Цена мести

Ее дыхание участилось.

— А если это невозможно?

— Я так просто не сдаюсь.

— Мистер Брэндон… Каз, мне неловко. Наверное, вам следует допить кофе и уйти.

— Мне очень жаль, что вам неловко. — Он улыбнулся. — А я считаю это взглядом в наше будущее. Я возвращаюсь из поездки. Вы только что вымыли волосы. Никакой косметики. Мы наслаждаемся ужином вдвоем. Мы точно знаем, что будет дальше, но не торопимся. Хотим насладиться приятным вечером. — Его взгляд остановился на раскрывшихся от удивления губах Тарн, на ее вздымавшейся и опускавшейся груди. И он добавил неожиданно резко: — Во имя неба, Тарн, разве вы не видите, что я тоже нервничаю? Дайте мне шанс доказать, что я говорю искренне. Мы будем двигаться вперед в вашем темпе, а не в моем. Я обещаю. И когда вы придете в мои объятия, то сделаете это потому, что захотите там быть. — Его губы нервно дернулись. — А теперь успокойтесь, пейте кофе, и мы поговорим о нашем первом настоящем свидании.

Тарн вздохнула:

— Вы действительно не сдаетесь.

Его большие глаза сверкнули.

— Вам лучше в это поверить. И в то же время, пожалуйста, поймите, вам нечего опасаться.

— И как же вы представляете себе это свидание?

— Думаю, мы можем пойти в театр. У меня есть билеты на премьеру пьесы Ланса Криктона.

Ее глаза засияли.

— Боюсь, от такого предложения невозможно отказаться. Я видела его «Плату добром» на Бродвее, и мне очень понравилось.

— Надеюсь, вы скажете ему это лично.

Тарн охнула:

— Я смогу с ним познакомиться? Вы серьезно?

— Это легко устроить.

Она задумалась, потом огорченно покачала головой:

— Перспектива посмотреть пьесу заманчива. А знакомство с Лансом Криктоном вскружит мне голову.

Каз улыбнулся:

— Вскружить вам голову не так-то легко.

Он допил кофе и встал.

— Вы уходите? — невольно вырвалось у Тарн.

— Именно этого вы хотели всего несколько минут назад, если помните. Я получил то, за чем пришел, и ухожу. Так разумнее и, вероятно, безопаснее. Надеюсь, мне не надо объяснять почему?

В комнате вдруг возникло странное напряжение. У Тарн по коже побежали мурашки. И почему-то перехватило дыхание.

Она медленно поднялась:

— Я… я провожу вас.

— Хорошо. — У двери Каз обернулся и странно посмотрел на нее. — Если бы вы попросили меня остаться, я бы остался. — Его голос звучал мягко, но глаза задавали вопрос, на который Тарн, к своему ужасу, не могла найти ответ. — Я свяжусь с вами. — Каз поднес к лицу прядь ее волос. — Яблоки и ваниль.

И ушел.

Тарн, дрожа, прислонилась к закрывшейся двери. «Боже, — подумала она, — я действительно ощутила желание. Не стыдно ли?»

Тарн прибралась, как будто весь вечер провела одна. Она расскажет Делле, что Каз приходил. Но со временем. Сначала надо разобраться в себе.

В спальне девушка сняла халат, взяла ночную рубашку. И вдруг уронила ее на пол и легла в постель нагая.

Еще ни один мужчина не действовал на нее так. Ей нравилось ходить на свидания, нравилось, когда мужчины обнимали и целовали ее, и только. А потом — никакого сожаления.

Но при этом Тарн не сомневалась, что мистер Тот Самый терпеливо ждет ее где-то.

Конечно, Каз Брэндон не мог быть Тем Самым ни для одной женщины. Кроме, возможно, Джинни Фрезер. Делла говорит, они очень подходят друг другу. Еще одна чета знаменитостей, улыбающихся в фотокамеры.

— Добро пожаловать в объятия друг друга, — проговорила Тарн, повернулась на живот и обняла подушку. — А я, когда все закончится, вернусь к своей работе.

И тут она вспомнила о Лансе Криктоне, одном из самых популярных драматургов. Он не любил быть в центре внимания, считал, что за него должны говорить его пьесы.

Но этот человек наверняка может рассказать немало интересного, если найти к нему подход. Беда в том, что знакомство состоится в самый неподходящий момент: малейшая ошибка — и она выдаст себя. Хамелеону придется подождать.

Вот до чего Каз Брэндон довел ее!

— Вы нашли ее дневник? — повторил профессор Вайнрайт. — Могу я взглянуть на него?

Тарн вздернула подбородок.

— Я предпочла бы отдать его Эви, — ответила она холодно. — Она с раннего детства постоянно вела дневник. Если вернуть ей дневник, это поможет выздоровлению.

— Думаю, что я более компетентен в этом вопросе, мисс Гриффитс. Ее случай очень сложен. Но дневник может принести иную пользу.

Тарн колебалась:

— Можете ли вы сначала кое-что рассказать мне, профессор?

— Гарантировать не могу, но давайте попробуем.

— Мать Эви говорила, что она приняла слишком большую дозу снотворного. Но я не нашла снотворного в ее аптечке.

— Его забрала полиция. Это сильнодействующее средство. У нас в стране законным путем его достать невозможно. Очень сильны побочные эффекты. Но эти таблетки регулярно выбрасываются на черный рынок.

— Кто этим занимается?

Профессор пожал плечами:

— Точно ничего не известно. Но люди, которые регулярно бывают за границей по делам и потому не привлекают внимания полиции и таможни — первые кандидаты. Вероятно, состоятельные люди покупают эти таблетки для себя, а потом рекомендуют друзьям и знакомым. И, конечно, они стоят немалых денег.

— Но у Эви не было денег, — возразила Тарн.

«А у Каза были, — подумала она. — И он постоянно куда-то ездит. Неужели есть вероятность?..»

— Ну, об этом полиция поговорит с ней, когда она достаточно оправится, — заметил Вайнрайт.

— И вы считаете это в порядке вещей? Вы забыли, что Эви не преступница, а жертва, доведенная до отчаяния. И вам должно быть известно почему, — с яростью добавила Тарн.

— Постепенно начинает вырисовываться довольно ясная картина, — спокойно ответил профессор. — А теперь могу я посмотреть ее дневник?

Тарн сдалась, хотя и неохотно, а он спрятал дневник в ящик своего стола.

— Я могу пройти к Эви? — спросила она.

— Не сегодня, мисс Гриффитс. Мне очень жаль, что вы зря потратили время, приехав сюда, но лучше подождать, пока вы успокоитесь и признаете, что мы делаем все для блага вашей сестры.

— Это может случиться очень не скоро, — заметила Тарн.

— Кроме того, я предпочел бы, чтобы она не знала о местонахождении дневника. В следующий раз вам стоит предварительно позвонить и убедиться, что ваш приезд желателен.

— Непременно. — Она встала. — Но, позвольте заметить, делая что-то для Эви, я не трачу время зря.