Цена ошибки некроманта

Рассвет Блак встретил на вершине. сли бы не мрачные мысли — даже порадовался бы, потому что он порой проделывал подобное для собственного удовольствия.

Ему нравилось наблюдать за тем, как густая, тёмная синева ночного неба проклёвывается прямо над головой, посередине, синью, пронзительно-яркой на фоне ночных чернил. Как купол расчерчивается ветвящимися светлыми «трещинами» от центра вниз, к горизонту, и каждый раз рисунок новый, не похожий на предыдущий. Потом свет становится ярче, и чернильные пятна светлеют следом, протаивают прорехами, чтобы вскоре слиться в сплошной тёмно-голубой купол и за пару часов разгореться до чистой лазури…

Нeт, определённо, рассвет — гораздо более яркое зрелище, чем вечернее затмение, когда небо просто заливает мраком, словно в воду по капле добавляют тёмную краску.

— Дан, ты нормально себя чувствуешь? — Кириан подошёл к шерифу, стоящему чуть поодаль от занятых делом полицейских. Блак неподвижно пялился в небо, да и вообще с момента смерти одержимого выглядел и вёл себя… Не то чтобы совсем странно, но вызывал определённое беспокойство.

— Выложился, — не переводя взгляда, Адриан неопределённо пожал плечами.

— Дан?.. — с нажимом повторил помощник, сжал его плечо. — Я же вижу, что-то не в порядке.

— Да говорю же, устал просто, — встряхнулся Блак и наконец посмотрел на друга. Глаза у него действительно были больными, c полопавшимися сосудами и слегка мутными. И добавил через пару секунд: — Ну и так вообще состояние паршивое. А у тебя нет?

— Я на грани полчаса не торчал, — хмурясь, качнул головой Кириан.

— Полчаса? — растерянно переспросил Адриан.

— Я точно не засекал, но долго, — пожал плечами помощник. — Что там было? Как ты вообще умудрился её вернуть?

— Понятия не имею, — вздохнул Блак. — Я просто держал, сколько хватило сил, а потом очнулся от удара грома. Мне казалось, прошло несколько секунд, кaк обычно. Но это многое объясняет, конечно. Хотя и не всё…

— Надеюсь, какие-то пояснения нам Дхур даст. Она, во всяком случае, выглядела так, словно понимала, что именно происходит. Очень просила меня не лезть к тебе. Как будто я бы рискнул…

— Что? — Адриан растерянно нахмурился.

— Помнишь, когда Смай в кучу сосунов влез?

— Ну.

— Так вот, совсем не похоже.

— Кир!

— Да ладно, шучу. Выглядело примерно так же, только с учётом твоей силы, продолжительнoсти и погоды — еще более зловеще.

Сосуны представляли собой фактически жирных энергетических пиявок. Поодиночке они были не опасны, но поодиночке они почти никогда не существовали, сбиваясь в стаи. А Смай был живой легендой Разлома и буквально чем-то вроде талисмана: прослужил он там к моменту появления Блака уже лет пятнадцать и оставался после его ухода. Редкий случай, человек был там на своём месте и не испытывал никаких неудобств от близости Разлома. Больше того, ему искренне нравилось это место и даже стычки c духами. При этом менталисты уверяли, что он нормален, просто — вот такой. Насколько знал Блак, выяснить, какие такие особенности помогали Смаю спокойно жить в тех местах, так и не удалось, хотя попытки были.

С местными тварями безбашенный тогда уже подполковник управлялся лихо, пользуясь больше наитием и личным опытом, чем инструкциями. Последние при встрече с сосунами предписывали укрыться довольно специфическим герметичным щитом, к которому твари не могли прилепиться, и спокойно перебить по одной.

Смай сам их высасывал. Позволял прицепиться, а потом тянул энергию к себе. Подобное ни до него, ни после никто, кажется, так и не сумел провернуть, а подполковник так развлекался.

Случай, который вспомнил Клет, произошёл в первую кварту его службы. Смай нашёл стаю из трёх десятков сосунов, то есть такую, которая считалась по-настоящему опасной и в одиночку с которой связываться не стоило. А тот влез, и не просто влез, но радовался как ребёнок новой игрушке. И выглядело это по-настоящему впечатляюще: крепкая коренастая фигура Смая, вокруг которой завиваются вихрем чёрно-серые ленты — его сила пополам с похожими на крупных прозрачных пиявок сосунами. Шевелящаяся разнородная масса искрилась, шипела, то и дело вспыхивая облачками, когда лопался очередной энергетический паразит; кое-кого из новичков зрелище впечатлило тогда чуть ли не до истерики, они всё рвались спасать подполковника.

А самому Блаку лучше всего запомнилось выражение лица Смая: азарт и подлинное наслаждение. В тот момент Адриан окончательно утвердился в мысли, что менталисты насчёт подполковника врут, он действительно псих. Просто они понимают, что в любом другом месте от него будет гораздо больше вреда, чем пользы, вот и оставляют у Разлома.

Мысли эти он, впрочем, оставил при себе. А Клета впечатлило тогда совсем не это.

— Не знаю, что тебе по этому поводу сказать, — пoморщился Блак. — Всё нормально, насколько это может быть нормально в такой истории. А у тебя что, осадка не осталось совсем?

— Наоборот, всё это очень грустно, — спокойно отозвался Кириан. — Но мне проще, я старуху почти не знал. И Отоком никогда не интересовался. Как думаешь, то, что он рассказал, поможет закрыть разлом? Не с помощью вот этого, а вообще.

— Допросим Касадру, всё выясним и доложим наверх, — отмахнулся Блак.

— Доложим всё? — спросил помощник с нажимом.

— По обстоятельствам, — легко развеял его опасения шериф. — Есть что-нибудь интереснoе? — обернулся он, чтобы при естественном свете осмотреть место преступления.

Он прекрасно понимал, что имел в виду Кир и что его беспокоило. Откровения Отока о Разломе могли многое изменить. Новость о том, что души солдат, погибших в той войне, оказались привязаны к этой аномалии, здорово встряхнёт весь лепесток и наверняка заденет соседний. Известие о предательстве в верхах, о котором и без того говорили некоторые поклонники Отока, всколыхнулo бы очень многое. А уж если схема ритуала окажется рабочей….

Впрочем, нет, Блак не подозревал всерьёз, что кто-то там, наверху, примет сейчас решение стереть с лица мира какой-нибудь некрупный город, чтобы проверить теорию практикой. В конце концов, железной гарантии результата никто не даст, риск слишком велик, а сейчас — не послевоенные времена.

А еще существовала одна «маленькая» деталь. Творец. Наказывая своих детей за жестокость и постоянные войны и отказываясь устранять последствия, вряд ли он предполагал именно такое искупление. Вряд ли исправить человеческую ошибку, повлекшую такие жертвы, можно ещё большими жертвами. Оставалось надеяться, что в парламенте это тоже понимают.

В остальном же…

Кирово «всё это грустно» исчерпывающе описывало ситуацию, но совершенно не отражало настроения и состояния Блака. А было ему противно до тошноты и настолько же обидно. От всего. От того, как выглядела душа Отока, от того, где и как вынуждены существовать души погибших в той войне людей. От того, что генерал взял на себя вину тогда и едва не совершил сейчас ещё одну большую ошибку, будучи при этом — отчасти — правым. Блак понимал его логику и мотивы, понимал, что в такой ситуации Оток и не мог думать иначе: когда ты уже мёртв, смерть вряд ли способна тронуть или напугать. И от этого тоже было противно. Потому что стоило бы испытывать праведное негодование, потому что oдержимый пытался убить уйму людей, но — не получалось.

Поэтому Адриан старался отвлечься от угрюмых мыслей. Думать и анализировать он сейчас не мог, слишком уcтал, зато вот выкинуть вообще все мысли из головы и погрузиться в созерцание — получалось прекрасно. Так ведь не дают…

Впрочем, осмотр места тоже взбодрил и отвлёк. У убитого, что дополнительно подтвердило причастность Касадры, имелось с десяток стандартных покупных энергетических накопителей и свёрнутых заклинаний — хрупких кристаллов, похожих на льдинки. Не вызывало сомнений, кто предоставил последние, но, конечно, еще предстояло сделать экспертизу — и их, и остаточных чар. И пары артефактов-ловушек, в которых сидели пойманные духи. Тo ли одержимый собирался с их помощью обороняться здесь и сейчас, а то ли просто предпочитал не оставлять такие вещи дома.