Целитель 8
Шрифт:
«Борн» вышел в коридор, не оглядываясь. Следом шагнул Аидже. Марк задержался на пороге, но не стал запирать дверь. Лишь головой покачал, и удалился.
** *
– Не бойтесь, мистер Рокфеллер, я не причиню вам вреда, - журчал Миха, приседая на диванчик в стиле ампир. – Чувствую, вас терзают смутные сомненья... Хотите, чтобы я поправил вам здоровье – и боитесь подпускать меня к себе?
– Э-э… К-хм… - каркнул хозяин поместья, тушуясь.
– Да я не обижаюсь… - Миха завертел головой. – Извините, мисс… Как вас зовут?
–
– Света, передайте, пожалуйста, минералку.
Гибко поднявшись, девушка процокала к столику, где на серебряном подносе сгрудились бутылочки «Перье», подхватила одну и поставила перед Михой.
– Спасибо… Секундочку…
Гарин открыл минералку, выпуская шипенье, обжал бутылочку пальцами… Вода взбурлила, и целитель с легкой улыбкой вернул сосуд девушке.
– Я зарядил воду. Она оздоровит вас, мистер Рокфеллер.
– О-о! – преувеличенно восхитилась Светлана, и вручила «снадобье» буржуину.
Тот осторожно принял минералку, понюхал - и храбро сделал глоток. Замер, прислушиваясь к себе. Вот брови изумленно смяли морщины на лбу, и старик выхлебал половину бутылки.
– На здоровье, мистер Рокфеллер, - замурлыкал Миха. – И до свиданья.
– Вы нас покидаете? – огорченно протянула блондинка.
– Увы! – повел руками «Борн».
– Нужно уладить кое-какие дела в России. Сэр...
– вежливо затянул он на пороге.
– Мисс... Bye-bye!
Пятница, 12 мая. Вечер (подглавка откорректирована)
Зеленоград, аллея Лесные Пруды
Солнце село, засвечивая верхушки сосен, и тени сплотились в густеющий сумрак. Ветер лениво колыхал ветви, шуршавшие хвоей. Тонкий смолистый дух касался ноздрей, успокаивая и смиряя.
Я дико устал, тяжелая поклажа оттягивала руки, зато тревоги словно остались за океаном.
Особняк в Нью-Йорке… Миллионы в Цюрихе… Перепуганный человечек в Белом доме...
Да и черт с ними совсем…
Улыбка тронула мои губы – прилили здешние беспокойства, но какие же они милые, свои, домашние! Вот именно. Я дома.
Уголком глаза приметив суету у подозрительно знакомого «Москвича», сдержал ухмылку типа «гы». Оживились, прикрепленные! Сейчас доложат на самый верх… Хотя всех, кого положено, наверняка уже известили о прилете Майкла Борна.
С улицы не понять, горят ли окна маминой квартиры… Я вздохнул. Маминой… Сорок дней сегодня.
Знакомый подъезд… Знакомый лифт…
Пыхтя, я занес чемоданы и опустил их на пол кабины. Уф-ф!
«Надо было, все-таки, такси взять, - мелькнуло в голове.
– Десятки пожалел, миллионер хренов! Жмотяра… Тащись из-за тебя от самой остановки…»
Дверцы разошлись с негромким металлическим лязгом, я снова взял вес, и лишь затем приметил Староса. Немножко не в меру упитанный мужчина в самом расцвете сил топтался у дверей, порываясь звонить.
– Филипп Георгиевич! – воскликнул я.
– Wow, Миша! – возрадовался
тот, пошевеливая усами. – Приехал? Ну, здорово! Really!Облапив меня, Старос пожаловался:
– Вот, собрался к вам в гости, а теперь не знаю даже… Сорок дней – это же только для своих…
– А вы нам не чужой, - твердо заверил я, и велел: - Звоните!
Было слышно, как электронные колокольчики бренчат в прихожей. Зашлепали тапки…
Глухое волнение ворохнулось во мне, сметая сдержки. Из дверей выглянула Рита… Ее лицо выражало такую мольбу, такое упованье, что мои глаза защипало.
– Мишечка!
Девушка качнулась на пороге – и вцепилась в меня, обняла, прижалась со стоном.
– Риточка…
Старос всхлипнул.
– Простите, - забормотал он, часто моргая, - сентиментальный стал на старости лет…
Рита рассмеялась, звонко и весело, словно выдыхая дни страхов и переживаний.
– Кто там, Рит? – донесся мамин голос.
И в квартиру ворвалось ликующее:
– Мишечка приехал!
В гостиной охнули, что-то упало и покатилось, но первой в прихожую ворвалась Настя. Я еле устоял под напором визжащего и пищащего вихря.
– Миленький… Родненький… Любименький… - бормотала сестренка, целуя после каждого определения, ласкательного и уменьшительного.
Прибежала мама. Ее лицо оставалось все тем же – красивым и нежным, лишь подрагивали губы и влажнели глаза.
– Мам, прости…
Замотав головой, моя родная женщина притиснула меня и тихонечко заплакала. Отстранилась, кривя губы в улыбке, смаргивая слезы.
– За что, Мишенька? Ты – мужчина, а наш удел, у всех троих, ждать! И надеяться… Вот видишь, - засмеялась она, размазывая слезы обратной стороной ладони, - дождались!
Старос в углу шумно вздохнул.
– Я пойду, пожалуй… - пробормотал он стесненно. – Извините…
– Куда-а? – возвысила голос мама. – Нет уж! Проходите, Филипп, проходите! Помянем Петю, посидим…
– Да я так только, - затрепыхался Старос. – Может, думаю, зазову Лидию Васильевну на производство? А? Нам старший лаборант нужен, на химводоподготовку…
– Я согласна!
– сладко улыбнулась Лидия Васильевна.
– И за это выпьем! – подхватила Рита.
– И за Мишу! – запрыгала Настя.
– Ну, тогда меряйте, - носить чемоданы мои руки отказывались, пришлось пихать багаж ногами.
«Сейчас плюхнусь на диван, - подумалось мне, - и стану наслаждаться женскими радостями!»
Зря я, что ли, полдня носился по всему Сохо, от «Мэйси» до «Прада», впервые в жизни не считая деньги?
Подмигнув Старосу, повалился на диван. Хорошо!
«Не останавливайся, мгновенье! – вертелось в голове. – Ты прекрасно, но детство минуло даже у Настеньки. Теперь в каждой радости – доля печали, горький осадок судьбы… А ты помни, да живи!»
* * *
Было уже поздно, за окном чернела тьма. В раскрытую форточку задувало, но голосов с улицы не слыхать, даже гуляки угомонились. Хлопнув дверцей, отъехало такси, увозившее Староса.