Цена империи. Чистилище

Ого! Это что ж так батенька мой разговорился, вот что значит контроль упустить… Это что ён тут наворотил! Ну, хорошо, я-то в курсе и про Фишера, и про Стьюдента, который и не Стьюдент вообще-то, а Госсет, а он-то откуда? Соображай, тугодум академический! Пассионарии это вообще-то из Гумилева, он тоже еще не родился от слова совсем… Стоп! А это выражение «пассионарии хреновы», жест с потиранием переносицы, это что же получается, если меня перенесло, то и кого-то еще затянуть сюда могло? Точнее, предполагаю даже кого! Ха! Не мозги у меня все-таки не мальчика, а мужа! Даже академика. Вот и выдаю в пространство:

— Ну что, ученичёк, обосрался?

Видели бы вы отпавшую челюсть моего «папаши». Честное слово, только ради этого мгновения захотели бы оказаться на моём месте!

Эпилог

Ново-Михайловский дворец Санкт-Петербург

8-е марта 1880 года

Император Михаил Второй

Через два часа должно было состояться важнейшее совещание. Костяк его команды собрался в столице. И теперь надо было огласить программу ближайших действий. А через час должен был приехать посыльный, привезти букеты цветов — большие белые розы для супруги, розовенькие, почти бутонами — для дочери, небольшие красные гвоздики — для прислуги. Почему? Захотел. Ошарашенному секретарю объяснил, что по славянской традиции сей день благословения женщины — хранительницы домашнего очага. И было положено еще в дохристианские времена делать прекрасной половине человечества подарки. И сии подношения должны быть недорогими, но от всего сердца. И глава рода всегда одаривал своих женщин и в роду которые, и были под его опекой. Краткую речь о сем он подготовил, а пока посыльный привезет требуемое, занялся чтением рукописи того самого шотландца, Эркарда, оная и послужила «зацепкой» для Мезенцева, позволившая распутать клубок смертей и покушений, преследовавших семью Романовых. Он быстро переложил в сторону прочитанные уже листы и наткнулся на пометку, сделанную своею рукою: «использование наглами культуры и спорта как пропаганды своего образа жизни, клубов, как места досуга, который может стать центром аккумуляции недовольных и кристаллизации заговоров и оппозиции — интересный акцент! А что можно ему противопоставить» Далее стояли три вопросительных знака. Михаил окунулся в текст.

«Итак, наступил торжественный день. Сотни жаждущих зрелищ, кои были анонсирована в многочисленных газетных статьях, за несколько часов до объявленного срока съезжались и сходились на поле возле Павловского кадетского корпуса. Почтенные матроны и юные барышни, воспользовавшись прекрасной погодой получили отличную возможность продемонстрировать не только модные туалеты, но и все достоинства фигуры. Особый шарм добавляли драгоценности, кои в соответствии с этикетом могли позволить себе замужние дамы. Согласитесь, насколько выгоднее смотрится сверкающее и переливающееся на солнечных лучах ожерелья и колье, изготовленные в прославленной в столице семейной ювелирной фирме «Леопольд Зефтиген», если они покоятся в горизонтальном положении на высокой груди многочисленных красавиц. Естественно, что у мужчин и женщин, лицезрящих сие великолепие со стороны, эмоции разделялись на восхищение и зависть, соответственно. Играл оркестр услаждая слух присутствующих мелодиями, написанными Глинкой и Алябьевым, а также вальсами, польками и мазурками, вышедшими из-под пера Иоганна Штрауса и успевшими покорить почти всю Европу. Нужно отдать должное распорядителям сего праздника, ибо они приложили немало усилий дабы убедить маэстро изменить свои планы и открыть свой ежегодный летний сезон в России на несколько недель раньше. Великий композитор не устоял перед суммой обещанного гонорара и теперь, он лично дирижировал оркестром, коей играл с таким искусством, что у большинства кавалеров и особенно у облачённых в офицерский мундир возникало непреодолимое желание прищёлкнуть каблуками и склонить голову перед дамами, а после чего закружить их в вихре танца.

Кстати, кто-то распустил слух о том, что среди виолончелистов будет играть лично Великий князь Константин Николаевич. Появление сей молвы имело под собой некоторые основания, ибо брат Государя с большей симпатией относился к Штраусу и будучи великолепным музыкантом иногда играл у него в оркестре, во время гастролей маэстро в Павловске. Но в данном случае надежды поклонников музыки не оправдались. Но духовная пища не могла полностью заменить пищу телесную. А посему отдав дань Фебу в совокупности со всеми его музами, значительная часть присутствующих перекочевала к павильонам и кафе, дабы почтить Вакха и его «пророка» Лукулла. Мадам и мадмуазель лакомились мороженым, тем паче что выбирать было из чего: малиновое с меренгами, ананасовое в вазе из апельсина, с флердоранжем (водой померанцевых цветов), крем-рояль (флердоранж и земляника) и еще много разновидностей. Юные барышни запивали сии лакомства лимонадами, фруктовыми и ягодными водами, а их mamans et tantes[1] предпочитали шампанское: «Клико», «Моэт», «Аи». Вкусы мужчин отличались большим разнообразием: вина и более крепкие напитки пользовались одинаковым спросом, сие относилась так же и к закускам. Однако, даже за столиками где как писал когда-то великий А.С. Пушкин был: «… просторен круг гостей, а кружок бутылок тесен» находилось немало людей, коим праздник не мешал заниматься делами, сиречь зарабатывать деньги. Велись переговоры о поставке корма для скаковых лошадей, а коннозаводчики договаривались о продаже жеребцов и кобыл. Кроме того, были востребованы предложения по пополнению арсенала и запаса боеприпасов к ружьям, пистолетам и новомодным револьверам систем Кольта, Адамса, Лефоше с коими могли тренироваться поклонники меткой стрельбы. Но среди желающих обогатиться хватало и тех, кто не собирался действовать по принципу: товар-деньги-товар, а предпочитали эксплуатировать такую извечную человеческую слабость, как надежда стать богатым, не пошевелив для этого даже пальцем, а лишь рискнуть и выиграть.

На сей случай, незабвенный Александр Сергеевич, сам слывший азартным человеком говаривал: «Страсть к игре есть самая сильная из страстей». Сейчас же речь шла о заключении пари на результат боксёрского поединка в ходе которого чемпион Англии заочно объявил о желании биться с любым из присутствующих на празднике, кто готов бросить ему вызов. Необходимо отметить, что сие действие было прямо предусмотрено в принятых в 1838 году «Правилах Лондонского призового ринга», в коих в пункте 19 предусматривалось, что все пари выплачиваются сразу же по окончании боя. Об этом, как и об иных интересных до падких на сенсацию читателей подробно писали газеты. Естественно, что авторы сих опусов, кровно заинтересованные в раскупаемости тиража несколько приукрашивали факты. Так, рассказывали, что британский спортивный мэн, Том, родившейся в семье бедного рыбака, еще семилетним ребенком поймал огромную рыбину, чуть ли не акулу, превосходящую его по росту и весу. О том, что, работая каменотёсом он приобрел силу Геркулеса, это позволило ему спастись из заваленной камнепадом пещеры, пробив себе киркой выход. Приводили историю, как он девятнадцатилетним юношей отправил в нокаут громилу, коей превосходил его летами, весом, силой и ростом и считался непобедимым бойцом на территории всего Уондсворта. Говорили, что он не чувствует боли и усталости и способен биться на протяжении десятков раундов сохраняя расчетливость и холодный ум. Поэтому большинство людей делали ставки на победу Тома Сэйерса. Имя его противника было неизвестно, ибо британец готов был биться с любым желающим, что весьма напоминала обычаи канувших в лету рыцарских турниров. А посему его пока именовали «господин никто». Кстати, Джеймса, коей внимательно отслеживал сколько и на какие суммы было сделано ставок, обратил внимание, что двое поставили на «господина никто» достаточно крупные суммы: каждый по тысяче рублей ассигнациями, что сулило им в случае поражения Тома огромный выигрыш. И если бы этот поединок проходил при царствовании прабабушки нынешнего Императора, то тогда у русского бойца было больше шансов на победу. Но сейчас — навряд ли.

Почивший в бозе Государь Николай Павлович, считая кулачные бои вредными для общественного порядка своим указом в 1823 году приказал военному Министру «не допускать нигде кулачных боёв». А ещё через девять лет этот запрет вошел в Свод законов Российской империи и сии забавы стали исчезать из больших и малых городов, и лишь в деревнях и сёлах, все ещё сходились удалые молодцы стенка на стенку. На всякий случай, Найки навёл всевозможные справки и полученный ответ его вполне успокоил: в Санкт-Петербурге, во всяком случае из той категории, кою принято относить к «чистой публике» нет никого, кто мог бы противостоять опытному боксёру, а присутствие черни на сей церемонии было невозможно. Так что попытка поставить деньги на противника британского чемпиона, скорее всего можно считать блажью богача или, если угодно проявлением того, что французы именуют «du patriotisme d’antichambre»[2]. Радует лишь то, что к счастью сие опасное заблуждение более распространено среди простонародья или парвеню и значительно меньше среди аристократов.

Когда оркестр перестал играть, то на мгновенье установилась тишина, но через несколько секунд из разных концов поля послышалось: «Приехал…Великий Князь и Генерал-губернатор приехали!» и все дружно развернулись и двинулись в сторону того участка поля, где были заранее приготовлены трибуны для наиболее почётных гостей, из остановившихся десяти роскошных экипажей стали выходить богато одетые дамы и господа. Помимо этих двух высокопоставленных особ, на этом торжественном мероприятии, где собралось несколько тысяч людей, не мог не присутствовать обер-полицмейстер Санкт-Петербурга, граф и генерал-адъютант Пётр Андреевич Шувалов. Естественно, что адмирала и генералов сопровождала внушительная свита. Среди столь живописной группы, в коей сверкали на столь редком для Северной Пальмиры ярком весеннем солнце эполеты и эфесы золотого оружия, совершенно затерялся гражданский губернатор Санкт-Петербурга Николай Михайлович Смирнов и еще несколько чиновников в вицмундирах. Когда пришло время занимать трибуны, для них так и не нашлось место рядом с Великим Князем, Генерал губернатором и графом Шуваловым. А посему им пришлось соседствовать с подполковниками и капитанами второго ранга, кои свысока посматривали на сиих штафирок. Как только высочайшие гости окончательно разместились, оркестру был подан заранее оговоренный сигнал и над полем раздались величественные звуки «Боже Царя Храни». Как только зазвучала эта божественная музыка, Великий Князь Константин Николаевич и все прочие морские офицеры, по старой флотской традиции, хотя и отменённой пару лет назад, левой рукой сняли головные уборы, отдавая воинскую честь гимну Российской Империи. Сие действие было поддержано и их сухопутными собратьями. Большинство штатских мужского полу из громадной толпы, запалившей почти всё поле единодушно обнажили головы. А некоторые зазевавшиеся были простимулированы легкими подзатыльниками, отпущенными чинами полиции, надзирающими за порядком и благочинием на сем празднестве. Понятно, что сие вразумление распространялось на шпаков невысокого полета, но производила неотразимое впечатление и на отдельных представителей «чистой публики», в том числе и иностранцев, кои вольно или невольно попытались проявить неуважение к Русскому Гимну. Вздорные мысли мгновенно покидали их голову, а инстинкт самосохранения ясно давал понять, что они рискуют нарваться на удар, не кулака, а перчатки, что означало вызов на дуэль с весьма печальными перспективами для британца, француза или иного «немца». Тем паче, что Парижский Мир был заключен относительно недавно, и у многих русских дворян, кои носили офицерский мундир или уже вышли в отставку было много неоплаченных счетов к просвещённым европейцам.

Великий Князь Константин Николаевич полностью разделял эти чувства, но у него они были гораздо ярче, ибо с высоты своего положения он знал больше и смотрел дальше. Дикий грабеж Керчи и Севастополя, не толпою мародёров, хотя было и это, представляло собой прекрасно подготовленное и поставленное на государственный уровень преступление, ничем не отличающиеся от того, что творили орды Чингисхана и Тимучина. Англичане и французы с дипломами докторов и профессоров задолго до войны приезжали в Крым с невинными намерениями изучения природы или культуры. Но истинной целью этих шпионов были составление подробного описания обороны и реестра богатств Тавриды, дабы легче было нападать, уничтожать и грабить. Поэтому, как истинно европейские христиане, они сквозь пальцы смотрели на то, что вытворяли турки и татары с местными жителями, в том числе и православными, кои понадеявшись на гуманность союзников, внезапно превратились в отару овец, кою рвут на части обезумевшие волки и шакалы. А благородные джентльмены и месье педантично, с математической точностью грабили, грабили и грабили. Будучи неглупыми людьми, они прекрасно понимали, что рано или поздно, война закончится и им придётся уйти, и это понимание заставляло удваивать свои усилия по превращению просторов Крыма в пустыню. Дабы между союзниками не возникали недоразумения, бы оговорены сферы интересов. Британцев интересовал металл в любых его ипостасях — пушки, якоря, колокола, ядра, а также техническое оборудование. Более утонченные французы предпочитали вывозить предметы искусства и культуры. Кроме этого, у лягушатников была ещё одна цель, на первый взгляд исключительно коммерческая — конкурентная борьба с российским виноделием. И для достижения оной под топор пошли плантации винограда, а бесценный архив научных исследований просто сожгли.

Поэтому, у самого Константина Николаевича, на многочисленных встречах на раутах и иных мероприятиях, в коих он был вынужден участвовать по долгу службы и происхождения, иной раз возникало желание лично залепить пощёчину своему визави с английской или французской фамилией. И хотя он Великий Князь и не всегда волен в своих чувствах, но сегодня он всё-таки сможет сбить спесь с британской физиономии, пусть и не собственноручно. Тем временем, праздничная церемония шла установленным порядкам. После гимна, пришло время торжественным речам, ком предшествовало долгожданное оглашение названия клуба. В соответствии с традициями имя следовало выбирать из длинного списка античных богов или из христианских святых. Члены правления, среди которых слово Джеймса Найки имело вес, остановились на имени Эвфрон, коему приписывают изобретения шахмат. Тем паче, что в последние годы в Британии стала очень популярной поэма «Каисса», кою сэр Уильям Джонс сочинил ещё в 1763 году и именно в ней Эвфрон был назван Богом Спорта к помощи которого обращается сам грозный Марс. Учитывая, что не так давно закончилась Крымская война и между Британией и Россией снова воцарился мир, сия аллегория была признана уместной и более чем своевременной. Далее была выводка лошадей, коя значилась первым пунктом в программе празднества. Вычищенные и вымытые до блеска кони, без всякой амуниции, ведомые конюхами за уздечку, делали круг, позволяя присутствующим насладится их красотой и статью. Одновременно с этим двое специально обученных мужчины, вооруженные морскими рупорами, перечисляли их родословные, их потомство и конный завод, на котором их вырастили. Это было прекрасное зрелище, от которого зрители получали колоссальное удовольствие. Однако, были и недовольные. Ряд дам были обижены тем, что их спутники перенесли своё внимание с созерцания их прелестей на кобыл и жеребцов. После окончания выводки, глашатаи в эти же рупоры прокричали долгожданное объявление о начале демонстрации тех чудес силы и ловкости, кои способен совершить практически каждый мужчина, коей в совершенстве овладеет искусством единоборства под наименованием бокс. Для чего специально приехал Том Сэйерс, чемпион Англии и обладатель пояса, заслуженного во многих поединках. Не забыли упомянуть, о том, что этот выдающийся боец готовится к первому международному турниру, коей должен состояться в следующем году. Но зная о том, что развитию спорта в сей великой державе покровительствует лично его Императорское Высочество Великий Князь Константин Николаевич, организаторы и члены спортивного клуба сделали всё возможное и невозможное, дабы подготовка и тренировки Тома Сэйерса проходили именно здесь, в Санкт-Петербурге. И благодаря этому подарку судьбы, все члены клуба получат уникальную возможность получать уроки бокса под его началом.

Распорядитель праздника взмахнул платком и под мелодию песни «Марш британских гренадёров» шестнадцать специально подготовленных мужчин, разбившись на пары вынесли на центр поля восемь деревянных столбов, кои и были установлены в заранее пробуренные ямы образовав квадратный ринг со стороною в 24 фута. Через закреплённые на них кольца протянули два ряда верёвок, а посредине просыпали мел таким образом, что получился почти что правильный квадрат стороною в один ярд, именуемый в правилах как «скретч». Как только сии действия были закончены, они, повинуясь новому знаку церемониймейстера выстроились в две шеренги лицо к лицу образовав таким образом проход, через коей на ринг под новый марш вышел Том Сэйерс в сопровождении двух секундантов и помощника. Из одежды на нем были лишь короткие до колен штаны и ботинки. Обнаженный торс убедительно демонстрировал внушительную мускулатуру, а его талия была затянута чемпионским поясом из алого бархата с прикрепленными серебряными щитами, на коих были выгравированы имена предыдущих чемпионов. Одновременно, глашатаи перечисляли победы, одержанные Томом и наиболее впечатляющие подробности поединков. Но неожиданно, по знаку церемониймейстера они замолчали и на поле на мгновение установилась полная тишина. Все присутствующие затаили дыхание, ибо именно сейчас британский чемпион должен был подтвердить своё желание биться с любым из присутствующих. Вызов прозвучал, но проходили секунда за секундой, а ответа не следовало. Как вдруг из группы морских офицеров, к коим, спустился с трибуны Великий Князь Константин Николаевич, прозвучал громкий уверенный голос: я готов биться! Церемониймейстер и все организаторы празднества были ошарашены столь неожиданным ходом развития событий. По опыту аналогичных схваток они ожидали, что вызов примет человек гигантского роста и обладающей силой геркулеса. Но не знание приёмов бокса, а также колоссальный опыт полученный в десятках поединков обеспечит Тому победу, а столь явные преимущества в росте и весе, сделают её ещё более зрелищной. Что же касаемо физической силы, то британцу её более чем хватало. А что можно ожидать от этого молодого человека в мундире капитана второго ранга, заранее сказать невозможно. Но делать было нечего, правила были оглашены, а кроме того, судя по всему Великий Князь вполне одобряет сей порыв, а посему чуть позже последовало следующее объявление:

— Господа, вызов принят. Против чемпиона Англии Тома Сэйерса будет биться капитан второго ранга Лукин. А посему, те ставки, кои были сделаны на возможную победу господина Никто, теперь следует отнести на господина Лукина. Поединок состоится через пол часа.

Через назначенное время, оба соперника зашли на ринг и пожали руки. Его русский противник облачился в свободные шаровары с небольшим напуском на мягкие сапоги. Единственное, что их объединяло, так обнажённый торс и отменно развитая мускулатура. Среди присутствующих, подданных Королевы Виктории и той части русской публики, кою можно было отнести к категории англоманов волной пробежали презрительные ухмылки и чуть слышное: «barbarian, wild skiff» [3]. Зато присутствующие в немалом количестве казаки Лейб-гвардии Его Величества полка, направленные на сие празднество для обеспечения порядка, были весьма довольны таким выбором одежды и возглас «любо» заглушил змеиное шипение британцев и их приспешников. Тем временем, сопровождающие боксёров секунданты вытянули жребии из цилиндра, коей снял с собственной головы церемониймейстер. Удача улыбнулось британскому боксёру, и он получил право выбрать для отдыха тот угол ринга, в котором было не так жарко и солнце меньше слепило глаза. Капитану Лукину пришлось удовольствоваться противоположным. Далее следовал выбор цвета платка, коей следовало привязать к столбу в своём углу, а в случае проигрыша, он становился трофеем победителя. Двое судей сперва внимательно изучили подошвы обуви соперников на предмет наличия шипов, коих разрешалось иметь не более трёх, а затем приступили к не менее важной процедуре — выбора рефери от которого зависело куда качнутся весы немезиды в случае спорных моментов. Нельзя не сказать, что выбирать было из кого и желающих хватало по одной простой причине — ДЕНЬГИ! По правилам это было пять процентов из суммы приза, из части победителя, а при таком скоплении народа и громадного количества ставок, рефери имел все шансы мгновенно разбогатеть.