Целитель 12
Шрифт:
«Сейчас узнаем!» — заулыбался я, убыстряясь.
Вымотался, но доплыл — ладонь мазнула по тугому боку «спасательного средства». Покосившись на безвольно обвисшую руку с татушкой «САША», синевшей на пальцах, я ухватился за леер.
— Эй! Пособи! Help me, do you hear?
Реакция последовала весьма квёлая — пальцы с наколкой подобрались, словно решив побарабанить по надутой резине.
Я подтянулся, охватывая толстый и скользкий борт, и завалился на хлипкую «палубу», что продавливалась под коленями.
Мужик, сидевший рядом, был жив, но смотрел будто сквозь меня. Его опухший язык
— Чего не помог? — пробурчал я
Мой заросший, тронутый солнцем попутчик безразлично чиркнул по мне глазами. Ухватился за горлышко сосуда, сделал хороший глоток, смачно крякнул, и выразился:
— А на хрена? Все одно сдохнешь.
«Ну, хоть русский», — мелькнуло в мыслях.
Я занял противоположный угол, как боксер на ринге.
— Дети есть?
— Может, и есть, — глумливо усмехнулся «Шурик». — Откуда мне знать? Да и на хрена мне та семья сдалась? Чтоб налог на бездетность не платить? — утробно хрюкнув, он снова приложился к бутылке.
— Лучше не налегать на спиртное, хуже будет, — рекомендовал я.
И дождался любезного ответа:
— Да пошел ты…
— Экий ты невежливый.
Косясь на меня, помаргивая рыжеватыми ресницами, Саша закрутил пробку на бутылке, и безвольно откинулся на упругий борт, раскинул по нему руки, мускулистые, хоть и заплывшие жирком.
— Я труп, — скорбно проинформировал меня попутчик, — я еще вчера помер, — он болезненно сморщился, выдавив мутную слезу, и заскулил: — М-м… Будь другом, похорони по-нашему, по-моряцки! Я уже и поминки справил… Черти-то душонку мою сволокли, а тушку, — Шурик гулко шлепнул себя по брюшку, — оставили. Завонялась уже…
Волна глухого раздражения вскипела во мне. Всю жизнь мечтал об увеселительной прогулке по морю на пару с безумцем! Страшно хотелось спать, тело ныло от усталости, а тут еще этот… призрак во плоти! Или не черти ему явились, а белочка? В образе delirium tremens?
— Ты живой, Саня, — сухо вытолкнул я.
«Покойник» отреагировал не адекватно — замычал, словно пытаясь выматериться пересохшим горлом, засучил босыми ногами, скрипя пятками по резине — и полез в море.
— Эй, ты куда? Сдурел, что ли?
Я пробовал ухватить «живой труп» за щиколотку, и чуть не нарвался на удар кулака.
— Пш… м-м… Мля-я… — исторгал фонемы «товарищ по несчастью».
— Да стой ты, придурок!
Но мужик, извиваясь и дергая ногами, сполз в море. Стал с жадностью хлебать соленую воду, визгливо хохотать, игриво брызгая в меня, а затем нырнул.
Я отчетливо видел его красный живот и белую спину. Вот гроздь крупных пузырей засеребрилась снизу, и тело, вяло пошевеливаясь, стало погружаться всё глубже и глубже.
— Идиот! — выдохнул я, уже понимая, что вынес диагноз.
Бранясь, на коленках подполз к груде мокрой одежды, что кисла в углу квадратного плота, и как следует порылся.
Полбутылки виски. Штаны, задубевшие от соли. Мятая тельняшка. Куртка-спецовка с шевроном «Нахичевань». Ага… Вот кого искали в океане!
Пошарив по карманам, я выудил ключ с полустертым брелком, мятую зеленую трешку, очень похожую на те,
что имели хождение в «Альфе», крутую зажигалку «Ронсон», пачку размякших сигарет «Стюардесса» и пластиковый чехольчик с документами. А вот это уже ценно!Я разжился мореходной книжкой на имя Александра Томина. В краснокожую паспортину был вложен обычный — зеленый — паспорт, плюс диплом судового радиооператора второго класса и две пластиковых карточки, «VISA» и «Унион». На последней значилось статусное «Госбанк СССР».
— Саша умер… — пробормотал я. — Да здравствует Саша!
Тот же день, позже
«Бета»
Атлантика, борт д/э «Бриз»
Гирин нервно мерял шагами палубу. С самого утра, как только стало известно, что Михаил исчез, «Бриз» круто развернулся к югу и пошел, пошел зигзагом. Весь экипаж высматривал пропажу, понимая прекрасно, что поиски бессмысленны. Сухогруз успел отмахать миль двести, и где теперь искать начальника экспедиции?
Но надежда всё еще подавала признаки жизни…
Иван задрал голову — Рустам с Умаром дежурили на самом верху, оглядывая водный простор в бинокли. Словно уловив его взгляд, Рахимов опустил свою оптику, и покачал головой — никого.
— Иван! — голос Вайткуса звучал глухо, на нерве.
Каплей молча подошел, и хмурый Ромуальдыч повел его за собой. Остановившись в коридоре, он оглянулся и тихо сказал:
— В Мишиной каюте кто-то рылся.
— Уверены? — Гирин так резко повернул голову, что фуражка села набекрень.
— Заходи, — боцман отворил дверь гаринской каюты кончиками пальцев, не притрагиваясь к ручке.
Невеликое пространство, открывшееся за порогом, носило противоположный порядку знак. Одеяло, свернутая простыня и подушка валялись на полу. Книги, записи, тетради разбросаны повсюду — похоже, неведомый посетитель выгреб всё из шкафчиков и опустошил багаж.
— Та-ак… — выговорил Иван, утишая голос. — Арсений Ромуальдович… А вам не кажется, что этот шмон и случившееся с Михаилом как-то связаны?
— Не кажется, — буркнул Вайткус. — Уверен! И не мог Миша выпасть за борт, как пьяный матрос! Столкнули его.
Он уставился в глаза Гирина, недобро усмехаясь.
— На кого сразу подумал? На Браилова?
Капитан-лейтенант закряхтел.
— У нас тут, как в хорошем детективе — преступление совершил кто-то из своих. Только этот кто-то явно чужой!
— Будем искать… — проворчал Ромуальдыч, сжимая огромные кулаки. — Пошли!
— Думаете на Браилова? — Иван вышел, осторожно переступая побросанные вещи.
— Разберемся!
Мишиного «двойника» они обнаружили в кают-компании. Браилов в гордом одиночестве доедал кашу с гуляшом, уныло возя ложкой, да с таким выражением, будто черпал гадостных жирных личинок, а не разваристую гречку.
— Приятного аппетита, — тяжело сказал Вайткус, подсаживаясь. — Как чувствуете себя в родном пространстве?
— Фигово, — буркнул Михаил. С отвращением отодвинув тарелку, он поднял взгляд на своего визави. — Чего это вы так заинтересовались?