвалил. Федя увлёкся и стал чаще попадать по мячу. Но при каждом ударе он по-прежнему скрючивался, и я решил утром заняться этой проблемой.

После завтрака нашёл ровную гладкую палку и сказал Феде:

– Ты при ударе сгибаешься и становишься похожим на рыболовный крючок. Это смешно и неудобно. Сейчас я привяжу к тебе палку, и ты перестанешь сгибаться. Понял?

– Понял, – сказал Федя, и я привязал палку к его правой ноге выше колена и к туловищу.

Федя выпрямился, но при ударе стал вместе с палкой сильно отклоняться назад.

– Не маши ногой так сильно, – кричал я ему, – просто почувствуй, что при ударе можно не скрючиваться.

Федя старался, и у него даже начало получаться, но, когда я отвязал палку, скрючивание заявило о себе снова. Я перестал наседать на Федю, и к концу второго дня тренировок он с удовольствием носился «иноходью» по главной улице турбазы, поднимая клубы песочной пыли, часто пролетая мимо мячика и запуливая попавшиеся под ногу шишки в окна рядом стоящих домиков. Я бегал вместе с ним. Мне иногда больно доставалось по ногам, но я был доволен, что Федя «приобщился к спорту» и всё это благодаря моему непосредственному участию. Ольга Петровна тоже была довольна: