Цесаревич
Шрифт:
— Казимир Кейстутовович Карпович в предвкушении. Деньги получил, уже расплатился с долгами, — ответил глава Тайной канцелярии.
— Прекрасно. Через десять дней Екатерина даст прием, Анна Карловна Скавронская-Воронцова, что нынче присматривает за Екатериной, уже работает над тем, чтобы убедить в Великую княгиню дать бал. На этом балу жена наследника должна не только пить хмельное вино, но и употребить опиум. После Карпович уведет немку в покои и так, чтобы придворные слышали об их утехах и, если будет возможным, увидели. Двери оставить открытыми и подвести к покоям кого-нибудь из статс-дам. Лучше Румянцеву, но, коли не удастся, то моя Марфуша сама подойдет. Не хотелось бы Марфу Егорьевну втягивать в это дело, но то на крайний случай, — главный заговорщик потер
— А потом Карпович умрет, прямо в постели Екатерины, и она проснётся с мертвяком, — улыбнулся и Александр.
Иван пытался сохранить невозмутимость, но такое коварство кузенов не позволяло контролировать эмоции, и они проявились на лице фаворита.
— Что, Ваня, не нравится? — от Петра Шувалова не прошло мимо недовольство кузена. — Ты хочешь, чтобы вернулся Петр Великий? Чтобы хочешь, чтобы еще больше возвысился Бестужев? Рисковать своим серебром и землями? Быть в опале, чтобы дети лично высаживали репу в Сибири?
— Но Елизавету посадили на престол, как дочь Петра Великого? От чего не желать возвращения порядков, что были при нем? — стушевался фаворит.
— Так-то оно и есть, но Лизка не батюшка ейный, она баба, что каждую ночь боится убийства. А у волченка нашего — Петруши, зубы прорезались. Того и гляди, и у тебя отберет ресторацию, и мне отменит выкупные из Сибири, или вникнет в соляные дела. А канцелярия Военной коллегии, которую возглавляет господин Шешковский, скоро сравняется по своим делам с Тайной канцелярией, что снизит наше влияние и даст больше власти Бестужеву.
— Так, может и следовало ударить по Шешковскому? — спросил Иван, напрочь растерявший свою уверенность в правильности не то, что действий, но и самого нахождения здесь и сейчас.
— Это ничего не даст, кроме как побудит наследника действовать решительно. А конфуз с Екатериной не должен показать на нас, — ответил Александр сквозь сжатые зубы — ему сильно не нравилось упоминание того факта, что канцелярия Военного ведомства стала переигрывать даже, казалось, всесильную Тайную канцелярию.
— А что нам даст этот конфуз, да еще с убийством? — повышая голос, спросил Иван.
— По первой, сие рассорит Екатерину и Петра, скомпрометирует Великую княгиню и выключит ее из раскладов за престол. Кто будет ставить на ту, за которой падение нравов, да смерть? Мы еще добро сделаем цесаревичу. Многие в обществе, особливо в гвардии, считают именно наследника виновником всех побед над османами, он герой! Коли так и далее пойдет, ничего уже будет не поделать, а и мы потеряем в силе. Нужно отвлечь общество и зародить сомнения в правду цесаревича. Если Петр Федорович и с женой сладить не может, куда там с империей?! Наши люди скажут, где надо и что надо, дабы закрепить положение дел и мнение двора. Екатерина — слабое место наследника. Он ее любит, и расстройство их отношений лишит Петра Федоровича стойкости. Он станет буйным, увлечется ссорами с женой, разбирательствами. А мы в какой-нибудь случай сведем его с нужной девицей. Екатерина же, будучи особой властолюбивой, станет искать союзников. Мы подставим ей свои плечи, дадим денег. Будем смотреть, как изменяется Петр, коли удастся нам его своим сделать, то и добро, нет, Екатерина Алексеевна будет рядом с нами, но не с Бестужевым, найдем способ ее возвысить. Ссылка в Сибирь к могиле Светлейшего князя Меньшикова — вот что ждет Шуваловых, коли не сладим с делом! — Петр укоризненно посмотрел на своего кузена, который, словно в один миг поглупел и не понимает простых вещей.
— Убить наследника? — прошептал Иван Иванович.
— Об сим молчи и никогда не говори, и мы об том не скажем, — буднично, без видимых душевных терзаний и надрывов, сказал Александр, потом подумал и добавил. — Да пойми, Ваня, дурья твоя голова, что жизни нам при таком императоре не будет, больно шустер, умен, да своеволен. Да кой ляд ему Шуваловы? Петруше подавай таких, как Шешковский, чтобы работали больше, да все по указке, не заботясь о своей мошне. Могли и мы такими стать по молодости, я за Россию радею, только поздно уже, другие мы, елизаветинские.
—
Да все он понимает, — встрял в разговор Петр, которому все меньше нравилась ситуация, когда нужно уговаривать Ивана, но без фаворита никак не провернуть задуманное, тем более, что Иван знает уже немало и сопоставить события сумеет. — Рассорить Петра и Екатерину и сделать из Петра Федоровича нашего императора, НАШЕГО императора, с нашей же девицей в его кровати — вот чего мы желаем достичь. И пока молодой он, да до баб охоч, сие сладить можно, пусть только с месяц погорюет, а тело женской плоти попросит. Об остальном думать будем позже.— Того и гляди, не придется убивать Петра Федоровича. Разобьют османы русские войска, и Елизавета сама племянника заклеймит позором, да лишит чинов, — сказал Александр и в его глазах промелькнул страх, а Петр Иванович гневно воззрился на своего брата.
Иван Иванович не стал акцентировать внимание на сказанном, но не потому, что не понял причину гневного взора Петра, а потому, чтобы не услышать еще более крамольные слова.
«Неужели кузены сообщили о плане военной компании султану? Это же предательство, еще большее преступление, чем политические интриги при дворе!» — думал Иван Шувалов.
Но никуда бежать, чтобы сообщить о своих подозрениях, Иван Шувалов не собирался. Да и к кому бежать? Глава Тайной канцелярии тут, рядом, если только к Елизавете, но и она без своей свиты враз станет слаба. Вместе с тем, таких уж сильных терзаний фаворит не ощущал, скорее страх.
Иван Иванович был из тех людей, которые в письме к Вольтеру будут описывать ужасы крепостничества, но по приезду в имение, требовать для крестьян от приказчиков наказания, или даже пыток. Между тем, Иван не видел картину своего будущего столь ужасающей, чтобы проникнуться словами кузенов. Во-первых, он стал меньше тратить на себя, или даже не так — Елизавета стала давать еще больше денег. И это сэкономленное серебро Иван рассчитывал отдать новому императору, после смерти государыни, в некотором роде откупиться от гнева [Иван Иванович Шувалов в реальной истории действительно отдал после смерти Елизаветы почти миллион рублей Петру III]. Да и цесаревич явно доволен делами Ивана, с университетом помог, обещал еще поспособствовать открытию новых школ и лицеев. Это Петру Ивановичу нужно беспокоится за свою мошну — вон как присосался к соляным деньгам, да целая Сибирь платит Шувалову выкупные за водку. Александр же просто станет ненужным новому императору, так как работает хуже, чем Шешковский. А цесаревич требует именно что работать, а не наводить ужас, пуская пыль в глаза.
— Если Петра не удастся приручить, то России потребуется еще одна точка силы и это может быть только Павел Петрович, а регентом Екатерина. Если мы ей это дадим, то долго останемся в фаворе, еще больше приобретем, — резюмировал Петр Иванович Шувалов.
*…………*……….*
Потсдам
дворец Сан-Суси
18 мая 1750 года
Генрих фон Подевильс официально занимал высокие посты в Пруссии. Был и министром иностранных дел и совмещал ряд военных и гражданских администраций. В иной стране, этот политический деятель мог бы действительно считаться важной фигурой, но не в правительстве короля Фридриха.
Свою деятельность Подевильс начал при отце нынешнего прусского монарха. Парадоксально, но тогда он, не занимая важнейших постов, имел кратно больше возможностей влиять на политику Бранденбургского правящего дома, нежели нынче.
Король все решения принимает исключительно самостоятельно. Политика Фридриха явно шла в разрез устремлениям Генриха фон Подевильса, но прусский монарх не гнал от себя старину Генриха, напротив, часто стремился самоутверждаться за счет критики, направленной на мысли и действия опытного политика. Этот самый политик задавал вопросы и себе и прямо спрашивал монарха — зачем он нужен, если король не слушает своего министра? Король улыбался и похлопывал по плечам своего подданного, ничего не объясняя.