Целительница: на грани

— Но должен же быть какой-то иной выход?

— Слишком благие намерения, милая. Посмотри на ситуацию со стороны: их сын умирает, сейчас никто никого не бьёт. И ты хочешь именно сейчас убедить кого-то официально разобраться в ситуации и наказать виновного? Они уже и так наказаны.

— Ну как же? — почти прошептала Вика.

— Когда мы делаем что-то неверное с телом, например, обжигаем руку, то оно даёт нам предупредительный сигнал через боль и импульс одёрнуть её. Здесь по аналогии. Если мы идём не по судьбе, с нами происходят болезненные ситуации. И чем дальше мы отклоняемся от маршрута, тем наша душевная боль сильнее.

— Н-да. Я вроде и понимаю, о чём ты, но не могу это сейчас принять. Всё равно не могу. Тому мальчику всего пять. И всё ради того, чтобы его мать изменила свою жизнь? Это жестоко! — тяжело вздохнула Вика.

— Философы называют наш мир миром боли и печали, — тихо добавила Анастасия Георгиевна. — Мы здесь учимся и познаём различные аспекты мироздания.

— Я позвоню уже завтра, мам. Извини. Не могу пока всё это принять. Пока.

— До завтра, милая, — с нотками грусти ответила Анастасия Георгиевна, принимая выбор дочери.

— Твой капучино, — Алексей протянул Вике бумажный стакан.

— Может, виски? — задумчиво произнесла она, рассматривая алкогольный магазин напротив.

— В парке можно купить только пиво.

— Я сейчас решу этот вопрос, — покачала головой Пятницкая, вернула Смолину кофе и отправилась в магазин.

— Вика! — остановил её Алексей. — Что у тебя в любой стрессовой ситуации включается алгоритм клуба «Я сама»? Вместе идём. И забери свой кофе. Пей и успокаивайся. Ты же без него жить не можешь. Виски?! Ладно, сегодня можно. И всё-таки ты много пьёшь.

— Можешь поехать домой и не мешать мне расслабляться.

— Ага, оставь тебя наедине с виски… Нет уж.

***

— Пойдём посмотрим на закат, — предложил Алексей, когда они зашли в парк. — Надеюсь, будут свободные лежаки.

— Лежаки? — не поняла Вика.

— Да, пойдём. Сама всё увидишь. Здесь есть пляж. Закат неполноценный. Река. В воду солнце не опускается, но всё равно красиво. А после красиво смотрится свет в окнах высотных домов.

— Ты знаешь этот парк?

— Знаю. Мосфильмовская не так далеко отсюда. А у меня маленький сын. Периодически приезжаем сюда гулять.

— Да, ты же теперь примерный семьянин, — без иронии констатировала Вика.

— Сам удивляюсь, — покачал головой он.

— И каково оно — быть отцом?

— Всё меняет. Я был не готов к этому.

— Говорят, к рождению детей нельзя быть готовым. Хотя мне сложно судить. Я пока и без того знаю, что не готова.

— Конечно, ты ещё сама ребёнок.

— Кажется, я снова начинаю жалеть, что ты сегодня мой компаньон.

— Хватит тебе. Сколько раз говорить, что я тебе не враг. Я слишком хорошо к тебе отношусь.

Вике показалось, что Смолин сказал это с большей теплотой, чем того требовали обстоятельства, и даже с некоей грустью, поэтому она чуть подала корпус вперёд и заглянула Алексею прямо в лицо, чтобы прочитать его истинные чувства по мимике.

— Я хорошо к тебе отношусь, — улыбнулся в ответ Алексей. — Не ищи подтекст. Я помню, что ты замужем, а я женат. Просто старые друзья.

— Хорошо, — кивнула Вика, успокаиваясь. — А то мне померещилось.

— Да, померещилось, — поддакнул Алексей. — Нам вниз по лестнице под гору. Почти пришли.

Пятницкая и Смолин расположились на широком деревянном топчане, на котором могло уместиться четыре человека. Ложиться не стали, так как у них не было с собой пледа или подстилки, а сели, свесив ноги. На соседних лежаках люди тоже ждали закат. Почти все места были заняты.

— Хорошая у тебя возникла идея — купить маленькие бутылочки с виски. И стаканы не нужны, и ощущение — словно мы куда-то вот-вот поедем. Приятные ощущения. Давно не была в путешествии. Пару месяцев точно, — сама над собой засмеялась Вика.

— Скоро будет выездное совещание совместно с Виват-банком. Они устраивают. Краснов тебе сказал? Ты уже купила билеты на самолёт?

— Нет, ничего не говорил.

— Летим в Сочи на следующей неделе. Странно, что ты не знаешь.

— Даже не знаю, что тебе сказать, — смутилась Вика и откупорила первую бутылочку. — Может, Николай сам полетит, а я там не нужна.

— Быть такого не может. Ты ключевая фигура по проекту. Скорее всего, просто забыл. Спроси у него.

— Так уж и ключевая? — усмехнулась Пятницкая, подсознательно напрашиваясь на комплимент.

— Конечно! Кроме тебя, меня никто не мучает подробными расспросами по задачам.

— Так пишите протоколы встреч с более чёткими заданиями и сроки исполнения не забывайте.

— Какая же ты нудная порой! И почему ты не со мной? То есть не в моей команде?

— Потому что ты в меня не верил.

— Права. Не верил. И ошибся. Давно признал это. И ты знаешь. Так что не нуди, — усмехнулся Алексей.

— Я могу пить молча. Смотреть на закат и слушать пение птиц. Здесь хорошо. Спасибо, что показал это место.

— Всегда рад. Расскажешь, что произошло?

— Я не смогла исцелить ребёнка — что ещё тут рассказать… — Пятницкая залпом допила бутылочку.

— Да, лучше не рассказывай, если после каждого предложения ты так будешь пить, — попытался пошутить Смолин, а потом серьёзно добавил: — Я верю, что крещёные дети отправляются сразу в рай. В этом случае небесный суд не нужен.

— Я не знаю, был ли он крещёный. И не знаю, во что верить. Я сама не видела рай и не общалась ни с кем, кто его видел.

Алексей смутился такому ответу.

— Я всего лишь умею исцелять, — добавила Вика. — Даже не смогу подтвердить, что существуют духи или приведения. Я не видела. Да, мне бы хотелось верить в хорошее, но я не могу. Мне нужны доказательства.

— Всегда считал, что ты веришь в Бога.

— Верю. Я чувствую его как энергию всего. Как бесконечный источник и истинную, безусловную любовь. Но там, где я была, нет больше ничего, кроме этой энергии. Там растворяешься как личность. Да, там очень хорошо, но в то же время ты становишься ничем, сливаешься с этим бесконечным однородным пространством. Понимаешь?