Цена его любви

Киваю, уже направляясь дальше.

— Влад, — не успеваю подойти к Серебрякову поздороваться. С ним тоже есть несколько непростых разговоров и вопросов. Милена перехватывает руку.

Хочется сбросить — не терплю вдруг женских прикосновений.

Но приобнимаю за талию, наклоняя голову к ее губам.

Если она работает на врагов, нужно использовать каждый шанс. Выжать все, что возможно.

— Ты ведь… Не всерьез тогда… С той, — шепчет мне на ухо, пытаясь приласкаться. — Мы же с тобой столько всего прожили. Столько было всего, Влад.

Разворачиваю к себе. Держу на расстоянии. Не обнимаю.

Очередная кукла, — сколько их таких? Блеск в глазах, чистый соблазн, — а все пустой. Ради чего живут, ради чего вот так порхают?

Хотя, — мне ли не знать. Власть, бабло, шмотки и дорогие места. Все ради этого у них. Если повезет, то к этому еще и неплохой секс добавиться. Положение.

— Ты знаешь, Милена. Сейчас непростые времена, — пожимаю плечами.

— Конечно, любимый, — ластится, как кошка, опуская наманикюренные руки мне на грудь, пробегаясь по пуговицам рубашки. — Но ты же справишься. Кто может быть сильнее тебя? Ты ведь нашел уже, кто за всем этим стоит?

Черт. Такие вопросы не бывают просто так.

— Найду, Милена. Обязательно найду. Ты знаешь. Я каждому горло разхерачу. Каждому, кто что-то знал и промолчал. И молчит сейчас. За своих ничего никогда никому не прощают. Как бы расклад не сошелся. Кто бы в итоге не выплыл. За своих из-под земли найдут. И в страшных муках покорежат.

Замирает. Думает. Прикидывает. Так и вижу, как внутри у нее щелкают мысли.

В который раз убеждаюсь — не так просто Милена. Наверняка что-то знает. Колеблется, раскрыться или нет?

— Ты обязательно победишь, Влад, — глаза снова вспыхивают, красный язычок уже облизывает яркие губы. — Обязательно. Ты же сильнее всех. Просто позволь мне быть рядом. Пусть даже сейчас так трудно. Я не боюсь. Я всегда буду с тобой. Всегда. Скажи мне, что нужно сделать и я все сделаю. Только… Только будь!

Улыбаюсь Милене, понимая, что попадаю под обстрел фотоаппаратов.

Пока мы здесь, у всех на виду, наши люди прочесывают все тайные места. И дом Грека вместе со всеми его сейфами. Крайне необходимо и здесь выглядеть так, будто ничего не происходит.

— Гордей, — набираю сразу же, как выдается свободная минута.

— Ничего, — скрежещу зубами, снова слыша этот ублюдочный, ставший уже привычным ответ. — Но мы не одни работаем. Дом Грача тоже сегодня перерыть пытались. Охрана сняла троих. Сразу, чьи люди непонятно. По душам побеседовать не успели. И Ал твой в бой рвется. Никак успокоиться не может, что не у дел.

— Следи за Алом. На него могут выйти, — тяжело вздыхаю.

Продолжаю сохранять невозмутимый вид и даже улыбаться, помня о журналистах и толпе. А как же хочется захерачить кулаком о стену!

И во все осиное гнездо это на хрен взырвчатку бросить!

Я возвращаюсь под утро, чувствуя, как почти не держат ноги.

Никакие, блядь, перестрелки, никакие драки, даже самые злые и жестокие, когда мы в подземельях прятались месяцами не изматывали так, как эта пустота и тишина. Как это неизменное «ничего», которое я уже так задолбался слышать, что готов пристрелить, если услышу еще его хоть раз.

Я готов воевать. Встретится с теми, кто Регину похитил. Готов, блядь, нажать силой и вышибать со всех позиций.

Но сколько прошло времени, — и по-прежнему тишина.

Они выжидают. Они ждут, чтобы паззл во власти сложился. Подгадывают время для решительного удара, для того, чтобы зайти потом с этим козырем и ударить по всем картам. Я понимаю. И Морока понимаю, он прав. Надо выжидать, другого варианта нет. Мы делаем все, что только в силах. Но, блядь, впервые в моей жизни ни хера не дает результата!

Смываю с себя всю эту ночь.

Только от постели веет теплом. Оттуда, где слышу ее дыхание. Где волосы ее по подушке разметались.

Теплом, которого в жизни никогда не знал. От которого в сердце что-то такое несусветное разливается. И выбивает все.

Укладываюсь рядом, обхватывая, прижимая к себе с силой, но стараясь не причинить боли, не разбудить, не потревожить.

Зарываюсь в волосы. Бесконечно любуюсь ее таким умиротворенным лицом. Как будто и не из моей жизни. Да и не из моей…

И сердце колотится до одури.

Мой оазис. Вот она, здесь, рядом. То, чего не было никогда и о чем не мечтал. Не купить ни за какие деньги. Не добиться никакой властью. Этого простого чувства, от которого задыхаешься и надышаться невозможно. Тепло. Дар, свалившийся мне с неба, самим небом моим ставший, глотком настоящего воздуха.

* * *

— Влаааад…

Просыпаюсь в его жадных объятиях.

Первый удар сердца — радость. Счастьем затапливает. Нежностью сводит.

Вернулся. Рядом. Живой.

Но в нос тут же ударяет запах чужих духов.

Тянет на себя, упирается вздыбленным членом. Сжимает грудь, — властно, жадно.

Подминает под себя, и голодом своим одуренным обрушивается.

— Влад…

А я уже уплываю. Забываю обо всем. Каждая клеточка тела гудит, взрывается и тянется навстречу этому мужчине.

Бывает ли так, что люди — просто созданы друг для друга? Ведь именно с ним я забываю обо всем.

Он будто вливает в меня часть самой себя, — странную, незнакомую, неизведанную.

Я чувствую его так глубоко внутри, как никогда и никого другого!

В глазах его чувствую. Как будто для меня он распахнут. Сквозь все его личины, сквозь всю видимость. Другого его совсем ощущаю. Не таким, как со стороны кажется. Будто все его слои с одного взгляда для меня слетают. И то, что вижу, прямо в душе, внутри отбивается.

Но…

Преодолеваю марево, что уже заставляет выгнуться и застонать в ответ на дикую, безумную ласку.

Упираюсь обеими руками в крепкую, невозможно огромную грудь.

— Что, маленькая, — поднимает от моего живота пьяный взгляд. Такой сумасшедший. Такой одурманенный. — Я тебя потревожил? Испугал?

И хрипотца эта в голосе. И бархат. И безумная золотистая дужка вокруг почерневших глаз.

Таю.

Только сейчас вдруг понимаю, — я как-то в самом начале, с первого взгляда на него, еще такого мрачного, страшного, знала, что никогда не причинит он мне вреда.