Центр силы
Шрифт:
Вода выкипала, а соль доставали, чтобы обмазать ею мясо. То, что останется, собирались пустить на солевой раствор для шкур. В нём шкуры будут вымочены, окончательно очищены, а потом…
— Знаешь, что такое пикелевание? — спросил Дунай.
— Матерное слово? — уточнил я.
— Нет, пикелевание — это этап обработки шкур, когда их надо практически замариновать! — пояснил мне здоровяк. — Для этого требуется уксус и соль. И если второго у нас хватает, то первого — вообще нет.
— А заменить уксус чем-нибудь можно? — заинтересовался я.
— Любой органической кислотой, — пояснил
— Жестоко-то как… — «восхитился» я.
— У нас ещё есть несколько дней! — здоровяк даже не обратил внимания на мой сарказм. — Сейчас вымочим, почистим, ещё раз вымочим, обработаем зольным раствором… А вот потом нужна будет кислота. Если найдёшь — получим на выходе отличные шкуры. Не найдёшь — опять будет чёрти что и сбоку бантик….
— Значит, надо придумать, где кислоту взять… — кивнул я, крепко задумавшись о наших тяжёлых судьбах.
— Да… А если ещё дубильных веществ найдёшь, тогда ты вообще мой герой! — пообещал Дунай.
— Так, может, и найду… Только где и как? — спросил я.
— На Земле они вроде в коре дуба были, — просветил меня здоровяк. — Но вообще должны быть во всех буковых, сосновых и ивовых!
— Значит… Пункт первый — пожевать насекомых, — кивнул я. — Пункт второй — пожевать кору. Дунай, ты, типа, уверен, что именно это делает человека героем?
— Моим сделает — не сомневайся! — одобрительно кивнул тот.
Брать к Кукушкину кого-то из рядовых членов группы смысла не было. Легче было сходить в гордом одиночестве. Но ведь оставался ещё Сочинец, которого я и напряг. Аргументировал свою просьбу тем, что отсутствовал и никаких новостей не знаю.
Почему я не хотел идти один — и сам не знал. Просто верил своим предчувствиям, которые прямо-таки вопили, что надо взять кого-то собой. А я в последнее время всё больше и больше подозревал, что наши человеческие предчувствия — это не просто какие-то «левые» ощущения. Это вполне себе серьёзные подсказки. И порой покруче, чем у СИПИНа.
На Земле я этого понять не мог. И сталкивался не так часто, да и не слишком нужно было. Но здесь, в диком мире, где от правильного выбора зависела твоя жизнь… В общем, ошибка здесь могла стоить очень дорого. И хорошо ещё, если только для тебя, а не для всей толпы, которая мне зачем-то доверилась.
В цивилизованном мире, если предчувствия сталкиваются с логикой — последняя всегда побеждает. А в мире диком и неизведанном — вполне нормальная ситуация, когда поступаешь вопреки здравомыслию. И твой главный аргумент — те самые плохие предчувствия. Они, конечно, иногда обманывают….
Но гораздо реже, чем логическое планирование и здравомыслие. И как эту фигню объяснить, я и сам не знаю. Может, какими-то сверхвозможностями мозга — хотя звучит, конечно, бредово… А может, скрытым аналитическим центром где-то глубоко в голове… Ну да, не менее бредово…
В общем, не знаю почему, но это работает.
Поэтому я взял с собой Сочинца. И мы вдвоём отправились к Кукушкину.
Дневник Листова И.А.
День сороковой. Тёма и Паша, как они есть.
Найти Кукушкина не составило труда. Он заседал в мэрии города. Это гордое название в Алтарном носил большой навес с плетёными стенками. Надо сказать, он и от чужих взглядов не слишком защищал, и звуки пропускал только в путь.
Определить, в какой части навеса сидит мэр, можно было как раз по звуку. Голос у Кукушкина громкий, слышно далеко… Наверно, если бы не это — его бы уже давно свергли. А так, едва услышав мэрскую ругань — все, кто мог, сразу разбегались и на глаза не показывались. И всерьёз попадало только тем, кто и вправду провинился. В общем, прямо-таки не голос, а своего рода компенсация дурных черт характера.
И я бы не сказал, что мне мэр не нравится — он мужик хороший. Только взрывной, как динамит. И резкий, как понос. Как что скажет в сердцах, так забыть и не сумеешь. Будешь до конца жизни ходить и помнить, кто ты, что ты, какой ты консистенции — и почему зря на свет появился.
Вход в мэрию охраняло двое сурового вида охранников в кожаной броне. Вооружены эти добры молодцы были дубинками, утыканными медными гвоздями. Меня и Сочинца охрана пропустила без вопросов. Только сопроводила внимательными взглядами, под которыми я вспомнил все свои грехи, начиная с детского сада.
Внутри навеса, ориентируясь на голос мэра, мы прошли мимо двух комнатушек, огороженных ширмами. И оказались в закутке, где стоял грубо сколоченный стол, несколько табуреток — ну и, собственно, заседал сам мэр.
Он как раз был занят. Что-то эмоционально высказывал крепко сбитому мужчине в кожаном нагруднике и с дубинкой на поясе, как у охранников. В суть того, что Кукушкин ему говорил, я не вникал. Захочет — повторит. А моя психика целее будет.
Мы с Сочинцем остановились в дверях. Или, скорее, в дверном проёме, потому что вообще-то двери там не было. А я громко постучал по косяку, привлекая внимание.
— А! Вано! Не торопились вы что-то!.. — буркнул мэр и махнул рукой на свободные табуретки. — Садитесь! Есть у нас тут вопрос, с которым вы, возможно, сможете помочь…
Мы с Сочинцем возражать не стали и молча заняли свободные места. В закутке, помимо плотно сбитого воина, обнаружилось ещё два человека. И вот их внешний вид кардинально выбивался из канонов моды, царившей в этих местах…
Начать с того, что оба были одеты как арабы: в белые балахоны до колена и такие же белые штаны. Одежда, правда, была в каких-то подозрительных пятнах и разводах, но тут с такими украшениями каждый второй щеголял.
На ногах у этой парочки были крепкие ботинки. Такие на Алтаре Вознаграждения не меньше двух сотен баллов стоят. Значит, люди были небедные. Могли себе позволить такие траты. Куда интереснее было другое: у одного на бедре висел небольшой колчан, из которого торчало оперение то ли стрел, то ли болтов.
У нас пока никто стрелковым оружием не пользовался. Даже таким примитивным. Самый простой лук на Алтаре стоил слишком дорого, чтобы не зажать баллы — и не потратить их на что-нибудь более полезное. Про арбалет вообще молчу… Это пока для нас были космические траты.