Цесаревич
Шрифт:
Флагман «Ретвизан» не стоял в стороне.
— Зарядить пушки двумя ядрами по правому борту [подобное в реальной истории использовал Ф. Ушаков], — скомандовал капитан корабля под одобрение адмирала.
Это было опасно — два ядра могли и разорвать ствол орудия, однако, двойной выстрел — это двойное попадание практически в одну точку. Целью «Ретвизан» выбрал турецкий флагман — самый большой в двух флотах линкор со ста пятью пушками. Ветер немного переменился, и нужно было изменить конфигурацию парусов, но времени на это не оставалось, и русский флагман рисковал.
Поворот, левый борт практически погружается в воду, но правый разряжается залпом, не давая шанса турецкому кораблю. Русские матросы, среди которых были и греки и черногорцы сразу же стали бороться
В это самое время, туркам удалось взять в клещи русский линкор «Три святителя» и там уже шла жестокая абордажная схватка, в которой турецкое численное превосходство продавливало русское преимущество в качестве подготовки абордажных команд. Когда два союзных фрегата, так же потрёпанных, приблизились к русскому линкору, команды на «Трех святителях» уже не осталось, но и турок было убито огромное множество. Абордажный натиск команд с русских фрегатов быстро смял волю к сопротивлению у оставшихся моряков и абордажников противника. Османы стали прыгать в воду, или сдаваться.
Бой закончился. Это была победа — турки разгромлены, и частью сдались. Только шесть галер и еще пять малых кораблей сбежали, как-то протиснувшись между сражающимися флотами. Русские потери составили три линейных корабля, два из которых были потоплены турками, а один совершил таран, погибнув и сам и захватив в Преисподнюю неприятеля. «Три святителя» взят на абордаж, один союзный фрегат так же был потерян, причем без шансов на спасение — взорвалась крюйт-камера [место на корабле, где хранился порох].
У турок потоплены четыре линейных корабля, два захвачены абордажным боем, два изрядно потрепанных сдались. Фрегатов противник потерял восемь, остальные могут и не доплыть до практически видимого берега, но там их неминуемо захватят русские команды, которые готовились высадиться на берег и зачистить его от любых очагов сопротивления. Галеры большей частью сгорели, были и потопленные, а на одной случилось восстание греков-гребцов, которым удалось захватить корабль.
Раненный в руку щепой, а в ногу пулей, адмирал Мишуков, ждал атаки со стороны французов. Уже рассвело, русский флот не просто потрепан, по сути, эта победа чуть лучше, чем Пиррова. Добыча, в роли которой может выступить русский флот, для свежей французской эскадры оказывалась вполне по силам. Доминирующий в организме Захара Даниловича адреналин больше не позволял задаться вопросом о сдаче французскому флоту. Биться до последнего!
— Они уходят! — с необычайным облегчением произнес Мишуков.
Тогда русский адмирал еще не знал, что в Средиземное море ранее вошла еще одна русская эскадра под командованием вице-адмирала Шпанберга. Многое пришлось уступить англичанам, в том числе и пообещать первоочередное исполнение контрактов на поставку пеньки, чтобы они пригрозили Франции, не сметь атаковать русских, обещая вступить в возможное противостояние на стороне России. Средиземноморская французская эскадра узнала, что русские корабли, еще не участвующие в баталиях и полные решимости, приближаются к Пелопоннесу и решила ускориться в направлении Марселя. Вот если бы русским не удалось победить османов, то французы могли бы поучаствовать в полном разгроме, но сейчас, нет.
Прыти и скорости французам предало еще и то, что, расценив ситуацию, как благоприятную, из Генуи вышла и австрийская эскадра, всячески перед тем раструбив по округе, что Габсбурги выполняют и перевыполняют свои союзнические обязательства перед Россией.
Позднее, данные действия австрийского флота, большей частью составленного из кораблей недавно захваченной Генуи, будут представлены русской дипломатической миссии в Вене, как героический шаг австрийского правительства, многим более, чем возможное наступление союзников на Османскую империю. Дескать, спасла Мария-Терезия русский флот от разгрома. Так что победа русского моряка была если не обесценена, то, по крайней мере, принижена. Вот только и в самом, казалось
бы, негативе, чаще всего присутствует и позитив, так как срабатывает стратагема, суть которой «если ты сильный, кажись слабым».*…………*……….*
Петербург
дом Петра Ивановича Шувалова
16 мая 1750 года
В просторном кабинете деятельного Петра Ивановича, на удивление было прибрано и чисто. Ранее, кто входил в эту юдоль мучительных мыслей о радении Отечеству, замечал разбросанные листы бумаги, пролитое вино или газированную сладкую воду. Именно что юдоль прожектов и мыслей об Отечестве, как же подумать, что и о своей собственной мошне?! Сейчас же чистый кабинет Петра Ивановича настораживал присутствующих братьев.
— Петр, ты решился действовать? — рассек тишину глава Тайной канцелярии Александр Иванович Шувалов.
— Да, — холодно ответил Петр Шувалов.
— Но в прошлый раз, как мне кажется, не получилось оконфузить цесаревича, — подал голос и последний присутствующий в кабинете, самый младший — Иван Иванович Шувалов.
Фаворита Елизаветы Петр Шувалов не хотел привлекать к столь деликатному вопросу, как «научение наследника», и одномоментно «удару по планам Бестужева». Цесаревич, по мнению и Петра и Александра зарвался и реально стал угрожать положению клана Шуваловых при дворе. Так же и Екатерина становилась не слишком удобной фигурой, если на нее уже делает ставки Бестужев. Не было понятно, зачем это канцлеру, если жена наследника мало вписывается в дворцовые расклады, но недооценивать Алексея Петровича Бестужева-Рюмина, Шуваловы и не думали. Если обхаживает канцлер невестку императрицы, значит для того у противника по придворным интригам есть все основания.
Родные братья понимали, что их троюродный кузен Иван не того характера человек, что захочет интриговать, тем более, когда все мысли «постельничьего» императрицы уже о скором открытии университета.
Да и Иван видит в цесаревиче только благо. Именно Петр Федорович надавил на строителей и промышленников, чтобы в кратчайшие сроки, даже, скорее, рекордные, закончить строительства зданий университета. А еще наследник — пиит, композитор, чьими произведениями все больше увлекаются в Европе. Да что там, Сам Вольтер, в последнем письме просит Ивана Шувалова свести с русским принцем. Светоч европейского Просвещения заинтересовался деятельностью цесаревича. Беглый француз даже намекал, что с удовольствием приедет в Россию, но опасается немилости религиозной императрицы.
Иван Иванович так же и понимал, что именно его кузены добились того, что он так высоко взлетел, получил возможности к самореализации и своему возвеличиванию, как бойца за Просвещение. Поэтому, рисковать отношениями с Петром и Александром императорский фаворит не станет. Попробует оттереться от грязи — то да, участвовать полноценно в мутных делах — если только косвенно. Это понимали и братья, поэтому от Ивана они ждали лишь малости, чтобы Елизавета Петровна в нужный момент узнала нужную информацию, дабы согласовать доклад Александра Ивановича по наследнику и дискредитации его жены. Ну и, само собой, прикрытие авантюры братьев, прежде всего перед государыней.
— Саша, доклад матушке государыне, что мы составляли, не претерпел изменений? — спросил Петр Шувалов.
— Нет, — коротко ответил глава Тайной канцелярии.
— Ну, и Марфа Егорьевна, благоверная моя супруга, подготовила ушки Елизаветы Петровны, вселила в ее голову сомнения, — усмехнулся Петр Иванович и перешел к обсуждению сути подлости. — Цесаревич отправился к войскам, а Екатерина Алексеевна уже впала в скуку. Этой особе не хватает веселья, и мы поможем развеять тоску. Действовать, как ранее, когда Сергею Салтыкову почти удалось скомпрометировать Великую княгиню, не станем. Уже не важно, будет ли жена наследника предаваться плотским утехам, или нет — она должна быть уверена, что все произошло. Важно, чтобы был в этом же уверен и весь двор. Александр, наш поручик готов?