Цепи грешника

— В людях сильна воля к жизни, — поспорил Барвэлл. — Не к свободной жизни. А просто к жизни. Другими словами — они боятся смерти настолько, что готовы умирать в муках и в каторжных условиях.

— Так, а зачем вы нас сюда позвали?

— Чтобы помочь уйти со следующей партией беженцев. Вы с крыльями. И вам тут долго не прожить. Потому вы нуждаетесь в помощи в первую очередь.

— Нет, подождите, — упорствовал я. — Мы можем попытаться спасти целую кучу народа. Достаточно дать мне доступ к складу отобранных музыкальных инструментов. Достаточно дать возможность вооружить заключенных. Несколько тысяч заключенных. Тогда мы сможем сломить оборону Цивсау. Маша пусть уходит, а я останусь здесь, и помогу людям сбежать.

— Я никуда без тебя не уйду, — возразила Маша.

— А вы сильны в военной стратегии, чтобы ломать ангельскую оборону?

— Я нет. А вы — да, — спокойно ответил я. — С вашим знанием оборонительных позиций, с пониманием гарнизона и вооружения, мы сможем справиться. Вот скажите, отобранных музыкальных инструментов со склада хватит, чтобы прорваться?

— Гм, — Барвэлл задумался. Мне удалось его заинтересовать, а это многого стоило. Маша глядела на меня восторженно, будто бы я разительно изменился в ее понимании. Мне самому было непривычно желание спасти всех, а не только себя, или тех, кто выгоден.

Позади меня послышался грохот, а в спину россыпью ударили щепки. Кто-то выломал дверь. Маша вскрикнула и бросилась ко мне, я вскочил, увидев в дверном проеме обер-офицера в белой броне, который приходил на площадь утром вместе с Барвэллом. Он вошел, рукой сорвав остатки двери с петель. Пол под его тяжестью скрипел и прогибался.

Его сопровождало двое берсерков и один флейтист.

— Так-так, — офицер словно надеялся увидеть в кабинете именно нас и именно с Барвэллом. — Господин Барвэлл. Ведете воспитательную беседу?

— Вы потеряли страх, господин Гор? Охренели?! — Барвэлл сердито крикнул, и вскочил, стукнув кулаком по столу. — Что я делаю в своих покоях — вас не касается!

— Не надо рассказывать мне сказки, — спокойно ответил Гор. Флейту он держал в ладони, а вот флейта Барвэлла валялась на кровати. — Вы арестованы за пособничество человеческим заключенным в бегстве. Я все видел, — Гор хитро прищурился.

— Да ладно? И даже Таламриэль выписал вам разрешение?

— Мне не нужно разрешение Таламриэля. Мы арестуем вас, а под пытками разговорим. А как только вы сознаетесь — Таламриэль выдаст все разрешения.

Глава 8. Второй после Бога

— Стол! — крикнул Барвэлл, бросившись к кровати за флейтой.

Соображать в критических ситуациях получалось быстрее. Стол из черного дерева, обладавший магическими свойствами, вполне походил на музыкальный инструмент. Правда в пропускной способности айцура барабану он сильно уступал.

Только Гор поднес мундштук к губам — я резво побарабанил по столешнице, и наслал на ангелов "Черный туман". Он окутал их неплотно, выглядел почти рассеянным, в нем белели силуэты ангелов, но этого было достаточно, чтобы враги закричали от боли, будто резанные. "Черный туман" — едкая штука. Как кислота, но не кислота, и в буквальном смысле он не растворял.

Запахло стариками — жирный травянистый аромат.

Если бы я использовал барабан, врагов скорей всего убило бы, или сильно покалечило, но и выигранного времени хватало с избытком. Когда Барвэлл схватился за флейту и принялся играть, туман развеялся, открыв взору ангелов. Их броня покрылась ржавчиной и сколами, подвергнувшись страшной коррозии. Наплечники едва не рассыпались, а нагрудники напоминали старые дуршлаги. Шлем у одного из берсерков развалился, и я увидел искаженное болью старческое лицо, да седые редевшие волосы.

Берсерк был вне себя от злобы, глаза его налились кровью. Очень больно постареть за считанные секунды, хотя старость их организмам была не свойственна. "Черный туман", когда я только стал изучать его пару лет назад и мог призвать лишь в маломощной форме, ускорял время для всего, что попадало в зону поражения.

— Уродец! Убью-ю-ю-ю! — берсерк бросился на меня, взмахнул мечом, и клинок, оставив в воздухе стальной росчерк, просвистел над моей макушкой. Я чуть без скальпа не остался.

Если бы Барвэлл вовремя не наиграл мелодию заклинания "Дикобраз", то Маше впору было бы заказать мне деревянный гроб. Броня ангелов резко покрылась шипами вовнутрь, став своеобразной "Железной девой", саркофагом, усеянным внутри острыми гвоздями. Ангелы закричали, из стыков между листами брони брызнула кровь, и враги замертво грохнулись на пол.

"Дикобраз" работал гуманнее средневековой "Железной девы", и шипы пронзали мозг, чтобы жертва не мучилась. Странно для ангелов, но когда им надо было быстрее разделаться с врагом, они использовали заклинания для молниеносного убийства.

— Охренеть! — я едва сдерживал эмоции от удивления. — Вас же теперь убьют!

— Нет, — выдохнул Барвэлл, положив флейту на стол с таким видом, будто не товарища только что убил, а мешок с мусором в контейнер выбросил. — Гор действовал самовольно. И ангельские законы позволяют мне убить его в таком случае, значит так, — Барвэлл без стеснения, забыв об уважении к мертвым, уселся на мертвую тушу Гора, демонстративно поелозив задницей. — Подождите. Дайте насладиться…. Да. Тебе там самое место, Гор. Дохлым. Подо мной.

— Я думал, вы не садист, — осторожно заметил я.

— А где тут садизм? — ухмыльнулся Барвэлл. — Он мертв. Я убил его быстро. Хотя эта тварь заслуживала самых адских мучений, — лицо Барвэлла помрачнело. Не знал, что сделал Гор, но сложилось впечатление, что смерть ангел обрел по заслугам. — Я не просто так вам помогаю, — Барвэлл выдержал короткую паузу, и устремил задумчивый взгляд в пол. — После спуска с Небес я влюбился в смертную. Женщину из поселка Ашвиц, прекрасную Гвендлану. У нас родился сын, и она жила вместе с ним и братом, который выдавал себя за ее мужа, — Барвэлл рассказывал с грустью. История любви ангела и смертной казалась бредовой, но исходившие от Барвэлла эмоции было непросто подделать.

С чего он решил излить душу первым встречным?

Может потому что рассказывать некому. Находиться в тылу врага, и понимать, что ни в коем случае нельзя демонстрировать чуткость и способность любить. Тем более людей. Дается это так же тяжело, как необходимость в рамках общества вести себя по требованиям других, а не по собственным предпочтениям.

Проникнувшись к Барвэллу сочувствием, я решил дослушать историю до финала.

— Кто-то из деревенских заметил меня в Ашвице. И доложил Гору, — Барвэлл в сердцах стукнул Гора по наплечнику кулаком, и наплечник рассыпался на кусочки. — Этот урод лично сжег дом Гвендланы, а я был вынужден делать вид, что мне все равно. Она мне в глаза смотрела, плакала, но ни слова не проронила. Притворилась, что мы не знакомы. Ей было известно, что я помогал людям. Она не хотела, чтобы я ее защищал. И мне пришлось…. — Барвэлл побледнел, вспомнив что-то очень страшное. — Убить её, — он поднял на меня взгляд. И взгляд у него был такой, будто бы Барвэлл безмолвно спрашивал, заслуживал ли прощения. Ему стало до одури отвратительно от признания в содеянном. Отвращение я увидел у него в глазах. Лицо его оставалось гладким, но душа говорила: "Я ненавижу себя. Простишь ли ты меня, бескрылый ангел? Простишь ли?" Не передать, как грустно мне стало. В груди гнусно защемило, и захотелось утешить Барвэлла, но я не стал. Это была уже не история, а исповедь. — Я струсил. Струсил ее защитить. И теперь ненавижу себя за это. Мне стоило отдать жизнь.

— Вы не струсили, — вмешалась Маша, и с сочувствием положила руку Барвэллу на плечо. — Гвендлана знала, что вы помогаете людям. Она хотела, чтобы вы продолжили спасать жизни.

— Моего греха это не умоляет.

— Вы бы умерли, и не смогли бы помогать людям, — Маша без устали пыталась подбодрить Барвэлла. Она всегда была такой. Ее стремление поддерживать всех и во всем до Цивсау оставалось мне непонятным, но теперь ее душа стала более открытой и ясной.

Я же боялся эмпатии, и считал ее гадкой. Но не потому, что не хотел никого поддерживать, хотя раньше так и было, а потому, что не умел этого делать. Так же, как не умел делать комплименты. "У вас прекрасная прическа. Сами стриглись?" — вспомнилась фраза из фильма, дававшая мне отличную характеристику.