Царства смерти
Шрифт:
Чтобы не забывать, кем я был и кем не должен становиться.
Это напоминание шло рука об руку с тем, каким меня видел Бассандер Лин, с его благодарностью и благоговейным ужасом, что он испытывал передо мной.
Справившись с последней застежкой, я натянул поверх перчатки белый рукав. Отходя, я заметил блик света на серебристом припое, соединявшем две половины разбитого некогда умывальника. Я уронил его во время переезда на «Тамерлан», старый крейсер, подаренный мне императором. Его шрамы сияли так же ярко, как и мои, но их нельзя было прикрыть перчаткой.
Я подумал о Лине, переломанные кости которого
Я встретился с Лином и Валкой в главном зале. Мы спустились по центральной лестнице, окруженной штандартами Марло, и я устроил Лину экскурсию по вилле и окрестностям. Мы болтали о всякой ерунде, изредка предаваясь воспоминаниям. Говорили о Райне Смайт, о Воргоссосе и более давних временах. Вспоминали Эмеш, сэра Олорина, Отавию Корво и других боевых товарищей, ныне спящих в ледяных склепах приколотого на орбите «Тамерлана».
– Большинство из них я последний раз видел еще до отправки на Фермон, – сказал я. – Паллино и Бандита отпустили со мной на Эйкану, а с Лорианом и Корво я общался по рации, но вообще меня к ним не пускают.
– И меня, – добавила Валка, развалившись в кресле.
Мы устроились за столом, который слуги вынесли в сад для ужина.
– Вина? – спросила она, доставая бутылку каркассонского голубого.
Как и в начале трапезы, от вина Лин отказался.
– Воды. – Он наполнил свой аметистовый кубок из такого же графина, как бы подчеркивая отказ. – Должно быть, нелегко быть отрезанным от друзей.
– Магнарх меня вообще не жалует, – ответил я, доедая перепелку.
– Он чересчур… ревностно отстаивает свои убеждения, – пояснила Валка, заметив удивление Лина.
– Я тоже, – хладнокровно произнес трибун.
– Она хочет сказать, что лорд Венанциан считает меня безусловно виновным в ереси, ведьмовстве… и всех прочих грехах, которые инквизиция вменяла мне на Фермоне, – проглотив кусок перепелки, пояснил я и терпеливо дожидался реакции Лина.
Лицо мандарийского офицера не выдавало эмоций; он лишь сильно помотал головой:
– В это я не верю. Я был свидетелем ваших действий на Беренике и на том корабле… если бы вы были машиной или результатом каких-то экспериментов, инквизиторы бы об этом узнали. Подсылать к вам убийц не понадобилось бы.
Я невольно нахмурился. Те же доводы я неоднократно повторял себе по ночам, когда пробуждался от настойчивых сновидений. Если бы я не был человеком, Капелла бы выяснила. Но я оставался собой; что бы ни сделали со мной Тихие, они не переделали меня, как Кхарн Сагара переделал себя, обменяв одно тело на другое.
Ветер колыхал стройные кипарисы и ореховые деревья, под которыми в легких вечерних сумерках уже зажигались огоньки светлячков.
– Так в том-то и загвоздка, – ответил я наконец. – Для них было бы лучше, если бы я оказался виновен. Тогда им бы стало ясно, что со мной делать, и меня не сослали бы сюда. – Я обвел рукой сад, поместье Маддало и весь раскинувшийся под темнеющим небом Несс.
– Могло быть хуже.
– Пожалуй, – согласился я, отпивая вина.
– Вы сказали, что император здесь из-за нас? – перебила Валка, кладя ладонь мне
на руку. – Вы услышали разговор сэра Грея Райнхарта с вашим легатом.Хотя Лин уже успел нам многое сообщить, ему стало заметно не по себе. Он был легионером до мозга своих больных костей и распускать слухи, как кадет-новобранец, не привык.
Бассандер отставил аметистовый кубок и пошарил глазами по саду и лужайке, где тень его флаера разрезала закат. Он словно опасался, что корабль может подслушивать.
– Сэр Грей считает, что император хочет назначить вас государственным ауктором.
Я втайне порадовался, что успел опустить бокал, иначе непременно выронил бы его из рук.
– Меня? Ауктором?
– Что такое ауктор? – спросила Валка, переводя золотистые глаза с трибуна на меня и обратно.
– Это старинная должность, упраздненная после Джаддианских войн, – ответил ей Бассандер.
– После войны за Возничего, – поправил я.
За несколько веков я успел почти наизусть выучить «Историю Империи» Импатиана.
Повернувшись к Валке, я положил руку ей на колено и сказал:
– Вы, должно быть, шутите?
Но Бассандер никогда не шутил. Он и улыбался-то редко, насколько я мог судить за годы нашего знакомства.
– А конкретнее можно? – Валка опустила бокал и спрятала левую руку под столом.
Судя по напряжению плеча, у нее снова начался приступ неконтролируемой дрожи. Я успокоил ее жестом, но не успел ответить прежде Бассандера.
– Аукторы были полномочными представителями императора, можно сказать соимператорами. Их решения были равносильны решениям императора, они могли издавать приказы, законы, командовать войсками, – объяснил трибун.
– Их можно было назвать суррогатными императорами, – добавил я. – Прежние императоры назначали аукторов и посылали в провинции от своего имени. Это были тщательно отобранные, проверенные люди. Они вершили дела от имени императора, пока в этом была необходимость, а потом возвращались. После войн за Возничего император – какой-то из Титов – вместо аукторов ввел должности магнархов и наместников. Так Империя стала более стабильной и менее централизованной.
Валка кивала, правой рукой растирая левую.
– Думаете, он собирается возродить старую систему?
Лин пожал плечами:
– Как я уже говорил, пять лет назад он приказал изменить курс ради этой остановки. Зачем, если не для этого? – Он склонился над остатками еды в тарелке. – Будучи ауктором, вы станете выше Капеллы. Они больше не отважатся замышлять против вас. Вы будете в безопасности и сможете покинуть эту планету.
Я инстинктивно прищурился:
– А с чего вы взяли, что император хочет, чтобы я покинул эту планету?
– Если верить Райнхарту, император изначально был против вашей ссылки. Считал, что здесь от вас не будет толку, – ответил Лин и отпил из аметистового кубка.
Я поразмышлял над этим. Сэр Грей Райнхарт руководил Разведывательной службой легионов и был, что называется, в одном шаге от Имперского совета. Возможно, разговоры о моем назначении ауктором были лишь слухами, но слухи, распространяемые главой имперских шпионов, наверняка ближе других к правде.
Впервые за долгое время во мне затеплилась абсурдная надежда. Я сдержал кривую улыбку, спрятал ее, опустив взгляд в тарелку, и произнес: