Церковная старина в современной России
Шрифт:
В житии прп. Силуана Афонского († 1939), есть эпизод, когда монах утверждает, что афонские иноки, при утрате по неведомой причине аскетических писаний Святых Отцов, легко написали бы новые. Это хорошо соответствует расхожему представлению, что если текст Евангелия почему-либо исчезнет, церковный народ сможет написать его заново: «Предание восстановит Писание пусть не дословно, пусть иным языком, но по существу своему, и это Новое писание будет выражением все той же „единожды переданной святой веры“». Этими словами, носящими полемический характер, выражается действительная вера Церкви в действенное присутствие в ней Духа Божия, обеспечивающее непрерывность Предания. Однако сегодня за ними скрывается горделивое самомнение ограниченных людей, отождествляющих свою персональную или корпоративную культуру с культурой всей Церкви. В условиях отвержения соборности и превращения церковной жизни в способ самоутверждения такое самомнение представляет угрозу Преданию. «Написание заново» становится переписыванием Евангелия. Одновременно за этим стоит отрицание ценности факта церковной истории, признание которой было стержнем духовной жизни древней Церкви:
Такие настроения никогда не были в истории Церкви преобладающими. Однако сегодня эти настроения активно реализуют себя в «псевдореставрации», «лжереликвиях» и возведении многочисленных симулякров-новоделов, которые лишь «симулируют» духовную жизнь, тогда как настоящие запросы такой «жизни» оказываются далекими от подлинных евангельских переживаний и созданных ими памятников. Постоянные утверждения о том, что религиозная организация восстановит храм не только «как было», но «даже лучше», оказываются лишь преломлением в сфере культуры претензии на написание «новейшего завета». Для того чтобы сохранить богословское и культурное наследие Церкви, стоит отказаться от извечных русских вопросов «Что делать?» и «Кто виноват?» и попытаться ответить на другой вопрос — «Что происходит?»…
«Что происходит?»
Вместо заключения
Передача Русской Церкви памятников христианской культуры кажется неотделимой от общего процесса наделения Московской патриархии недвижимостью и привилегиями. Это позволяет экспертам оценивать происходящее как «очередной этап олигархической приватизации», где в число приватизируемых объектов входят не только средства производства, но и «предметы потребления»: памятники культуры. Здесь имеются в виду как выгоды избавления государства от «бремени содержания» культурного наследия, так и национальная идеология и социальная психотерапия, осуществление которых отдается государством на откуп патриархии.
Однако в сфере охраны, использования и реставрации христианских святынь как зоне специфического столкновения общественных интересов существуют дополнительные основания для социальных и идейных конфликтов. Их истоки связаны с фактом печального, но традиционного для Отечества пренебрежения «любовью к отеческим гробам» в угоду «злобе днешнего дня». Сегодняшнее «церковно-государственное взаимодействие» построено на тех же принципах. Модернизация этих подходов создает новый уровень угрозы национальной культуре и культурному развитию. Современная Россия сконструировала особый механизм использования исторического наследия как средства решения проблем политической элиты в ущерб гражданскому обществу. Наделение московской патриархии — потенциального союзника во внутренней и внешней политике — материальной базой и средствами влияния на общество перешло из сферы популистских жестов в системно осуществляемую государственную политику. Одновременно передача прав пользования памятниками культуры от интеллигенции духовенству является классическим осуществлением принципа «divida et impera», ориентированного, в конечном итоге, на депривацию российской культурной элиты, переключение ее социальной энергии на конфликт с религиозными организациями и выработку в ее среде настроений политического сервилизма. Специфика религиозной жизни современного Российского Православия и особенности бюрократической структуры патриархии лишь усугубляют напряженную ситуацию.
Исторические события, связанные с передачей Русской церкви памятников культуры, могут получить следующую периодизацию по характеру намерений правящей российской элиты: 1988–1994 гг. — период популистской реституции, 1995–2000 гг. — период контролируемой реституции, 2001–2010 гг. — период идеологической и экономической реституции.
В конце 2000-х гг. здесь наметилась новая тенденция: претензии религиозных организаций все активнее стали распространяться на государственный музейных фонд. В последний из периодов, помимо мечты о новой идеологии, в основу процесса была положена особая стратегия, предусматривающая поиск финансовых потоков на реставрацию объектов культурного наследия и избавление от бремени их содержания через приватизацию памятников культуры. Обсуждение этой законодательной инициативы с 2004 г. сопровождалось проработкой вопроса о передаче профильных объектов религиозным организациям в собственность и подготовкой соответствующего законопроекта, принятие которого упростит процедуру передачи и затруднит контроль над сохранностью памятников церковной культуры. Эта инициатива была связана с позицией руководства Министерства экономического развития и Федерального агентства по управлению федеральным имуществом. При этом демонстративно подчеркивался приоритет полномочий Росимущества перед интересами учреждений культуры. В условиях, когда у общества и государства нет эффективных средств воздействия на недобросовестного пользователя исторического памятника, трудно надеяться, что они появятся, когда пользователь станет собственником.
Одновременно стране подкидывалась мысль, что памятники культуры являются рядовым источником дохода, а забота о сохранении культурного наследия присуща обществам, не достигшим постиндустриального уровня развития. В интересах будущих собственников предлагалось законодательно установить исчерпывающий перечень ограничений по функциональному использованию объектов культурного наследия. Председатель комитета по собственности Госдумы В. Плескачевский, в русле текущей политики, обвинил искусствоведов в нежелании понимать, что памятники культуры — это лишь имущественные объекты.
При активном участии Росимущества возникла новая схема, когда памятники передавались из ведения субъектов в собственность Федерации, после чего происходила их передача непосредственно структурам патриархии. Из-за несогласованности законодательства принятие политических решений на федеральном уровне не сопровождалось
финансовым обеспечением процесса, который решался региональными властями неудовлетворительно, из-за чего страдали прежде всего региональные музеи.Кроме политики, совместная заинтересованность политической бюрократии и бизнес-элиты в передаче патриархии памятников культуры всемирного значения, в которых располагаются музеи-заповедники, может определяться и экономикой. Существующее законодательство о культуре и музейном фонде предусматривает запрет на приватизацию, перепрофилирование и приспособление объектов такого уровня. Их ведомственная принадлежность министерству культуры также препятствует установлению здесь оперативного управления или хозяйственного ведения иных структур. С точки зрения некоторых социальных групп, использование этих памятников учреждениями культуры относится к категории «упущенной выгоды» и является неэффективным. Обойти существующее правовое поле возможно лишь на путях социально-политической демагогии, упоминающей «восстановление исторической справедливости» и требование функционального использования памятников, что приводит к передаче их московской патриархии. При отсутствии действенного контроля за экономической и культурообразующей деятельностью религиозных организаций их союз с чиновниками и бизнес-структурами сделает возможным перевод объектов культурного наследия культового характера в «серый сектор» экономики. На этой основе возможны последующее создание объектов элитного отдыха, контроль над туристическими потоками, бесконтрольное использование музейного фонда, кроме того, открываются возможности для «отмывания денег» через «двойную» бухгалтерию религиозных организаций. Подобные предположения подтверждаются тем, что параллельно с попытками установления контроля патриархии над памятниками всемирного значения в 2004–2005 гг. началась кампания по обеспечению особых привилегий для паломнической деятельности, начатая по инициативе крупнейших монастырей и ОВЦС. Небезынтересно, что определенную роль в закреплении за патриархией федеральных памятников играли структуры, связанные с администрацией Президента, как это было в случае с Ипатьевским монастырем в Костроме и с реставрацией Иверского монастыря на Валдае.
Памятники церковной старины становились заложниками «большой» и «малой» политики не только тогда, когда поднимался вопрос об их передаче Русской Церкви. Проблемы их реставрации и сохранности использовались также как средство давления на идейных и политических противников или же как элемент PR-компании, превращающий сложное дело в политическое шоу. 13 мая 2006 г. Валентина Матвиенко привезла в Александро-Невскую лавру «десант» из чиновников и бизнесменов для «реставрационного субботника». В конце субботника губернаторша попросила митрополита Владимира (Котлярова) «отпустить грехи» членам городского правительства и представителям компании ТНК-ВР, вкладывающей деньги в реставрацию обители.
Наиболее политизированным событием «борьбы за сохранение культурного наследия» явилась кампания по вытеснению из общественного пространства Российской Православной Автономной церкви (РПАЦ), известной как «суздальская иерархия». Союз церковных общин, первоначально связанный с Цареконстантиновским храмом в Суздале и с именем архимандрита Валентина (Русанцова; р. 1939), провозгласил себя в 1996 г. Российской Православной Свободной церковью, зарегистрированной в 1998 г. как РПАЦ. Еще в 1990 г., в результате конфликта с архиепископом Владимирским Валентином (Мищуком), архимандрит вместе с обширной паствой вышел из юрисдикции патриархии и был принят Русской Православной церковью за границей, где был рукоположен в епископы. К 2002 г. под омофором Валентина, к этому времени возведенного его сторонниками в сан митрополита, находилось более 60 приходов, большинство из которых сосредоточивалось в Суздале и его окрестностях.
Еще в сентябре 2002 г. мэр Суздаля А. Рыжов подал иск в арбитражный суд, потребовав отменить решение городского совета 1999 г. о передаче РПАЦ здания, в котором расположился Ризоположенский монастырь этой церкви. Но тогда в «пересмотре итогов приватизации» был заинтересован чиновник очень невысокого ранга, да и интерес его не был политически мотивированным. Однако 24 марта 2006 г. депутат Госдумы бизнесмен и совладелец нефтепровода «Россия — Латвия» Дмитрий Пожигайло направил полпреду Президента в Центральном округе Г. Полтавченко письмо «по просьбе» неизвестных жителей Суздаля. Жители были «обеспокоены судьбой объектов культурного наследия, относящихся к федеральной собственности». Сообщалось, что 17 объектов культурного наследия, переданных «суздальским» общинам, не используются по первоначальному назначению и находятся в аварийном состоянии. 24 апреля заместитель полпреда Н. Макаров доставил это письмо в Росимущество. 6 мая 2006 г. уже известный нам Д. Аратский поручил территориальному управлению агентства по Владимирской области провести проверку указанных объектов и представить наверх к 19 мая акт с фотофиксацией. Исполняющий обязанности руководителя управления Росимущества по области В. Горланов создал свою комиссию, в которую вошли представители Верхне-Волжского управления Росохранкультуры и областного Госцентра по охране памятников. 17 мая комиссия провела проверку состояния и использования 14 «суздальских» храмов, не выявила каких-либо нарушений и констатировала необходимость федеральных дотаций для реставрации живописи XIX в.
Депутатский запрос и официальная комиссия были, скорее всего, элементами заранее спланированной акции. Еще в декабре 2005 г. сотрудники Владимирского управления ФСБ запросили в Госцентре по учету, использованию и реставрации памятников истории и культуры документы по церквам, находящимся в пользовании РПАЦ. Директор Центра Ирина Матушевская отметила тогда, что серьезных претензий к этим общинам в связи с использованием и реставрацией памятников не имеется. Одновременно усилилось и присутствие в Суздале Московской патриархии: в конце апреля администрацией области ей был передан в пользование Александровский монастырь XIII–XVII вв., где до этого располагался музей-заповедник.