Ценный подарок (сборник)

Сеня читал долго и медленно. Ярослава Ивановича охватило нетерпение.

— Ну же, — подбадривал он Сеню, — да ты не обращай внимания на опечатки. Машинистка исправит. Она у меня с высшим филологическим.

— Понимаешь ли, — виновато сказал Сеня, — дело не в опечатках.

— А в чем же? — насторожился Копьев.

— Видишь ли, вот тут у тебя на пятой странице написано: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему».

— Лев Толстой? — удивленно спросил Копьев.

— Именно. А он у тебя без кавычек. И гляди дальше: на четырнадцатой странице ты пишешь: «Говорили, что на набережной появилось новое лицо: дама с собачкой». Это, по-моему, из Чехова. А на тридцать пятой: «Море смеялось». Горький. Это мы еще в школе проходили. И так у тебя везде.

— Дай сюда, — побагровев, сказал Копьев.

— Пожалуйста, бери, — протянул рукопись Сеня. — Ты не сердись, я ведь ничего не понимаю в вашем деле. Может быть, это теперь так нужно: свое с чужим перемешивать.

— Все, — поднялся из-за стола Копьев и протянул Сене руку. — Спасибо.

— Да нет же, — оправдывался бывший соученик, — может, так нужно…

— Извини, — сказал Копьев, — чаем не пою, жена спит, ей рано вставать.

Проводив первого критика будущей повести, Ярослав Иванович вернулся в кабинет, сел за стол и стал перелистывать рукопись, яростно отчеркивая что-то на полях. Время шло, окна в доме напротив погасли, и светилась только квартира капитана дальнего плавания Игоря Северянина, недавно вернувшегося из рейса и ставшего, как он говорил, на прикол.

Ярослав Иванович отложил рукопись в сторону; взявшись за голову, ерошил остатки когда-то кудрявых волос. И вдруг он закричал неожиданно громко:

— Варя! Варя! Иди сюда!

— Ярик, я уже сплю, — отозвалась заспанным голосом жена.

— Иди сюда! — сердито повторил Копьев. — Ты слышишь? Я зову тебя.

— Иду, иду, — с ласковой послушностью откликнулась жена и вскоре появилась в кабинете. На ней был легкий халатик и ночные туфли на высоких каблуках.

— Садись, — показал Копьев на кресло, в котором недавно располагался Сеня.

— Ты хочешь почитать мне что-нибудь? — спросила жена, искусно превращая зевок в улыбку.

— Нет, — посмотрел на нее Копьев проницательным взглядом следователя. — Скажи, где ты раздобыла шведскую бумагу?

— Боже мой! — возмутилась жена. — Из-за такого пустяка ты будишь меня?

— Где ты раздобыла шведскую бумагу? — жестко повторил Ярослав Иванович.

— Странный вопрос… Ты же знаешь, ее достал наш Коленька-переплетчик, чудо-мальчик…

— Где он взял ее? — продолжал допрос Копьев.

Варваре Михайловне так хотелось спать, что она чуть не упала с кресла.

— Откуда я знаю! — рассердилась жена. — Наверное, украл. Они все крадут.

— Украл? — повторил Копьев. — Тогда все ясно. Можешь идти спать.

— Тебе тоже пора, — сказала жена, но, увидев глаза мужа, прибавила: — Хорошо, посиди еще немного, у тебя, кажется, творческий взрыв.

Поцеловав Копьева в лоб, стуча каблучками ночных туфель, она ушла в спальню.

Оставшись один, Ярослав Иванович, взявшись руками за годову, бормотал:

— Все ясно, все ясно! Он украл бумагу в учреждении, я писал на этой украденной бумаге и незаметно для себя обокрал Толстого, Горького, Чехова. Какая же это заразная болезнь!

Обыкновенное

Она была молоденькая девушка, сержант-машинистка в армейской газете, он — капитан, военный корреспондент.

Как все журналисты, он писал информации, очерки и статьи о боевых действиях. Кроме того, в свободное время сочинял маленькие рассказы о любви.

— Вот что, капитан, — сказал ему редактор, — брось ты это, Максим Горький из тебя не выйдет.

— Слушаюсь, товарищ подполковник, — четко ответил он и продолжал писать.

Он был уверен, что его рассказы станут событием в литературе и будут долго жить. Но как сохранить их? Почерк у него был такой, что только он один мог разобрать его.

Однажды ночью он тихо постучал в дверь комнаты, где помещалась сержант-машинистка. Дом, который занимала армейская газета, был так мал, что девушка жила и работала в одной и той же комнате.

— Кто там? — раздался тревожный голос.

— Это я, пусти, пожалуйста.

— Товарищ капитан, я уже сплю.

— Не бойся, у меня дело.

Девушка поняла, что он не думает о плохом, и сказала:

— Подождите, товарищ капитан, я оденусь.

Она одевалась недолго. Он в нетерпении ждал, пока не открылась дверь. Девушка, как всегда, была в военном костюме, коротких сапогах. Офицерский ремень со звездой перетягивал ее тоненькую талию.

— Проходите, товарищ капитан, — сказала она.

Он вошел в узкую длинную комнату и впился глазами в машинку, стоявшую на столе.

— Садитесь, товарищ капитан, — улыбнулась девушка застенчивой и нежной улыбкой. — У вас срочная корреспонденция?

— Нет, другое. Видишь ли, я пишу рассказы, но редактор не одобряет их. Поэтому я не могу печатать днем. Извини, что пришел так поздно.

— Что вы, товарищ капитан, я уже выспалась. Здесь я сплю мало, не то что дома. Пожалуйста, диктуйте, — села она за пишущую машинку и по привычке вставила лист с копиркой.

— «Рассказ о потерянной и возвращенной любви», — громко прочел он и стал диктовать, искоса наблюдая за машинисткой.

Она сидела прямо. Длинные, сильные пальцы ровными ударами били по клавишам, губы, казалось, повторяли каждое слово, которое она печатала.

— Все! — сказал он.

— Уже? — вздохнула она и, вынув из машинки рукопись, протянула ему первый экземпляр. — Посмотрите, может, я наврала.

Он уселся за стол, стал внимательно рассматривать свой рассказ. В перепечатанном виде он казался еще лучше.