Целитель 10

Девушка вышла, одетая в махровый халат, распуская мокрые волосы, и замерла, увидав меня. Она не испугалась, ширя глаза, не отвернулась отчужденно, холодея лицом, а просто глянула, беспомощно и смятенно.

— Мишечка… — тонкий дрожащий голос втек в уши, и меня резануло жалостью.

Деяние тела обогнало рефлексии духа — руки будто сами притиснули недавнюю потерю.

— Мишечка, ты прости меня… Пожалуйста… — Рита говорила навзрыд. — Простишь? Как дура… Да чего — как? Дура и есть…

А я лишь гладил узкую спину и вдыхал запах волос, влажный и отдающий травами.

— Сама не понимаю, что на меня нашло… — бормотала девушка, прижимаясь, — Хотя… Догадываюсь, — она зарделась. — Миш… Я беременна.

Новость не стала для меня откровением, не вызвала ни радости, ни огорчения. Осознание значимости придет потом, а пока я лишь принял к сведению, что стану папой. Впрочем, и сомнения в том, что ребенок — от меня, не копошились склизкими мыслишками.

Я ласково тронул ладонями алевшие уши подруги.

— Это с той ночи, да? Когда гроза?..

— Да! — вольно засмеялась Рита. Порывисто обняв меня за шею, она прильнула, но тут же вскинула голову. — Ой, а я же ничего не приготовила! Давай, я сбегаю в магазин? Я быстро! Давай?

— Тебе нельзя! — ухмыльнулся я. — И не надо. У меня полхолодильника пельменей! Будешь?

— Буду! — воскликнула девушка восторженно, словно обещая.

Глава 13

Суббота, 28 июня. Позднее утро

Первомайск, улица Киевская

— Всё будет нормально, — ворковала Лена, утешая нещадно нервничавшего Мишку. — Вот увидишь!

— А ты что, — буркнул он, взглядывая исподлобья, — совсем не боишься?

— Не-а! — безмятежно улыбнулась Браилова, и погладила мужа по голове, как маленького. — Вот будет фокус! — рассмеялась она, будто хрустальный колокольчик просыпал нежный звон. — Ведь это мы здесь женаты, в «альфе»! А там… Придется еще раз свадьбу затевать!

— То-то будет шуму! — криво усмехнулся Миша, но потом его губы не выдержали, и расплылись в широкую ухмылку.

Я стоял рядом с парочкой, плечом приткнувшись к хронокамере, а руки запустив в карманы халата. Мне тоже было не по себе, страхи то и дело всплывали из нутряной мути, и вот засвербила та самая мыслишка, что не давала покоя второй месяц подряд.

«А если за все твои научные открытия надо сказать спасибо исключительно твоей „центровой“ сверхспособности? Целительству твоему дурацкому? Если та самая неизреченная Сила „подлечила“ мозг, и в анамнезе — изменение сознания? Ты стал быстрее думать, выхватывая из вороха версий единственно верную, увязывая туманные причины и отдаленные следствия. Химерой был, химерой ты остался!»

Я сморщился, и зло мотнул головой. Ерунда это всё! Ерунда на постном масле! Энергия мозга — всего лишь свойство, вроде температуры тела или потоотделения, и заменить разум не способна!

— Пора, — мне удалось нацепить дежурную улыбку. — Лен, когда выйдете… из той камеры, шевельнешь манипулятором. Ладно? Тогда мы точно будем знать, что локальный барьер пройден.

— Ладно, — ласково сказала Браилова. Обняв, она поцеловала меня в губы, и неловко пробормотала: — Все будет хорошо, вот увидишь!

— А-а! — скривившись, я махнул рукой. — Володька! Контрольная проверка!

— Всё в норме! — браво доложил Киврин.

— Ромуальдыч?

— Етта… Всё идет штатно.

Мишка взял Лену за руку, и они вошли в техотсек. Корнеев суетливо занес их чемоданы и сумку, помахал на прощанье, пятясь и стукаясь затылком о край залючины…

— Закрыл? — спокойно спросил я его.

— Ага… — обронил Витёк, растерянно оглаживая халат.

— Пуск!

Обвальный гул ускорителя подавил все шумы, и хронокамера заколебалась, будто отражаясь в кривом зеркале. Я понимал, что это шуточки пространства, но волосы на голове стянуло нервным шевеленьем.

В какой-то неощутимо малый промежуток времени две фигуры за стеклом дрогнули. Всё вокруг сотряслось, даже воздух колыхнулся, и мне стала видна чуть иная обшивка внутри хронокамеры — не сплошная серая пластмасса, а мягкая дырчатая. Браиловы помахали нам из «беты», и торопливо вышли, подхватывая ручную кладь и пропадая из поля зрения.

Шевельнулся манипулятор — и помахал механической рукой.

— Етта… — хрипло выдохнул Вайткус. — Они — там.

Я медленно, оттягивая момент, вытянул ладонь — и опустил на «грибок». За стеклянной панелью мгновенно проявилась привычная здешняя обивка.

— Они — там… — механически повторил женский голос.

Резко обернувшись, я увидал Марину. В строгом платье, нисколько, впрочем, не портившем великолепную фигуру, девушка задумчиво смотрела на хронокамеру. Склонив голову к плечу, она будто прислушивалась к таявшему басистому гудению.

Ершова поймала мой взгляд, и улыбнулась — светло и чуть печально.

— Миша заходил ко мне вчера вечером, — негромко заговорила она. — Такой торжественный… Объяснил всё, как есть, секреты выложил — и накатал целую стопку разных объяснительных, чтобы к тебе не цеплялись. А я смотрела на него… В то, что он двойник-экспат, я поверила сразу. Так… «дуплиться» нельзя — у него твои глаза, Миша. Хирург может изменить форму век, но взгляд, выражение глаз… А с утра зашла Лена и тоже подписалась везде…

— Тихушники, — насилу улыбнулся я. — Марин, мы сразу, после обеда, начнем разбирать установку, — мой подбородок указал на ускоритель. — Будем переезжать в Щелково-40. Марин, а ты надолго с нами?

— Полгода еще, — девичьи губы разошлись в улыбке, предваряющей понимание, — до конца декретного отпуска. А что?

— Поехали тоже с нами! Ну вот где я найду такого начальника охраны — умненького и красивенького?

— Ладно, подумаю! — рассмеялась начохр, мимолетно прижимаясь ко мне, и удалилась.

Я проводил ее глазами, следя за тем, как колышется подол платья, и решил, что и вправду всё хорошо. И на работе, и дома.

Рита обещала запечь картошечку с сыром…

— Перерыв! — решительно объявил я, и ухмыльнулся: — Ровно в два жду всех в рабочем. У нас субботник!

Тот же день, позже

Италия, Сан Микеле дель Альпа

Протяжный и густой звон оплывал на зеленые холмы долин, расчесанные виноградниками и согретые солнцем. Но перед тем, как растаять в лучезарном воздухе Пьемонта, набатная дрожь пронизывала колокол звонницы — она, как рукотворный пик, перерастала плоскую вершину горы, суровой скалистой громады, увенчанной многоугольником каменных стен.