Цельняпушистая оболочка 2

Сивира, у которой еще секунду назад коленки от волнения подгибались, вдруг просияла и расплылась в улыбке. В самой искренней улыбке, что я когда либо видел. У кошки, конечно… После такого все «платоническое» и «дружеское» совсем не помещалось на язык.

Мы с Сивирой уже больше двух минут стояли на проселочной дороге и тупо смотрели друг на друга. Она лыбилась как полоумная, а я тщетно пытался найти хоть малейший предлог, дабы свалить куда подальше. Ну не умею я в романтику! Лучше дайте автомат да негров позовите! Так поспокойней будет.

— Кхм… А может, пойдем обратно? Ты же говорила, что там дождь будет и всё такое… — тихо обратился я к скалящейся мурзилке.

— Ага… — тупо ответила младлей и, шандарахнув хвостом по земле, развернулась и медленно пошла в сторону городка.

Закурив и осмотревшись по сторонам, я быстро двинулся следом за ней.

— Да, и вправду будет дождь… — задумчиво произнесла Сивира, бредя рядом со мной.

Что!? Опять!? Да етить твою налево! Мы что, теперь так и будем!? Пусть лучше портки снимает! Я уже на все готов, лишь бы не слушать этот бред.

— Будет–будет… — неуверенно буркнул я.

— Надеюсь, Сэйли подружится с кем–нибудь в школе… — продолжила Сивира пороть чушь.

— Ага…

— А как ты думаешь… — начала девушка бормотать еще какую–то ересь, но осеклась и резко остановившись серьезно посмотрела на меня. — Какого хрена, Лукин!? Да дракон меня раздери, мы только что начали встречаться, а ты несешь какую–то чушь! — громко и с нажимом произнесла девушка, недоумевающе глядя на меня.

Это я-то?!

—Да это ты какую–то херню порешь! Книжек дебильных начиталась!

— А кто из нас феленид!? Тьфу, мята! То есть, кто из нас… Как вы там себя называете? Мужик? — вновь продолжила гнуть свою линию полоумная кошатина.

Ну да, конечно. Сама в жопу без мыла пролезла, а теперь ответственность перекладывает.

— Ну, может тогда…. — сказал я и замолк. — О! Хочешь загадку!? — вдруг неожиданно для самого себя, предложил я.

Сивира как–то странно на меня взглянула, словно проверяя — не ебанулся ли я на радостях. Чуть погодя она кивнула.

— Шумит, толкает, но в жопу не попадает?

Темная мурзилка как–то неуверенно проморгалась, всем своим видом выражая крайнюю степень недоумения.

— Сдаюсь…

— Советский бесшумный аппарат для вставки в жопу!

Так, чую армейский юмор тут не в кассу… Судя по её лицу, она сейчас думает как бы аккуратно отменить наши «отношения». Отлично! План сработал! Или это был не план? Что–то я себе не так все представлял. И отказываться уже как–то неудобно… Ладно, где у них тут кабак ближайший? Свожу ее куда–нибудь, что ли. Дурацких анекдотов у меня еще много. Пусть помучается! Будет знать, как мне голову «погодой» трахать!

Глава 37

В комнате, погруженной в ночной мрак, на кровати в самом углу что–то зашевелилось. Сэйли медленно слезла со своего спального места, стараясь двигаться как можно тише. Оказавшись на полу, девушка, сунула голову под одеяло и, явно нервничая и чуть повозившись, извлекла из–под него кухонный нож. Сжимая рукоять в руке, фелисина тихонько развернулась на одной ноге и опасливо посмотрела на кровать Лукина.

Лейтенант спокойно спал, явно не потревоженный действиями подростка. Сегодня вечером, он как и всегда в последнее время, грохнулся спать не раздеваясь.

«Сейчас или никогда!» — решила Сэйли и стала осторожно приближаться к спящему человеку. Отсутствие одной ноги сильно мешало скрытному передвижению, но девушка передвигалась не–спеша и аккуратно придерживаясь стены. Судорожно сжимая нож во вспотевшей ладони, больше всего она боялась что человек проснется и заметит её, но к облегчению маленькой девушки, этого не произошло. Добравшись до койки Лукина, Сэйли тихонько выдохнула, стараясь унять бешено колотящееся сердце и принялась как можно осторожнее забираться на кровать.

«Еще чуть–чуть… Давай Сэйл, ты справишься!» — подбадривала себя она, буквально «вползая» на высокую койку. Лейтенант не пошевелился. По всей видимости он так был сильно измотан дневными событиями, что совсем не замечал происходящего. «Есть!» — пронеслось в голове у фелисины когда она наконец оказалась на кровати «отчима».

Поправив нож, чтобы он оказался повернут лезвием к человеку. девушка остановилась ища опору для рывка. «Вот и всё… Ты даже не проснешься, уродец!» — мысленно крикнула Сэйли, но в то же время в её голове пронеслась и другая мысль.

«Но он же не виноват! Даже наоборот, взял тебя к себе и ни в чем не отказывает!»

«Ложь! Всё это грязное вранье! Он взял меня к себя только чтобы сожрать!» — Сэйли пыталась «вытряхнуть» из головы вдруг появившиеся ненужные мысли.

Но сосредоточиться у неё все равно не получалось. Навязчивый голос всё продолжал говорить о неправильности её решения.

Идея отомстить за своих родителей, пришла ей в голову еще в тот момент когда человек пришел к ней в госпиталь. Уже тогда, глядя на Лукина, в ее голове появилась жгучая ненависть. Ненависть к людям и феленидам, за жестокость и вероломство. К принцессам и гвардии, за бесполезность. Ненависть к себе, за беспомощность. «Никто! Никто из них не остановил Леру! Где?! Где они были когда эта лживая тварь скармливала мне моего же родного отца!?» — спрашивала сама у себя девушка, но никак не могла найти ответа. Она не хотела верить что её жизнь в родной деревне, останется в прошлом. Счастливое детство исчезло где–то там, в темном подвале, рядом с останками ее родителей и соседей.

Выдержать целую неделю в этой безумной, сюрреалистичной тюрьме и остаться прежней, ей было не под силу. Каждый день, каждый час, она, изнывающая от жажды и голода, была вынуждена проводить прикованной к стальной арматурине, слушая стоны своих «сокамерников». Но Лере этого казалось мало. В ней проснулся аппетит. Первым в «коптильню», небольшое углубление в стене подвала, отправился отец Сэйли.

Следующим на очереди оказалась мать несчастной. Лера «великодушно» предложила ей свободу и конец мучений, при условии что она «почтит» останки собственного мужа. Та, несмотря на все принуждения, все же отказалась. Взамен нее, на предложение человека согласились Синс и Дэйзи. Подружки Сэйли, те кого она считала едва ли не членами семьи, чуть ли не с жадностью набросились на смердящий обугленный кусок плоти. Но и этого Лере показалось мало. Она потребовала доказательств того, что они «исправились». Она потребовала «искупления».

Сэйли ничего не могла сделать глядя как её мать ведут вверх по лестнице, куда–то в дом. Мать что–то кричала, пыталась вырваться, но измученная и покалеченная фелисина ничего не могла противопоставить своим палачам.

— Выживи! Ты должна выжить, слышишь!? Ты слышишь меня!? Выж… — крик матери резко оборвался, его заменил глухой удар и странный треск, словно кто–то наступил на осколки битого стекла. Сэйли видела свою маму в последний раз.

До самого конца, каждый день Лера не прекращала свою «программу исправления». Пытки и побои человека и ее «ассистентов» не выдержал никто. Никто кроме Сэйли. Фелениды, один за другим отправлялись в коптильню, или, не выдерживая издевательств соглашались на всё что предлагала им Лера. Но «свободы» больше не получил никто. Решившихся на отчаянный шаг отправляли наверх — в дом. Что происходило там Сэйли не знала, но те звуки что долгое время раздавались сверху не оставляли никаких сомнений в кончине несчастных.