Центр роста
Шрифт:
– Черт!
– выпалил О’Шипки, который сделал то же самое.
Директор вскочил со стула и проворно обогнул кричащего Шаттена, который стоял, чуть подавшись вперед. Его руки висели, как плети. Из спины у него торчала рукоять огромного охотничьего ножа, с какими ходят на слонов или медведей.
Шаттен запрокинул лицо и упал на колени. Интонация потекла вниз и обрушилась в точку. Обрушился и сам Шаттен, крик оборвался. Крик Аниты, говоривший об успехах в Росте, продолжился.
Глава пятнадцатая, в которой предпринимаются новые попытки к расследованию
– Но это мой нож!
– О’Шипки привстал.
–
– Вот именно, - согласился директор тоном ядовитым и обличительным.
– Не вздумайте его вынуть! Здесь все зальется кровью…
– Дайте девушке воды!
– властно приказала Мамми.
– Вы разве не видите, что она в истерике?
– Надавайте ей по щекам, - возразил Ядрошников.
– Лучшее лекарство при истерии.
Но все же налил из графина воды и передал стакан Мамми. Та присела на корточки перед безутешной Анитой и попыталась оторвать от лица ее руки, мокрые от слез.
Директор обошел вокруг Шаттена, стараясь держаться подальше. О’Шипки, почувствовав угрозу, зашел за стул и взялся за спинку.
– Бросьте, - процедил он, сверля директора взглядом.
– Мы были одни на корабле. Я мог убить его в любую секунду, без всякого театра.
Мамми сопела, она в конце концов справилась с анитиными глазами-руками и уже орудовала носовым платком. Ахилл выступил к трупу, но обратился к ней:
– Вы были правы, почтенная Мамми, среди нас маньяк. Он хочет убить нас всех. Но я буду не я, если не положу этому конец. Я… - И он - вероятно, вспомнив, что слывет героической фигурой, расправил плечи и погрозил кулаком потолку.
– Приятно слышать, - буркнул О’Шипки.
– Но прежде, чем вы начнете, позвольте вопрос. Все ли закрыли глаза, когда Шаттен выполнял упражнение? Может быть, кто-то захотел подсмотреть?
Он обернулся на влажный вздох: чувствительные близнецы пребывали в прострации. Директор, который тоже обратил на них внимание, полез искать нашатырь.
– Одно сердечко на две головы, - пробормотал он.
– Не справляется! Туловища два, а мотор один…
– Что же у них во второй груди?
– невольно сбился О’Шипки.
– Кто их знает… - Ядрошников придержал голову Цалокупина, давая тому понюхать из скляночки.
– Опять вы суетесь, куда не просят, мистер О’Шипки. Корчите из себя сыщика. Оставьте это компетентному человеку - мне, например. Стоп, стоп, не брыкаться! Я кое-что смыслю в дознании… Если вам так неймется - обыщите остров, как собирались…
– Зачем же?
– удивился О’Шипки, внимательно следя за оживлением близнецов.
– По-моему, ясно, что остров тут не при чем. Или вы думаете, будто нож метнули в окно?
– Не думаю, - отмахнулся директор, берясь за Холокусова. Он приложил ухо к груди и удовлетворенно заметил: - Вот у этого сердце, разобрались. Несчастье помогло, во всем есть своя выгода…
О’Шипки вернулся на свой стул.
– Не заговаривайте нам зубы, директор. Я немного разбираюсь в баллистике и хочу выяснить наиболее вероятное место, с которого бросили нож. Посмотрите, под каким он вошел углом.
– Кто угодно мог его бросить, - скептически заметил Ахилл.
– Никто не знает, стоял ли мистер Шаттен на месте. Он мог повернуться, переступить.
– Что же он, по-вашему, кружился?
– ехидно осведомился директор, растирая Холокусову уши.
– Может быть, и кружился, захваченный звуком, - отпарировал увлекшийся Ахилл.
– Как видите, господин директор, ваша кандидатура не исключается. Не забывайте, что именно вы приказали закрыть глаза.
– Он так хотел!
– негодующе возопил Ядрошников, бросая навострившиеся раковины.
– Все свидетели, что он выкрутил мне руки!
– Что же
вы за руководитель такой, если вам так просто выкрутить руки?– О’Шипки перешел в наступление.
– Вы только и ждали удобного момента!
– Да что вы себе позволяете! Вы, который с головы до ног увешан оружием! Не забывайте, что это был ваш нож! А уж ваши метательные способности - в них не приходится сомневаться!
Эту обвинительную речь прервали близнецы.
– Господа, давайте спать и вообще жить вместе, - жалобно попросил Цалокупин.
– Нам страшно. Мы чувствуем, что сегодня ночью он доберется до нас…
– Тихо!
– Мамми сунула вязанье в сумку и встала.
– Стыдитесь! Убили человека…
В ответ на это Цалокупин, испуганно оглянувшись на брата, прикрыл рот дрожащей ладошкой. Ахилл угрюмо запахнулся в кафтан и развалился, показывая, что его участие в расследовании, едва начавшись, подошло к концу. Аромат Пирогов, который до сих пор сидел тихо, взволнованно замычал и потянулся к Мамми, стоявшей наподобие Немезиды, Прозерпины и Фемиды в одном лице, но та осадила его раздраженным жестом. О’Шипки выдохнул и покрутил у виска пальцем, намекая на директора. Директор не замедлил ответить тем же, и вся эта пантомима разыгралась под новые всхлипывания Аниты, про которую успели забыть. Многим показалось, что стены холодного и строгого конференц-зала пришли в движение, удаляясь и отрекаясь от маленького светлого пятачка, образованного стульями, с неподвижной фигурой в центре.
– Мужчины ничтожны, - презрительно сообщила Мамми, раздувая ноздри.
– Суета, пререкания и беспримерная трусость. Здесь говорили о героях и специальных агентах - где они? Я не вижу ни одного. Не говоря уже о том, что убийца настолько мелок и черен душой, что не может собраться с силами, подойти и тихо шепнуть на ухо: «Да, Мамми, это сделал я, прости меня, дорогая». Позор… господа!…
Последнее слово далось ей с трудом.
– Любезная Мамми, - уважительно заговорил Ядрошников.
– Если речь идет о безумце, который собирается истребить всех участников семинара, то в его поступках нет мотива. Маньяк никогда не признается…
– Как раз маньяк-то и признается!
– отрезала Мамми и одернула жакет. Она подошла к директору и встала рядом, намекая на равенство статуса и полномочий.
– Еще вчера вы пели нам другое, господин директор. Ну бог вам судья. Маньяки помешаны на матерях. Я скажу больше - их злодейства совершаются во имя матерей, назло матерям, при содействии и молчаливом попустительстве матерей! Возвращаясь с очередного кровавого дела, они перво-наперво крадутся в мамины спальни и шепчут, шепчут без умолку, признаваясь в преступлениях. И мамы прощают… Но здесь - здесь все иначе. Кто вам сказал, господин директор, что наш убийца не имеет мотива? Он сам? Я назвала его маньяком, но не сказала, что у него нет мотива. Это не одно и то же. У маньяков всегда есть мотив.
Директор изобразил полную растерянность.
– Позвольте… вы хотите сказать, что кто-то из присутствующих, - и он, выдерживая паузу и тем давая Мамми время обдумать сказанное и отказаться от своих слов, поочередно ткнул пальцем в каждого из стажеров, - что у кого-то из них был мотив убить Трикстера… или Ахилла… ладно, в это я могу поверить - я сам так считал не далее как вчера, вы совершенно правы… но мистера Шаттена?…
– Именно так, - высокомерно кивнула Мамми.
– Приятно слышать, что Трикстер по-прежнему не вызывает у вас больших сомнений. Его мог убить кто угодно, и был бы прав. Отвратительный тип! Что касается бедного Шаттена, то с ним дело обстоит очень просто. Шаттен видел, кто это сделал. Он знал убийцу.