Ценнее власти

Придётся выбирать. И выбор этот будет…

Тряхнув головой, Марек поворачивает налево. Ускоряется, собираясь дойти до отца.

И словно на стену налетает на знакомый до боли запах. Зажмуривается. Выдыхает.

Но нет, не кажется.

Внутри всё переворачивается, и несколько шагов до глухой стены даются непросто. Присев на корточки, Марек видит Олины прикосновения, будто их нанесли жёлтой краской. Они начинают выцветать, значит, она была здесь давно, два-три часа назад.

Он касается камня в тех же местах и практически сразу замечает изменения. Стена становится полупрозрачной – не заметишь, если не приглядываться.

Хмыкнув, Марек встаёт и шагает внутрь прохода.

Не успев додумать, что станет делать, если отец прав и она там действительно с ним.

***

– Нет, я понимаю, что ты маньяк-шизофреник, но додуматься до такого? – из груди вырывается нервный смешок. – Оборотни, может, и идиоты, но далеко не все и не настолько.

– Что тебя не устраивает?

Мы снова сидим рядом. Словно закадычные друзья, вот только друзья обычно не ломают друг другу кости и не портят лица.

– Что Мар не поверит, – фыркаю. Боль в ноге стала почти терпимой. – Что вывернуть всё так, словно охоту на братьев устроила Стася, а не ты, это надо постараться.

– Так постарайся, – хмыкает Чех. – Или мы вернёмся к прошлым развлечениям.

– Слушай, убей меня, только отстань, – прошу со вздохом. – Все эти твои заскоки и биполярка во всей красе уже достали. Определись, маньяк ты или адекватный, тогда и будем разговаривать.

– Ты мне нравишься. – Повернувшись к нему, я поднимаю бровь с откровенным сарказмом. Но он лишь пожимает плечами. – С тобой и поговорить можно, в отличие от… принцесски. – Хмык. – Так что вариант с договориться импонирует мне гораздо больше убийства.

И добавляет после короткой паузы:

– В этот раз.

– А мне нет. И я не буду врать Мару, что Стася провернула всё это одна.

– Так не ври, не договаривай. – Взяв меня за подбородок, он критически осматривает лицо со всех сторон.

– Чтобы в следующий раз ты довёл дело до конца? – фыркнув, я дёргаю подбородком, сбрасывая его пальцы. – По-твоему, я буду сидеть и ждать, пока ты добьёшь Марека и Главу? Совсем с катушек съехал?

– Дворжака, так и быть, оставлю в живых, – не спорит Чех с моими предположениями. – Исключительно ради тебя.

Поднявшись, он отряхивается, с сомнением смотрит на меня, а потом вдруг щёлкает выключателем, заливая всё бледным жёлтым светом.

– Бонус тебе для более плодотворных раздумий, – скалится он, а у меня драма.

Что же фонарь-то таким хилым оказался. Из всех повреждений у него останется едва ли пара шрамов, а это никак не тянет на достойную моральную компенсацию.

Чех идёт к двери.

Попробовать проскочить? Для этого нужны силы, которых у меня осталась капля. Сомневаюсь, что их хватит против цветущего оборотня, который всё это время словно на курорте провёл.

Кривясь от остаточной боли в ноге, я опираюсь на одно колено, примерно, как бегуны перед стартом. Чех то ли не видит, то ли не считает меня угрозой умному себе.

– Не боишься, что выйдешь за дверь, и тебя повяжут?

– Не смогут, – уже взявшись за ручку, оборачивается он. – Я стёр все свои следы из этого дела. На всякий случай. – Ключ поворачивается в скважине.

– Свои, но не Стаси, – понимающе усмехаюсь я.

– Я говорил, что ты умная? – насмешливо поднимает он бровь. – А что мне нравишься?

– Это тебя и убьёт, – не отводя взгляда.

Чех не отвечает, видимо, считая это выше своего достоинства. Поворачивается ко мне спиной, вряд ли принимая за угрозу хилую меня. И приоткрывает дверь.

Время останавливается.

Царапая пол отросшими когтями, чувствую, как скользит между пальцев песок, я отталкиваюсь.

Больная нога подводит, но силы всё же хватает, чтобы прыгнуть на пределе возможностей.

Чех оборачивается.

И я со всей своей инерцией напарываюсь на его локоть.

Противный хруст.

Полёт в обратную сторону. Головой прямо в покрытую свинцом стену.

И это точно конец. Ни одному вампиру не дано жить без половины черепа.

Разочарованный взгляд Чеха.

Удар.

И дверь, рывком открытая с той стороны.

Глава 41

Карточного салона нет, бабки-княгини нет, ничего нет.

Одно плотное серое марево вокруг. Вокруг меня?

Не знаю. Потому что тела тоже нет – ни рук, ни ног, ни головы я не чувствую. Это и есть смерть?

Нехудший вариант, далеко не худший. Тепло, сухо, спокойно. Не хочется ни есть, ни спать, только бороздить неведомое нечто и ничем больше не заниматься.

Жаль, память не отбило, было бы совсем идеально. Потому что я всё ещё Ольга Щенкевич, недовампир, ясновидящая и истинная пара одного неверующего волка. И природной жажде деятельности быстро надоедает здесь болтаться.

Вот только какой выбор?

В ничто вдруг слышится знакомый смешок.

Кто здесь?

Но в ответ тишина. И насмешка. И укор.

«Всё-таки опоздала».

Да что происходит?

Но толком возмутиться я не успеваю. Меня затягивает в воронку, от круговорота которой сразу же начинает тошнить. И за мгновение до того, как содержимое несуществующего желудка планирует вырваться наружу, я открываю глаза.

Сипло и оглушительно громко вдыхаю, словно не в нечто болталась, а топилась на дне океана.

И, увы, всё-таки выворачиваюсь наружу.

– Скоро ты станешь рекордсменом по количеству смертей, – этот смешок идентичен тому, что я слышала в серой мути. Но ещё одна судорога мешает высказать Бенешу все претензии прямо сейчас. – Пей. Не кровь.

Губ касается стеклянный бок, и я делаю несколько жадных глотков. Выдыхаю. И откидываюсь на подушки, встречаясь взглядом с князем.

– Ты. Снова.

– Прости, что не дал тебе умереть, – весело пожимает плечами, сидящий на краю кровати, Бенеш. – Снова.

Оглянувшись, я не узнаю комнату, в которой нахожусь. Зато спящего в кресле оборотня узнала бы даже с закрытыми глазами.