Целитель. Приорат Ностромо
Шрифт:
– Кот, наверное, боится, что мы его оставим… – она заворковала: – Не бо-ойся, киса! Пап, поехали домой?
– Поехали! – рассмеялся я.
Вчетвером мы залезли в зеленый Ритин «Москвичонок» – Юля примостилась рядом со мной, а Лея с Кошей заняли заднее сиденье.
Ворота так и стояли распахнутыми настежь. Я вывел машину, и закрыл жалобно скрипнувшие створки. Глянул на трубу, из которой не вился дымок. На замершие в безветрии сосны, на темные окна…
Сел и поехал домой.
Среда, 16
Щелково, проспект Козырева
Лиза Пухова успокоилась за пару дней – просто смирилась с еще одной потерей. Хотя, если честно, тогда, три недели назад, она горевала не о том даже, что снова осталась одна, а о самой возможности построить отношения с Литом.
Ничего особенного между ними не было. Ну, встречались. Ну, пару раз он ночевал у нее, а она – у него. Лишь однажды, правда.
Всё равно, Боуэрс в душе оставался американцем, со всеми штатовскими повадками и привычками. Разве это нормально – начав ухаживать за женщиной, брать тайм-аут и срываться в отпуск? А потом встречаться на работе – и делать предложение…
А ей-то как отказать? Пусть даже нелюбимому, непонятному человеку? Жизнь-то проходит! Молодость уже миновала…
Выглянув в окно аналитического отдела, Лиза дрогнула губами – этот застенчивый и робкий опер снова здесь, околачивается перед входом. А охрана не пускает на режимный объект…
Пухова отошла от окна, затем снова вернулась – и отшатнулась в смешном испуге. Векшин, чудилось ей, смотрел прямо на нее.
Медленно пройдясь к двери, словно сомневаясь, Лиза убыстрила шаги, и спустилась в фойе. Независимо миновала бдительных стражей, громыхнув турникетом, и вышла на улицу.
Опер топтался в пальто, замотанный в шарф и напяливший лыжную шапочку, смотревшуюся нелепо и даже жалко.
«Неприкаянный…» – улыбнулась Пухова.
– Вы же совсем замерзли! – сказала она, кутаясь в шубку, наброшенную на плечи.
Векшин смущенно развел руками:
– Никак… не могу уйти, – сбивчиво заговорил он. – Я… Я хотел просто… Даже не встретиться с вами… Просто увидеться… Увидеть!
Лизина улыбка пригасла, но ямочки на щеках все еще продавливались. Из женских глаз медленно уходила настороженность.
– Как вас зовут, капитан Векшин? – негромко спросила Пухова.
– Г-гена… – растерялся оперативник. Покраснел, и быстро поправился: – Геннадий!
– Очень приятно, Гена, – мягко сказала Лиза, и лукаво улыбнулась: – А зачем вы хотели меня увидеть? Только честно!
Векшин побурел.
– Я… Я хотел спросить, – заговорил он, мучительно подбирая слова. – Могу ли я… Вообще, хоть когда-нибудь… Встретиться… с вами? Не случайно, и не по службе, а просто так?
Лизина улыбка приподняла холмики щек.
– Вы приглашаете меня на свидание? – спросила она, сама удивившись кокетливым ноткам в своем голосе.
– А… могу? – выдохнул Геннадий.
– Можете… – женский взгляд опустился долу и прянул вбок. – Мы с Литом не были близки, Гена, а то кольцо… Понимаете… Это девушки вольны отказывать тем,
кто им не нравится, а в моем возрасте…– У вас самый прекрасный возраст, Лиза! – прорвалось у Векшина. – И вы – самая прекрасная женщина… Я люблю вас!
Там же, позже
Пухова замедленно поднималась по лестнице, склонив голову к плечу – она как будто прислушивалась к далеким голосам, рассеянно и вчуже. Душа ее активно затаптывала ростки надежды, а те все равно проклевывались, радостно и упорно, назло всем страхам и томленьям.
На какой-то ступеньке Лиза уняла внутреннее сопротивление, испытав предчувствие счастья. Тихонько засмеявшись, женщина легко одолела пролет – и прыснула в ладонь.
Умеет же она задумываться! Да еще так глубоко – ноги завели ее мимо «родного» отдела, аж на четвертый этаж.
«Ничего, с влюбленными это бывает! – подумала Пухова. – Но я же не… Совсем не… Или не совсем?»
Она громко рассмеялась и, хихикая, прикрыла рот ладонями.
«Как девчонка, честное слово… – мелькнуло у нее. – Ну, так я же не мальчишка! Мальчишка ушел… Но обещал вернуться!»
Из приемной, ступая ломким шагом, вышла Алла Томилина. Ее красивые губы вздрагивали, а длинные ресницы вразлет то и дело смаргивали слезинки.
– Аллочка, что случилось? – обеспокоилась Лиза.
– А ты что, не знаешь? – заплаканные глаза негодующе распахнулись. – Они Мишу сняли!
– Мишу? – Пухова растерянно ловила обрывки смысла.
– Да, да! Нашего Мишу! Директора! Вот! – секретарша нервно сунула распечатку на гладкой бумаге.
А на ней, черным по белому – «ПРИКАЗ». Текст прыгал, но главное Пухова уяснила: «…назначить ВРИО НИИ Времени тов. ПАНКОВА Аркадия Ильича».
В какой-то момент Лиза испытала жестокую ярость, еле удержавшись, чтобы не ринуться в директорский кабинет… В Мишин кабинет, куда нежданно, негаданно вползло нечто склизкое и текучее, чужое, как ксеноморф!
Медленно выдохнув, Пухова обстоятельно разузнала у Аллы все подробности, и бросилась вниз, к своему отделу.
Она застала рабочее место пустым, зато из лаборатории локальных перемещений доносился целый хор голосов. Замерев на пороге, поставив ногу на высокий комингс, Лиза огляделась.
В лаборатории было людно. Коллектив набился между хронокамерами, и даже перевешивался через парапеты второго и третьего ярусов старого ускорителя. Слышались возгласы:
– Да морду набить ему, и всё!
– Ага! И сам же в милицию попадешь!
– Вот не верю я, что это Панков один затеял! Он, конечно, сволочь та еще, но руки у него коротки.
– Это кто-то из ЦК, зуб даю.
– Ха! Еще бы! Секретарь по науке – это же власть!
– Посадят сейчас на Мишино место какое-нибудь кувшинное рыло…
Лиза набрала полную грудь воздуха, и крикнула:
– Лю-юди-и!
От неожиданности коллектив затих, а Пухова, раскрасневшаяся в праведном гневе, воскликнула:
– Что, митинговать будем? Или действовать?