Царский пират

– Ты мне зубы не заговаривай, – бросила Сальме, все еще тяжело дыша. – Какой волшебный камень?

– Бел-горюч камень-Алатырь, – повторил колдун: – Вот Степан и должен остаться до той поры девственником. А тут ты!

– А что я? – зашипела Сальме. – Откуда я знаю про ваши дела? У меня мужа нет, в семье все мужики при женах, а с работниками водиться нельзя – брат не разрешает.

– Слушайте, – раздался внезапно из темноты голос Василия. – Я не понимаю, о чем вы там говорите, но, по-моему, могу помочь. Надо женщине облегчение сделать, а вы что-то кобенитесь. Нас в доме хорошо приняли, гостеприимство проявили, а вы свару с хозяйкой устроили. Нехорошо.

И до того ясно было, что от возни и разговоров проснулись все, находившиеся в риге. Теперь мужчины лежали на сене и прислушивались к происходящему. Потому что сразу после Василия послышался голос Альберта. Он что-то сказал по-немецки…

– Ага, – быстро заговорил Лаврентий, обращаясь к раздраженной Сальме. – Вот, видишь, как удачно получается. Боярский сын тебя к себе зовет, он по женскому телу истосковался в походах наших. Ему девственником быть необязательно, да он давно уж и не девственник. Давай, красавица, не держи на меня сердце, да к нему ступай. Он мужчина видный, красивый, по нему все девки сохнут.

Ворча и возмущаясь, Сальме перелезла через Степана и поползла в темноту на голос сотника…

Расслабленный поморский капитан даже не нашел в себе силы, чтобы по-настоящему разозлиться на старого друга. Силы окончательно оставили его, и он провалился в сон. Среди ночи он несколько раз просыпался, ворочаясь под своим кафтаном, и слышал, как протяжно и сладко стонет Сальме, и сосредоточенно-деловито сопит трудящийся над нею Василий. Затем сознание вновь покидало Степана, и он забывался сном.

Наутро, когда петухи уже вовсю надсадили свои глотки и солнце взошло как следует, Лембит приковылял в ригу, чтобы разбудить спавших богатырским сном своих бывших товарищей по приключениям.

– Пора, – сказал он. – На лодке отсюда до корабля плыть часа четыре, так что к полудню успеете. Волна небольшая, дойдете спокойно.

Степан поднялся первым, стряхивая с себя остатки сна и прислушиваясь к своему телу – нормально ли отдохнул.

– Мои сыновья вас на лодке доставят, – объяснил Лембит. – Вдвоем на весла сядут, быстро доберетесь. Идите кашу есть, моя хозяйка сегодня с самых петухов хлопочет. Довольна, что муж домой вернулся!

Хозяин Хявисте радостно засмеялся, и Степан вновь позавидовал ему. Хоть и ждут их впереди еще приключения и дальние страны манят к себе, но хорошо все же человеку, оказавшемуся у себя дома среди близких.

Василий спал один и теперь, проснувшись и усевшись, озадаченно крутил головой. Увидев, что голова прекрасной Сальме покоится на сене рядом с головой Альберта, удивленно крякнул.

– Однако, – заметил он, не удержавшись. – Ну и ненасытные женщины живут на этом хуторе! Или настоящих мужиков тут давно не видели?

Тоже увидевший сестру рядом с Альбертом, Лембит только улыбнулся.

– Когда еще такое раздолье ей по женской части будет, – сказал он миролюбиво. – Годами мается без мужика, а тут сразу пятеро подвалили. Нельзя же было бабе упускать такую возможность. Я так и знал, что она здесь: вот, даже платье ее захватил.

Лембит подал наверх платье сестры, и Лаврентий, стараясь хотя бы галантностью исправить невыгодное впечатление о себе, подал его проснувшейся Сальме. Та встала и, натянув платье на голое тело, вызывающе-дерзко огляделась. Лицо ее при этом было довольным, и выглядела она привлекательно – розовощекая со сна, с сеном, застрявшим в длинных распущенных волосах.

Она ловко спрыгнула с сеновала и одернула платье.

– Беги в дом, – сказал Лембит сестре, легонько хлопнув ее по попе. – Набаловалась всласть? Давай скорее, надо помочь с завтраком. Там только что хлебы в печку поставили.

День выдался солнечным, и настроение у всех было хорошим. На дворе еще больше похолодало, а по поскрипывающей тронутой инеем траве было понятно, что ночью прошел первый осенний заморозок.

О ночном происшествии больше не вспоминали. Степан, еще ночью хотевший поругаться с другом, теперь не таил на него зла. Лаврентий был совершенно прав, и в свете наступившего дня Степан это понимал. Действительно, на него под влиянием горячей женщины и ее ласк нашло наваждение, и он забыл о том, что должен хранить девственность для Девы Острова – так он теперь называл ее в своих мыслях. Противно было лишь воспоминание о том, как Лаврентий наслал на него чары, и он утратил мужскую силу. Думать об этом было неприятно, но разве у колдуна был иной выход в той ситуации? Как еще мог он уберечь друга от соблазна?

Василий с Альбертом сначала посмотрели друг на друга волком, а затем расхохотались и хлопнули друг друга по спине. А сразу после завтрака начали прощаться.

– Бывай здоров, – сказал сотник, обнимая Степана. – Удачи тебе, поморский капитан. Спасибо тебе за все, что было, и прости, если что не так.

– И тебе спасибо, боярский сын, – целуя сотника, ответил Степан. – И ты меня прости, коли обидел тебя чем-нибудь. Уж не знаю, свидимся ли мы с тобой. Ты – в Москву, к царю Ивану, а нам – в дальние моря-океаны.

– Свидитесь, – неожиданно скрипучим голосом произнес Лаврентий. – Еще как свидитесь. Я точно видел.

Василий пристально посмотрел на колдуна, а потом улыбнулся.

– Это хорошо, если ты видел, – сказал он задумчиво и тряхнул головой. – Если еще свидимся, то, значит, я в живых останусь. Я ведь в Москву иду…

На прощание Сальме расцеловала всех мужчин, в особенности нежно – Василия и Альберта. Степану же сказала:

– Когда найдешь свою красавицу на далеком острове и свой волшебный камень – возвращайся. Ты, красавец, мне и без девственности подойдешь. А ты, – она повернулась к Лаврентию, – сюда больше не ходи. А то я на твои чары свои чары наведу. Никакого от тебя проку женщине нету, только портишь все.

Василий в одолженном у Лембита крестьянском одеянии взял в руку посох и, отвесив последний поклон всем, двинулся в путь по дороге, которая должна была далеко впереди вывести его на тракт, ведущий в сторону Пскова. Его спина в старом армяке еще долго мелькала среди деревьев.