Целитель 11

На кухне царствовала тетя Марта, перекликаясь с Ритой, а Юлька дрыхла в самой большой спальне.

В эти плавно текущие моменты бытия я не искал одиночества, но и к родне меня не тянуло. Так хорошо просто облокотиться о толстенный парапет, и бездумно пялиться в сумеречную синь, что сквозила над берегом, пряча город у моря, придавая Ялте романтичный и таинственный облик Зурбагана.

Отдаленные голоса, женский смех и шум прибоя одинаково ясно разносились в потемках, наполняя душу безмятежностью.

Звякнула балконная дверь, но внутренняя моя гладь не сморщилась досадливой рябью. Выступил хозяин, а за ним выкатился Старос, всё сильнее напоминающий колобка.

«Раскормила его мама…» — подумал я благодушно.

— Етта… — Вайткус раздвинул губы в горделивой улыбке. — Как тебе моя недвижимость?

— Зачет! — ухмыльнулся я.

— Первая линия! — со вкусом сказал Филипп Георгиевич. — Wow…

— Да-а… — залучился Ромуальдыч, и спохватился: — Как дела хоть? На поприще микроэлектроники?

— Дела идут, и жизнь легка! — хохотнул Старос, и тут же построжел, чуть виновато взглядывая на меня. — Буквально позавчера открыли мемориальную доску в Научном центре — с именем твоего отца, Майкл.

— Спасибо, — серьезно сказал я. — Надо, чтобы помнили.

— Самый большой памятник Питеру — это НПО «Совинтель», его детище… — негромко проговорил Фил. — А мы сейчас переходим на техпроцесс в полтора микрона. Да-а! Объем ОЗУ довели до шестнадцати мегабайт, а число транзисторов — до ста тридцати четырех тысяч! Really! — он оглянулся на дверь, и тихонько спросил у меня: — Мне показалось или Лида… твоя мама… сильно нервничает?

Ромуальдыч отчетливо фыркнул, а я с улыбкой качнул головой.

— Не показалось. Сегодня Настя приведет своего жениха! Будет знакомить с родней…

— О-о! — проникся Старос.

С треском распахнулось окно из кухни, и выглянула Рита.

— Идут! — объявила она задушенным голосом. — Быстро все вниз, встретим на веранде!

— Yes! — ответил я за Фила и за себя.

— Бегом, бегом…

Мы пробежали на цыпочках, а на гулких ступенях лестницы нас догнало шипящее мамино замечание:

— Не топочите так, а то Юлечку разбудите!

— Мы тихо, darling…

Вся семейка, включая родственный клан Вайткусов, выстроилась на веранде. Слабый свет фонаря, скрытого в гуще листьев винограда, больше затенял, чем открывал взгляду, и я полагался на слух.

До меня донесся деланно веселый голос Насти, потом шаркающие шаги на каменных ступенях, и вот лязгнула дверь. Сперва порог переступила сестренка — похоже, она отчаянно трусила.

— Привет! — воскликнула Настя высоко и звеняще. — О, дядя Фил! Здрасте! А это мой жених! Его зовут Иван. Правда, красивое имя?

Придерживая фуражку под низкой притолокой, на веранду шагнул Иван Гирин. Смущенный, он обвел взглядом будущих родственников, и растерянно замер, узнав меня.

— Михаил Петрович? — пролепетал мичман.

— Welcome, Иван Родионович, — улыбнулся я. — Проходите, и будьте как дома!

Глава 17

Понедельник, 25 мая. День

Суэцкий канал, борт ТАВКР «Новороссийск»

Иван Гирин испытывал восхитительное, ничем не замутненное ощущение счастья. Ему даже приходилось частенько отворачиваться, чтобы не сиять блаженной улыбкой.

Он лучился с того самого вечера, когда в ялтинском особнячке Вайткусов обручился с Настей. Тетя Марта отнеслась к помолвке очень серьезно, и даже где-то откопала два колечка — золотое досталось невесте, а серебряное — жениху.

Сам Иван мало что разумел в старинных обычаях, но помнил рассказы бабы Ани о том, как две семьи чинно собирались и обговаривали все детали будущей свадьбы. В ту пору он хихикал, увертываясь от бабушкиного полотенца, а нынче ему любая церемония в радость. Лишь бы подхватить однажды на руки Настеньку в пышном белом платье…

Мама Лида поначалу улыбалась и кивала тете Марте, но затем посерьезнела — юное комсомольское безбожие смешивалось в ней со стыдливой религиозностью, навеянной возрастом.

А на следующий день в гости к Вайткусам и Гариным нагрянула Елена фон Ливен, то ли давняя знакомая, то ли чья-то коллега — Иван так и не разобрался. Синие джинсы «Аврора» выгодно обтягивали ее стройные бедра, а выше облегал приталенный пиджачок. Спортивная и энергичная, Елена гордо выпячивала и без того высокую грудь — на черном вельвете костюмчика сверкал орден Александра Невского, красная звезда с суровым профилем князя.

Миша Гарин первым поздравил то ли баронессу, то ли княгиню, и был ею оцелован — под чуть-чуть ревнивым взглядом Маргариты…

…Всё воскресенье они с Настечкой прогуляли — грелись на древних камнях Херсонеса, босиком шлепали по кромке прибоя в Казачьей бухте, бродили по улицам, спускались по выщербленным лестницам-«трапам», лопали мороженое и целовались, целовались, целовались… Пока губы не начинали гореть.

Басистый гудок развеял амурные воспоминания.

Крейсер медленно входил в устье канала. Справа в чадной дымке, как за вуалью, прятался Порт-Саид. Слева и впереди глыбились суровые формы опорников Оркаля. Над бункерами полоскал бело-синий флаг со звездою Давида.

Гирин покачал головой. Казалось невозможным, что огромный корабль впишется в узенькую копанку, не заскребет днищем по близкому дну. Однако «Новороссийск» плавно заплыл, разгоняя мелкую волну.

Первыми шли оба эсминца, «Современный» и «Отчаянный», следом двигалась «Москва» — обрезанный нос «Новороссийска», чудилось, нависал над кормой крейсера. ТАКР «Фрунзе» и БМТ «Днестр» догоняли маленькую, да удаленькую эскадру, мрея в пыльной дымке.

Безрадостная пустыня веяла сухим песком по обе стороны, калилась на солнце или блестела седыми лишаями солончаков.

Мичман белозубо улыбнулся, оборачиваясь к близкой громаде атомного крейсера. «Фрунзе»…

Даже расставание не огорчало Ивана, ибо будущее уготовило ему череду радостных перемен в жизни.

На палубе «Новороссийска» он ненадолго — «перегонит» на Сейшелы, а на «Минске» вернется в Севастополь. И попрощается с морем на несколько лет — скоро ему поступать!

В Высшее военно-морское училище им. Фрунзе, на факультет радиоэлектроники. Для мичманов сейчас поблажки, а опыта у него сколько?! Осталось лишь теорию осилить…