Царская монетка, или сюрприз для бабушки

– Ну вот, хоть на мальчишку стал похож, а то в городе только книжки да «скрыпочка».

– Да, – согласился я, – но он всё ещё бегает не так и по мячу раз через два попадает.

– Это ничего. Главное, что желание бегать появилось.

На следующий день после того, как мы с Федей набегались за мячом, Ольга Петровна спросила меня:

– Ты в чинг-чонг играть умеешь?

– Во что? – переспросил я.

– В настольный теннис, – уточнила Ольга Петровна.

– Не умею.

– Хочешь, научу?

Я кивнул головой, и мы отправились к теннисному столу, который сиротливо без сетки стоял под открытым небом. Ольга Петровна принесла сетку, ракетки и несколько пластиковых шариков с какими-то иероглифами, но тут оказалось, что роста у меня не хватает: стол мне приходился по грудь, и я махал теннисной ракеткой, как бадминтонной.

– Сейчас что-нибудь придумаем, – сказала Ольга Петровна. – Пойдём за досками.

Рядом была пилорама, на которой распиливали сосновые брёвна на доски, и мы принесли оттуда несколько толстых досок. Ольга Петровна выровняла площадку песком, положила доски, на них – листы рубероида, и стол мне оказался почти по пояс.

Поначалу я редко попадал по шарику, и мне даже захотелось бросить это занятие, но Ольга Петровна сказала:

– Сразу ни у кого не получается. А вот если пользоваться волшебным правилом трёх «П», то обязательно всё начнёт получаться.

– Что это за правило? – поинтересовался я.

– Постепенность, повторение, постоянность, – таинственно произнесла Ольга Петровна. – Всё надо изучать и делать по принципу «от простого к сложному» – это «Постепенность». Обязательно надо повторять и закреплять пройденное – это «Повторение». Ну и в любом деле важна регулярность: лучше что-то делать понемногу, но каждый день, чем пытаться сделать всё и сразу – так и надорваться можно. Этот принцип называется «Постоянность». А самое главное что?

– Чтобы в охотку было, – сказал я, переполняясь чувством, что мне сейчас подарили что-то большое и очень важное.

– А ещё: терпение и труд всё перетрут, и никогда не надо унывать, – добавила Ольга Петровна и сделала подачу.

Играли мы с обеда до ужина; с перерывами, во время которых Ольга Петровна рассказывала мне и Федюне, пришедшему с веранды с книжкой, разные интересные истории из университетской жизни. Федюня наотрез отказался учиться играть в теннис и, взяв у меня мяч, стал гонять его и пинать в железные въездные ворота. Судя по тому, что грохот стоял знатный, Федюня попадал по мячу частенько.

– А почему Вы назвали эту игру чинг-чонг? – спросил я Ольгу Петровну в очередной перерыв.

– Вообще её называют пинг-понг – это звукоподражание: шарик летит к тебе, стукается о стол, и тебе слышится звук «тинг, или пинг, или чинг», а когда он летит от тебя и стукается о стол на моей стороне, тебе слышится более низкий тон «тонг, или понг, или чонг». Это доплеровское смещение частоты – вырастешь, приходи к нам на факультет, обо всём узнаешь: физика – великое дело.

– А почему всё-таки Вы говорите чинг-чонг, если все говорят пинг-понг?

Ольга Петровна улыбнулась:

– Мне так больше нравится, но если меня не понимают, я сразу же говорю пинг-понг – это общепринятый термин.

С Ольгой Петровной, как и с Федюней, было легко и просто. Она обо всём говорила понятно, порхала около теннисного стола, как бабочка, и в лес за грибами бегала очень бодренько. Рядом с такой старушкой уставать и лениться было неудобно – я каждый день играл с ней в «чинг-чонг», а Федюня рядом гонял мяч.

К концу смены моя рука умело держала ракетку, и мне иногда удавалось обыгрывать некоторых взрослых дяденек. А Федюня перестал бегать «иноходью» и по мячу уже не промахивался.

Донный царь

Говорят, когда на Волге не было гидроэлектростанций с их плотинами – большого осетра можно было поймать и у Городца, и у Рыбинска. Рыбой с Волги половина России кормилась. А сейчас осетров в этих местах нет; стерлядь, и та – в диковинку.

Случилось мне отдыхать с родителями в Белозёрихе 1 на турбазе. То ли вода с весеннего половодья не сошла, то ли Чебоксарское водохранилище в первый раз подняли, а только вся низина у правого берега была затоплена. Рыбаки на лодках между деревьев плавали, и у кустов одни макушки торчали. Рыбы в таких зарослях развелось много.

1

Белозёриха – местечко на Волге между Лысково и Бармино.

Однажды сидел я в лодке у «опушки» этого «леса в воде» и ловил на зимнюю удочку окуня. Снасть нехитрая: маленькая удочка, кивок и леска с мормышкой – закинул около борта, кивок начал кивать, значит, тяни – рыба твоя. Времени прошло немного, как я начал ловить, а такой клёв пошёл – только успевай червяка насаживать. Окуньки один за другим летели на дно лодки. Сначала были крупные, потом поменьше, а потом совсем маленькие, с мизинчик в длину. А потом вдруг раз, и ни одной поклёвки за четверть часа. Я удивился: «Что это такое? – думаю. – Куда вся рыба подевалась? Только в азарт вошёл, только решил рекордный улов сделать, а тут – на тебе…»

Перегнулся через борт и вижу: всё ряской покрыто, а в этой ряске кругленькое окошко чистой воды. Наверное, туда я снасть забрасывал. Стал в это окошко вглядываться, в надежде увидеть, куда рыба подевалась, и вдруг кто-то из окошка тихим голосом мне прямо в лицо говорит: «Ну что, кровопийца, всех поймал?! Даже детушек не пожалел?!»

Я отпрянул от воды и спрятался за бортом лодки. Чувствую, как волосы на голове зашевелились, и руки онемели от страха. «Кто это? – спрашиваю сухим ртом. – Кто это говорит?»

«Всех выцапал, кровопийца, всех, а на уху-то, небось, и пяти рыбин хватит», – услышал я тот же голос, и всё: тишина… только туман густой откуда-то появился и лодку стал обволакивать.

Не знаю почему, но пополз я в корму, куда рыбу кидал. Смотрю, окуньки все живёхоньки, все от мала до велика: от ночного дождика вода в лодке осталась. Стал я этих окуньков одного за другим в речку выбрасывать. Выбросил половину, остановился дух перевести – вижу, туман рассеиваться начал. Успокоился немного и думаю: «Зачем всех выкидывать, надо маленьких выкинуть, а больших на уху оставить: даже если это царь Донный со мной разговаривал, так ведь он рыбачить-то не запрещает». Выкинул я всю мелочь, достал свои бутерброды с сыром и их тоже в воду бросил, чтобы царя задобрить, вёсла в уключины вставил и, не оглядываясь, к берегу погрёб.

Когда нос лодки уткнулся в пирс, я обернулся: далеко от берега в лучах яркого летнего солнца виднелась та самая «опушка»… и никакого намёка на туман или дым. «Мистика», – подумал я, положил десяток крупных окуней в сумку и пошёл к домику. Пока поднимался по длинной лестнице, думал о случившемся и решил никому ни о чём не рассказывать, чтобы лишних толков не было.

Большому улову обрадовались все. «Мы едва проснулись, а тут гляди: всё для ухи готово», – сказал отец. Хватило ухи человек на десять, а я только бульончика немножко попробовал. Дня два о рыбалке даже думать не хотелось. Как меня отец ни звал, ни заманивал – я ни в какую. А потом вспомнились мне слова Донного царя о пяти рыбинах, которых «на уху-то, небось, хватит». С перепугу я о них совсем и забыл. Вспомнил эти слова и решил ловить понемножку, а мелочь всегда отпускать. Рыбалка возобновилась, и Донный царь мне ни в чём не препятствовал.