Цепи грешника

Я распустил крылья, меня охватило языком фиолетового пламени, и позади появился диск. Тряпичные навесы над торговыми лавками сорвало порывом ветра, камни задрожали, будто началось землетрясение, а люди бросились наутек.

Маша атаковала их. Взмахнула рукой и ударила в беглецов струями раскаленной лавы, но я отразил атаку. Зашумел диск, лава взорвалась и покрыла стены горячими брызгами.

Я изменился до неузнаваемости. На пальцах выросли длинные когти, руки стали костлявыми, а кожа черной, как зала. Кончиком языка я скользнул по острым зубам, выросшим у меня во рту в два ряда, вместо собачьей челюсти.

— Остановись! — крикнул я, и со слезами на щеках рванул к Маше, со всей силы впечатав кулак ей в скулу. Не хотел применять магию. Не хотел убивать ее. Надеялся вытащить, хоть и был зол. Кулак взорвался кровавыми брызгами и обломками костей, а Маша лишь отвернула голову. Удар показался мне крайне мощным — волной спрессованного воздуха ближайшие здания смело с фундаментов, а от звонкого шлепка заложило уши.

Но я не чувствовал боли. Отскочил назад, увидев, что переломанные пальцы торчали в разные стороны, но отступать не собирался. Это не та Маша. Не та счастливая девушка, которую я фотографировал на фоне Гундоровки. Не тот человек, которого я любил.

Иногда мы тянемся к призракам прошлого, но не понимаем, насколько сильно меняются люди и их характеры. Те, с кем пять лет назад было хорошо, в настоящем способны оказаться невыносимыми.

Я понимал, что Маша не виновата, понимал, что это не она, но не собирался допустить бойню.

Маша бросилась на меня как оголтелая, преломив звуковой барьер и мчась на острие конусообразного белого следа. В воздух вздернуло мелкий мусор и товары, лежавшие на прилавках. На щеке Маши краснели брызги моей крови, а взгляд источал демоническую ярость. Она вцепилась мне в шею, кадык под давлением ее ладоней хрустнул будто сухая палка, и меня стошнило кровью.

Ни глотнуть, ни вдохнуть не получалось. Перед глазами темнело. Еще бы чуть-чуть, и стучавшая в висках кровь разорвала бы вены.

Маша подняла меня в воздух, а затем рванула вперед, и пробила мной толстый сталактит. Каменными гранями мне изрезало тело, но я не успел удивиться тому, что выжил. Не удавалось применить магию. Удушье лишило меня возможности сконцентрироваться, хоть как-то сфокусировать мысли на защите или нападении.

Я оказался беспомощным, потому что боялся убить ее.

Моей спиной проломили самый мощный сталактит в Скиде. Тот, который держал Слезу Антерры. Опорные столбы под ней с треском разломились, и Слеза Антерры рухнула на толпу. Предсмертные крики, огромное облако пыли, и оглушительный каменный грохот.

Маша швырнула меня в жилой квартал. Я снес несколько домов и пропахал лицом двадцать метров каменной породы прежде чем остановился.

Мне удалось перевернуться на спину, и лучше бы я не видел своего тела. На руках открытые переломы, разорванные крылья тряпками лежали по сторонам, а колени вывернуло под неестественным углом.

Добивать она не стала.

— Пока ты мне не интересен, — мрачно произнесла Маша, мерно размахивая крыльями. — Но мы еще увидимся. Беззащитную жертву скучно душить.

Маша рванула вверх, и пробила потолок, будто пушечное ядро. Огромные камни падали на Скид, и веселая музыка сменилась жуткой мелодией боли. Люди кричали, искали родных, и пытались по осколкам собрать остатки своей жизни. Они бродили по руинам, разгребая завалы, и вытаскивая изувеченных пострадавших из-под камней.

Неподалеку проковыляла шокированная девушка, в грязной и пыльной одежде. Взгляд у нее был блуждавший. Она не понимала, что осталась без руки. Из обрубка кровь хлестала фонтаном, но девушка будто не замечала увечья, и звала кого-то:

— Милый, — говорила она севшим голосом. — Где ты…. Я потерялась…. — она рассеянно подобрала чью-то руку, и побрела в переулок, видимо надеясь заменить ею свою.

Я не мог смотреть на это без слез.

Где я оступился? Что не заметил? Почему не получилось предположить, что Маша сойдет с ума? Почему я не догадался, что темная магия ангелов могла сделать с ней такое?

Смутно помню, но вскоре на улице показались два музыканта, охранявших вход в Слезу Антерры.

— Что это за тварь? — изумленно спросил музыкант, глядя на меня.

— Это Андарий. Галахад сказал, что его нужно…. Быстрее! Он вот-вот помрет!

И они подхватили меня за переломанные руки, потащили по запустелым улицам, из которых вымело безоблачное счастье. Я видел рыдавших людей, видел обломки торговых лавок, видел руины жилых кварталов, над которыми плакали те, кто потерял близких.

Все хорошее когда-нибудь кончается.

Я потерял сознание, и думал, что проснуться мне не суждено.

Глава 17. Безвыходный вопрос

Пусть покои Галахада и защищены толстыми стенами, отборная ругань и крики из коридоров слышались прекрасно. Кто-то носился, командовал, пытался удобнее распределить раненых в крепости. Хоть Слеза Антерры рухнула — ей удалось уцелеть. Прочности, все же, ей было не занимать.

Очнулся я на рабочем столе Галахада, скрюченный, с переломанными костями и ужасной болью в изувеченных конечностях. Мортус покинул меня, и потому я испытывал боль до невыносимого человеческую. Выть от нее хотелось, но не выходило — сломанный кадык мешал, и казалось, мне в шею по самую рукоятку вогнали раскаленный нож.

— Играйте "Балладу без боли!" — приказал Галахад. Он сорвал со стены карту, и достал из небольшого хранилища черный плащ из дорогой ткани. — Будет очень больно, — Галахад обратился ко мне. — Главное не вырубайся!

Да куда еще больнее?!

Захотелось слезть со стола и сбежать, чтобы спокойно умереть у стеночки — ощущение было таким, будто зубной врач собирался вогнать мне дрель в десну, причем без наркоза.

В две лютни музыканты мягко перебирали пальцами по струнам, играя спокойную обезболивающую мелодию. Теплая красная энергия окутала мое тело, и боль ушла, но не полностью. Она стала отдаленной, будто бы меня обкололи опиумом. И ощущения возникли странные — перед взором появились битые пиксели, в ушах гудели слуховые галлюцинации, словно бы мимо окна с ревом пролетал реактивный самолет. Потолок внезапно выкрасился в оранжевый.

Ей богу, я будто бутана нанюхался.

Я успел проклясть всех, и проклясть все, когда Галахад набросил на меня эту чертову тряпку. Она была как живая. Скользила по телу, будто змея, и обхватила меня за спину, вцепившись уголками в плечи.

Но проклял я ее не по этому.

Она резко сжалась, и меня выгнуло дугой, едва не скрутив в бараний рог. Даже музыкальное обезболивающее не смогло унять болевой вспышки перед глазами.

— С-су-к-а! А-а-а! — ругнулся я, и закричал. Кадык волшебным образом встал на место, и я снова мог говорить.