Цена на материнство

Я знала, что этот разговор должен был состояться. С того момента, как увидела фото. Правда теперь, после встречи с Игорем, грешки Вити выглядели уже не такими страшными... Что ж. Так или иначем, нам теперь не по пути.

За последние двадцать четыре часа я слишком сильно повзрослела. Или как уже говорят в моем возрасте? Постарела? Сильнее, чем за весь минувший и такой тяжелый год.

— Привет, Вить, — устало откликнулась я, поднимая взгляд. — Пойдем прогуляемся до автомата с кофе, есть разговор.

Он сразу понял, что что-то не так. Витя знал меня, наверное, слишком хорошо, чтобы не уловить мельчайшие нюансы в интонации.

— Вить, нам надо расстаться, — сказала я прямо, едва мы вышли в больничный холл.

— Что… что произошло? — парень даже побледнел, снял очки и начал натирать краем и без того несвежей рубашки. Принялся лепетать: — Если это из-за денег, то я возьму кредит, одолжу в друзей. Все будет хорошо, Аль!

Удивительное дело — долгие годы встречаться с человеком, хорошо знать о каждом его недостатке, даже, казалось бы, принимать их, как вдруг все переворачивается вверх тормашками. В голове словно щелкает выключатель, и даже безобиднейший жест, привычная фраза, легкое, почти домашнее сокращение имени — и все это действует как красная тряпка на быка. Тогда произошло нечто схожее.

— Нет, Вить, это не из-за денег, — я изо всех сил сдерживала себя в руках. — По многим причинам, но не из-за них.

— Каким? — парень выглядел ошарашенным.

— Вить, я все знаю. Про “Романо”, про то, что ты там входишь в категорию постоянных клиентов. И мне мерзко даже не от того, что ты лапал всех этих девушек, сколько из-за того, что врал. “Конечно, Алиночка, мы подождем до свадьбы”, — я начала срываться, — вот просто тьфу! Теперь я не могу воспринимать ни одно твое слово без тошноты.

— Алин, какой постоянный клиент, — Витя отвел глаза, замямлил, — я там всего один раз был. На мальчишнике у брата троюродного. Я бы не стал, я бы…

Все это звучало, как жалкие оправдания. Последнее я и озвучила.

— То есть, это ты меня в чем-то упрекаешь?! — Витя тоже начал заводиться. — Ты вообще туда работать пошла! И после этого пытаешься высказать что-то по поводу одного моего похода?! Тебе не кажется, что это какие-то двойные стандарты. Тебе, значит, можно задницей перед мужиками трясти, а мне на чужую посмотреть нельзя?!

Настала моя пора оправдываться. И про то, что я толком не знала, на что иду, что нужны были деньги. Только теперь, сидя в самолете, я понимала, что весь наш диалог строился на том, кто-кого больнее уколет, при этом оставшись в белом пальто.

— А может, это из-за Верещагина? — Витя злобно сощурился. — Что, вернулась первая любовь, предложила деньжат, и ты сразу за ним как собачонка побежала?

За хорошей жизнью? Так не нужна ты ему, попользует и бросит! Ты сейчас ничем не лучше… ничем не лучше его матери!

Его слова задели настолько сильно, что я почувствовала себя рыбой, выброшенной на берег. Открывала рот, закрывала — все никак не находила подходящих слов.

Видимо, в моем лице что-то изменилось настолько, что Витя сразу подскочил ко мне, вцепился в руку и затараторил:

— Аль, прости меня, дурака. Я не хотел, прости-прости-прости, я хрень полную несу! Ты же знаешь, я как разозлюсь, сразу начинаю говорить всякую чушь.

— Вить, уходи. Прямо сейчас уходи, — наконец, нашла нужную фразу. — Я тебя не люблю.

Он отшатнулся от меня, как от прокаженной. Во взгляде читалась и горечь, и непонимание, и злость. Он резко выдохнул, развернулся и направился к выходу с территории больницы.

И эта картинка: я, худощавая фигура Вити, удаляющаяся в сумерках, - все это надолго врезалось в мою память. Как в тумане прошла бумажная возня, мамин перевод в другую больницу, суетливые сборы... Я не жила толком, отключила эмоции, передвигалась на автомате, очнулась уже в салоне самолета. Игорь что-то говорил по дороге, кажется, про срочные дела в Москве... Не помню даже, как мы добрались до Саратова и куда Игорь потом дел машину.

— Алин, ты боишься летать? — мягкий голос справа от меня вырвал из воспоминаний.

— Чего? — я нахмурилась, толком не понимая, что делать.

— У тебя руки трясутся, — пояснил Игорь, чуть наклоняясь ко мне и заглядывая в глаза. — Все в порядке?

— Да, в полном, — сухо ответила я и повела плечами.

Хотелось побыть одной. Я почти физически чувствовала исходящую от Игоря опасность. И понимала, что если не буду себя одергивать, то полечу на свет, как бестолковый мотылек. Свет же меня и погубит.

Еще немного - и мы взлетим и приземлимся в столице — и даже это незначительный по сравнению с другими факт выбивал из колеи. Интересно, как перенесла полет мама? Добралась ли она до Фурденко? Что говорят врачи?

Я изо всех сил старалась сосредоточиться на маме. Не на том, через что мне престоит пройти с Верещагиным, не на сообщениях Вити с просьбой простить и поговорить, не на мыслях о не рожденном и даже не зачатом ребенке. Думала лишь о маме. Потом о папе — надо обязательно ему написать. А как получу аванс, тут же найму детектива и юриста и постараюсь вытащить его из тюрьмы.

— Внимание, уважаемые пассажиры, — сообщил приятный женский голос из динамиков. — Уже через несколько минут мы приступим к взлету. Убедительная просьба соблюдать все правила поведения на борту. Время полета два часа двадцать минут. После чего вас ожидает новая жизнь…

Я непонимающе дернулась. Стюардесса что, и правда так сказала, или у меня на нервной почве начались слуховые галлюцинации? Судя по всему, слуховые галлюцинации.

— … на борту самолета к вашим услугам свежие газеты и журналы. Благодарим за внимание! — закончила она.

Я искоса глянула на занятого планшетом Игоря. Он что-то сосредоточенно листал, едва заметно шевеля губами. Серьезный взгляд, легкая морщинка между бровями, когда мужчина хмурился, и четкая линия щетины на щеках, от которой он, наверное, попросту не успел избавиться.

Он и правда изменился. Уже не походил на того парня-раздолбая, каким был когда-то. Но и доверия не вызывал. И на что я только подписалась?!

Именно в этот момент Игорь отключил планшет, пристегнул ремень и искоса глянул на меня. Я почувствовала, как к щекам приливает краска и резко отвернулась.