Ценный подарок (сборник)
Шрифт:
Она еще раз окинула тоскливым взглядом кабинет и, увидев горшок с геранью, удивленно сказала:
— Что это? Он стоит на прежнем месте, цветок, с которым у нас с тобой так много связано?! Ты не позволил этой Танечке… Значит, я еще дорога тебе? Ты любишь меня?
— Только тебя, одну-единственную!
— Может быть, у тебя еще не так серьезно с этой Танечкой, — задумалась Катя и стала снимать пальто.
Я бросился помогать ей и подумал: «Какая умница Танечка… оставила цветок на прежнем месте, и как хорошо, что мы не уволили ее в прошлом году за систематическое нарушение дисциплины!»
По делам службы
Начальник сказал:
—
— Слушаю, Игорь Сергеич.
— Разговор служебный. Я распорядился, чтобы ваш телефон не занимали.
Я вошел в комнату, где кроме меня сидели еще восемь сотрудников, уселся за стол и достал форму сто пятнадцать дробь десять. Сразу зазвонил телефон. Танечка, самая хорошенькая в нашей фирме, изящным прыжком бросилась к аппарату, но я уже снял трубку.
— Слушаю, — сказал я.
— Можно попросить Танечку? — отозвался мужской голос.
— Анатолий Николаевич, это — папа. Мы с ним давно не виделись. Милый папочка!
Мне показалось странным, что у Танечкиного папы такой молодой голос.
— Говорите, — протянул я ей трубку, — только покороче.
Говорила Танечка шепотом, с придыханьем, как говорят сейчас актрисы, которых не слышно дальше пятого ряда. Надо надеяться, что такая мода, как всякая мода, будет недолговечной. Танечка уславливалась встретиться с папочкой в плавательном бассейне. Соглашалась пойти с ним в субботу в ресторан, называла его котенком и козликом. Я все время показывал на часы, а Танечка, кивая красиво стриженной головкой, журчала и журчала.
— Танечка, — взмолился я, — вы же обещали!
— Ой, извините! — взмахнула она своими неповторимыми ресницами и, поцеловав папочку в носик, положила трубку.
Тотчас же зазвонил телефон.
— Алло! — зарычал я голосом волка из мультика «Ну, погоди!».
— Попросите Марию Адамовну, — ответил дребезжащий женский голос.
— Сейчас нель… — начал я и осекся, взглянув на Марию Адамовну. Она давно перешагнула пенсионный возраст и была полна скрытой обиды на всех, кто моложе ее. Глядя на ее сухие, поджатые губы, на глаза, утратившие блеск, мы читали: «Вы гордитесь тем, что молоды, и думаете, что я устарела». Мы старались быть как можно предупредительней к Марии Адамовне и не давать ей повода для огорчений. Вот почему, не договорив слова «нельзя», я сказал:
— Мария Адамовна, вас к телефону — женщина.
— Спасибо, — чуть раздвинула она узкие губы, и я невольно прочел ее мысли: «Ну, конечно, вы думаете, что мужчинам я уже неинтересна».
Мария Адамовна беседовала со своей подругой Ольгой Борисовной, с которой они разговаривали не меньше трех раз в день. Судя по тому, что подруг занимали не плавательный бассейн, не ресторан, а врачи, которые ничего не понимают, и аптеки, где никогда нет нужных лекарств, можно было понять, что Марию Адамовну и Ольгу Борисовну интересуют вечные темы, волнующие все мыслящее человечество. Окончив разговор, старейшина нашего отдела, высоко подняв голову, величественно удалилась на свое рабочее место. Так, наверное, шла на эшафот Мария Стюарт. Не успела она сесть в кресло, столько лет бережно хранившее очертания ее тела, как зазвонил телефон.
— Алло! — яростно рванул я трубку.
— Попросите Горецкого.
— Нет его, уехал, не будет! — выкрикнул я и бросил трубку. Стефа Горецкий, мой закадычный друг, с которым мы летом ездим на рыбалку, а зимой «болеем» за хоккейную команду ЦСКА, скорбно посмотрел на меня:
— Ну, знаешь, Толя, это чистой воды свинство.
Не ожидал…— Товарищи, — сказал я неприятно вежливым голосом, — прошу не занимать телефон. У меня Москва на шее. И вообще, прекратите разговоры.
Все печально притихли, а до этого в комнате было ровное веселое жужжание разносторонне развитых людей, которым есть о чем поговорить в служебное время.
Придвинув к себе телефон, я стал набирать Москву. Цифра «8» ответила тоненькими дистрофическими гудками. Я повторил попытку шесть раз и — безрезультатно. В девятый раз продолжительный басовитый гудок ответил мне. Затем я набрал первые цифры телефона — 213, на этом все кончилось. Дальше пошли короткие гудки. Собрав всю волю в кулак, я продолжал звонить. Я сумел проскочить рубежи 213-32. Шестерка засбоила. «Спокойно, спокойно, — мысленно уговаривал я себя, — будь мужчиной». Это заклинание помогло, благоприятно проскочили все цифры — 213-32-68. Я соединился с Москвой, но в трубке раздавались короткие гудки. Телефон Казачонок был занят, наверное, она говорила с кем-то по делу. Подождем. Через пять минут я позвонил снова. Автоматика работала безукоризненно, а телефон Казачонок был по-прежнему занят. Я решил выработать систему: звонил каждые пять минут — напрасно, звонил по взаимно простым числам (семь, одиннадцать, тринадцать) — бесплодно.
Рабочий день кончился. Сотрудники поспешно покинули помещение. Должно быть, они не хотели мешать мне.
За стеклами окон нависала мутная ноябрьская мгла. Я зажег лампу и звонил, звонил до тех пор, пока тетя Маша не сказала мне, что пора уходить, потому что уборщицы тоже люди.
Дома я старался не показывать вида, что чем-то огорчен, но у Кати глаз снайпера. Я пробовал отнекиваться, но она вытянула из меня все.
— Толик, — ласково обняла она меня, — стоит ли так расстраиваться? Позвонишь завтра.
— Завтра, — простонал я, — завтра я должен докладывать начальнику.
Катя задумалась. Я ждал, хотя ждать было нечего.
— Придумала! — ликующе вскричала она. — Придумала! Это же так просто: ты позвонишь ей домой.
— А есть ли у нее телефон?
— Какой вопрос! Она же ответственная единица. Ты пойдешь на Центральный телеграф, там помещается междугородная, возьмешь у них телефонную книгу Москвы. Собирайся поскорее.
Через полчаса я жадно листал московскую телефонную книгу: «Казаков. Казакова, Казаринов, Казачков…» Стоп! «Казачонок В. А.» Она!.. Но ведь она Казачонок Е. А., а здесь Казачонок В. А. Может быть, телефон на имя мужа… Неудобно звонить поздно вечером. Но у меня нет другого выхода. Решившись, я набрал нужный номер. Глухой бас неприветливо ответил мне.
— Слушаю.
— Извините, что беспокою вас, — сказал я, — мне нужна Елена Анатольевна Казачонок. Это ее телефон?
— Ишь, чего захотели! — злобно захохотал мой собеседник. — Этот фокус ей не удался, пусть скажет спасибо, что умыкнула туалет, купленный на мои деньги, и подобру-поздорову выкатилась.
— Как же так, — растерялся я, — значит, она здесь не живет?
— Я вам говорю: вымелась отсюда.
— Простите, она нужна мне. Я из Ленинграда…
— Из Ленинграда? — раскатисто захохотал он. — Вот уж не думал, что на нее междугородный спрос.
Я сделал последнее усилие и заискивающе спросил:
— Может быть, вы скажете, где найти ее?
Он молчал, и я чувствовал, как он задыхается от злобы, прежде чем выговорить несколько слов.
— Помочь вам? Это вы просите ее нового мужа, если он есть… Сомневаюсь, чтобы нашелся второй такой, как я.
В трубке зазвучали знакомые мне гудки. Блистательная идея Кати рухнула.