Цена звёздной пыли

— Пожалуй, я знаю, чем именно займусь, когда вернусь обратно на К’тарх, — Джон задумчиво потер затылок и отогнал комара, надоедливо кружащего вокруг засидевшихся, героев войны.

— И чем же?

— Издам указ о запрете чёртовых загадок.

— Весьма уместно, — произнеся слова с самым серьёзным видом из всех, на которые только был способен Ричард, уже спустя мгновение, как он сам, так и Джон Харлайл, взорвались смехом. Должно быть, его было слышно и там, в тихом городишке у их ног, но вряд ли люди могли понять, откуда именно доносятся эти звуки — эхо громкоголосого гоготания отражалось от скал, и звучало одновременно отовсюду, и ниоткуда.

— Так зачем нам всё это?

— Всё дело в человеческой натуре, — Ричард вытянул руку вперёд и вниз, словно накрывая городишко своей огромной ладонью. — Казалось бы, всё нормально. Ведь именно так и должен выглядеть небольшой город, находящийся в сотнях миль от центра республики. И по сути своей, это так, ведь именно так он и выглядел много лет назад, ещё до нашего с тобой, рождения. Разве что, был гораздо меньше. Однако, с другой стороны… Разве так должен выглядеть населённый пункт четвёртого тысячелетия существования нашей цивилизации? Этот чёртов дым из печной трубы валит в небо уже несколько сотен лет. Точно такой же, что и прежде — серый, зловонный, и густой. Всё те же люди снуют по улицам. Да, их гораздо больше, и они явно делают вид, что безумно заняты, но что они делают на самом деле? Они идут на работу, получают за это деньги, после чего идут в ближайший супермаркет, а затем отправляются домой, чтобы жрать вермишель быстрого приготовления, и залипать в ящик с цветными картинками. Всё в тот же ящик, которому посвятили добрую половину своей жизни их предки. Отцы, деды, прадеды, и ещё хрен его знает, какие пра-пра-пра-деды. Да, телевизор стал заметно тоньше, шире, и возможно, даже показывает на две картинки в секунду больше, чем пятьсот лет назад, но это всё тот же телевизор, что пришёл к нам из далёкого, второго тысячелетия. А эти машины? Ты видел их? Безумные изгибы их крыльев и косые крыши, которые якобы должны обеспечивать большую обтекаемость воздуха, и двадцать три цилиндра под капотом, куда умещается даже запасной бачок для омывателя стёкол. Чёрт возьми, это всё та же машина, что собирали сотни лет назад, только в другой обёртке, и с большими обещаниями со стороны маркетологов. Однако же, нам на каждом шагу заявляют, что прогресс не стоит на месте, и вот-вот, уже завтра, на пороге наших домов нас будет ждать светлое будущее. Таков человек. Достигнув чего-то, что его устраивает, он никогда не станет изобретать что-то действительно новое, вместо этого только чуть-чуть улучшая старое. Так выгоднее. Так проще. Зачем создавать новое, если то, что тебя устраивает, уже существует? Абсолютно каждый аспект технологий человечества был создан, чтобы облегчить его жизнь. Так на кой-чёрт усложнять её, пытаясь заменить то, что жизнь облегчает? Зачем противостоять тому, что является самой сутью существования человека? Зачем бросать вызов лени? Все эти машины, что возят твою задницу без усилий, и заводы, что их создают. Рестораны быстрого питания, в которых ты просто бросаешь монетку в тонкую щель автомата и получаешь горячий, наваристый суп, из химического порошка, оставшегося от напыления краски на те же самые, машины. Радиоволны, которые доносят до тебя информацию без потребности вытаскивать свою морду на улицу, и слушать других людей лично. Всё это придумано во имя лени. Готов поставить на кон свой счастливый, первый кредит, уже скоро в унитазах республики, появится функция автоматического подтирания задницы! И никто. Никто из тех, кто будет подставлять свою пятую точку под струю тёплой воды, изливающуюся из сортира, даже не подумает о том, что в принципе-то, ничего не изменилось. Да, от них требуется гораздо меньше усилий для того, чтобы посрать. Это ведь просто подвиг нечеловеческих усилий — подтереть собственную задницу. Но это всё тот же, чёртов унитаз, только купленный за полную стоимость, под предлогом «нового» приобретения. Впрочем, тут уж я отклоняюсь от общей темы, в сторону жадности и лени, производителей… И их не стоит за это винить! В конце концов, они тоже люди. Точно такие же. С той же непостижимой задачей, раз за разом подтирать свою задницу после того, как воспользуются уборной.

— Допустим, — Джон Харлайл остановил взгляд на угольке сигареты, и медленно, словно пытаясь постичь его тайны, рассмотрел каждую жилку, пылающую внутри. — Но как это относится к делу?

— Весьма прямо, мой старый друг, — Ричард вынул из внутреннего кармана старую, потёртую фляжку из белоснежного металла, и открутив припёкшуюся крышку, отпил содержимое. — Скажи мне, в чём смысл нашей жизни?

— В том, чтобы достичь всего, что взбредёт в твою глупую голову, до того момента, как смерть схватит тебя за сморщенные, яйца, — Харлайл легко дёрнулся под нахлынувшими воспоминаниями о собственной смерти, однако, совершенно не подал вида.

— В принципе — верно, — Макдональд сделал ещё один глоток и протянул фляжку сержанту республиканского флота. Бывшему, если быть точным. Но это нисколько не умаляет его заслуг на полях брани планеты Нива. — Но я всё же считаю, что помимо этого, есть ещё кое-что.

— Что же?

— Каждый из нас должен оставить после себя что-то. Некое призрачное наследие для будущих «топтателей» планеты Земля. И не только для них. Для всей вселенной, — Ричард Тарталл Макдональд на мгновение остановился, и обдумал собственные слова, о чём намекали морщинки вокруг глаз. — О, нет! Я не о детях! Вообще не понимаю, как можно считать преумножение людей, которым требуется автоматическое подтирание их задниц, подобием достижения, и уж тем более, наследия. Конечно, я не имею ничего против продолжения своего рода… Но нужно понимать, что это не совсем то, что должен оставить после себя разумный человек.

— И что же ты после себя оставишь? — Джон медленно изучил своего собеседника внимательным взглядом. Прошёлся по его белоснежным волосам, глубоко въевшимся в лицо, отчётливым морщинам, и странному, мутноватому налёту на его глазах. Никто и никогда не сомневался, что Ричард Макдональд переживёт всех. Джон оказался первым. И был прав, ведь как только он об этом подумал, Ричард тут же зашёлся кашлем, и незаметно вытер окровавленную ладонь, которой прикрывал рот.

— Мне довелось родиться в весьма интересное время, Джонатан.

— Не уверен, можно ли назвать вековую войну, «интересным» временем.

— Когда-то я слышал, что развитие цивилизации человека началось абсолютно случайно. И я даже готов был поверить в это. В конце концов, кому придёт в голову приходить домой после охоты на мамонта, и вытачивать из куска камня чёртово колесо? Но у меня всегда был вопрос относительно продолжительности этой случайности. Безусловно, в какой-то степени все интеллектуальные достижения человека, так или иначе, обуславливаются некими событиями, к которым сам человек, отношения почти не имеет. И всё же, всё то, что ты наблюдаешь внизу — можешь ли ты поверить, что это полностью случайно? Вон тот чёртов рекламный щит появился сам по себе?

— Ну, так это же реклама, — Джон отмахнулся от яркой вывески, и закурил уже вторую сигарету. Когда-нибудь эта привычка всенепременно его убьёт. Так сказал ему один из знакомых докторов после очередного обследования. И Харлайл едва сдержался, чтобы не плюнуть в его запотевшие очки, в ответ на это заявление.

— Вот именно, — Ричард щёлкнул своими толстыми пальцами, и вскинул руки к далёкому городку, чьи жители по-прежнему продолжали свой непрекращающийся, бытовой бег. — Это называется конфликт интересов, дружище. Все эти открытые рекламы, кунжут на запечённых булочках, на прилавках торгашей, и извилистая черепица на крышах домов. Всё это — маленькая, маркетинговая победа, какой-либо компании, над другими. И в то же время, всё это олицетворяет собой как раз тот самый унитаз, с уже упомянутой, функцией. Всё дело в масштабе конфликта. Иными словами…

— Восстание? — Джон Харлайл буквально почувствовал прикосновение раскалённого ветра Нивы, когда произносил это слово. Пожалуй, он никогда не сможет забыть о всех тех событиях, которые ему довелось там пережить.

— Да, Джонатан. Так уж вышло, что я появился на этот свет в самый расцвет, пожалуй, самой масштабной войны, за всю историю человечества, и видел всё своими глазами. А после — даже имел возможность поднять древние исторические сводки, и сравнить вековую войну, с конфликтами более старыми, — Макдональд устало размял плечи и воткнул окурок сигары в угол скамейки. Рядом уже были несколько точно таких же следов, оставленных им в разные периоды его жизни. Возможно, таким образом он вёл какой-то свой, отсчёт, предел которого был известен только ему, но… Джон уже не сомневался, что этот след — самый последний. — Я читал историю первой мировой войны, которую начинали на колесницах, запряжённых лошадьми, а заканчивали уже на цельнометаллических, бронированных машинах, под названием «Танк». И историю второй, во время которой вперёд скакнули уже технологии воздушные — на смену неповоротливых железяк с пропеллерами, пришли сверхбыстрые, лёгкие и смертоносные, истребители, а также межконтинентальные бомбы, способные истребить население целого континента. И конечно же, я имел возможность лицезреть первые космические корабли довоенного времени. Те самые, которые не меняли своей конструкции ещё со времён первой колонизации, и являющие собой простые консервные банки, способные доставить что-либо только в один конец, и то с завидным шансом, не прилететь вообще никуда. А что же мы имеем сейчас? Ты видел, во что превратились корабли, за время «Тёмного века»?

— Имел возможность, — Джон Харлайл вскинул взгляд к небесам в поисках чего-то, чему до этого не придавал значения, из соображений привычки. Крейсеры республиканского флота патрулировали околоземную орбиту постоянно, и уже не притягивали к себе былых, заинтересованных взглядов. — Но… Откуда ты взял информацию о далёком прошлом? Разве она не была уничтожена, или искажена?

— Я достиг слишком многого, чтобы считать подобную мелочь, преградой к получению знаний… Ах, вот ты где, — поймав яркую точку в небесах, Макдональд ткнул в неё пальцем, и заключил. — Вот этот красавец — один из самых новых. Один из тех, что способны уничтожать планеты и тушить звёзды среднего размера. Я знаю, ведь я один из главных инвесторов.

— Ты всё ещё не ответил ни на один из моих вопросов, дружище, — Джон Харлайл улыбнулся, и на мгновение задержал взгляд на смертоносном исполине, рассекающим небо.

— Чёртово молодое поколение, — отрезал старый торговец, и пробурчал что-то себе под нос, лишь укрепляя видимость простого старика, недовольного быстрым темпом смены окружающего мира. Разве что, этот «старик» был одним из тех людей, кто мог этот самый мир, в любой момент времени, изменить так, как захотел бы сам. — Вечно спешите, торопитесь, и не хотите слушать.

— Моё время на исходе, старый друг, — Джон Харлайл всё ещё не отрывал взгляда он неба. Там, куда он уйдёт, он уже не сможет наслаждаться его видом. Безусловно, небеса тех мест не уступали в красоте вечно серому, земному небосводу… Но он, всё же, скучал. Имел на это полное право. — Как и твоё.

— Я — дитя войны, Джонатан. Дитя прогресса. И оставлю после себя то, к чему приучен с самого детства.

— Неужели ты собрался устроить новую войну, только на этот раз, в куда больших, масштабах?