Цейтнот

– Ну да, - кивнул Ямщиков, - в музее вам, наверное, сущие гроши платят.

– А как вы догадались, что я в музее подрабатываю?
– теперь Копырин был поражен по-настоящему.

– Элементарно, - усмехнулся Ямщиков.
– Сделали запрос и получили справку. Вы занимаетесь реставрацией изделий из металла по договору с Музеем изобразительных искусств.

Рогожкин, попивавший кофеек и многозначительно усмехавшийся, принялся успокаивать обескураженного хозяина квартиры:

– Не обижайтесь, Игорь Сергеевич. Нам, сыщикам, приходится совать нос в чужие дела. Тем более - такая ситуация, сами понимаете.

– Да я не обижаюсь. Это даже забавно...

Ямщиков ничего забавного в ситуации не видел, в голове у него вертелся вопрос, и он его задал:

– Почему ж вы бросили ювелирное дело, Игорь Сергеевич? Реставрацией какой-то занялись.

– Почему?
– Копырин сокрушенно покачал головой.
– Потому что никому в нашей стране это не нужно. Отливать златые цепи и кресты с "гимнастами" для быков из новых русских? Нет уж, увольте. Или клепать мельхиоровые ошейники с поделочными камнями для теток из киосков? Лучше самовары чинить.

– Но для Поляницкой работали по золоту?
– спросил Ямщиков.

– В кино в таких случая хриплым голосом отвечают: "Дело шьешь, начальник?" - Копырин изобразил очень похоже.
– Никакого криминала. Запаял иголку, притом бесплатно. Так что законов не нарушил. Опять вы меня не поймали!

Художник расхохотался. Легкий человек, богема.

А Ямщикову с Рогожкиным впору было заплакать. Время уходило.

* * *

Поляницкая сидела у себя на кухне, поставив локти на стол, уткнув лицо в ладони. Нетронутый, остывал чай. Актриса Вандлер с заплаканными глазами пыталась отвлечь её от горестных мыслей. В прихожей у телефона сидел Саня Ерошин.

– Ну как, никто не звонил?
– тихо спросил вошедший Рогожкин.

Саня вздохнул и отрицательно помотал головой. Рогожкин тоже вздохнул, прошел на кухню и тронул Поляницкую за плечо:

– Анна Георгиевна...

У него запершило в горле, сорвался голос, капитан закашлялся.

– Что?
– Поляницкая вскинула серое осунувшееся лицо.
– Где девочки?

Она приподнялась и ухватилась за лацканы рогожкинского пиджака.

– Анна Георгиевна, - капитан потупился, - нужна ваша помощь...

– Помощь?
– вскинулась Поляницкая.
– А где ваша помощь?
– Она поднялась, не выпуская из рук жесткие отвороты, рванула так, что плотный капитан едва устоял на ногах.
– Что вы можете? Зачем вы нужны?

Это была истерика - страшная, с воем и рыданиями. Несколько минут Поляницкая кричала, плакала, колотилась в конвульсиях. Не выдержав этого жуткого зрелища, заплакала и Вандлер. Еще через несколько минут приехали врачи, вызванные по радио. Анну Георгиевну подняли с пола и уложили на узкий пристенный диванчик. Она лежала почти на боку, одна рука свесилась. В открытых глазах уже не было отчаянья, ярости, надежды, а одно только тупое безразличие и отрешенность.

Вот так же она лежала три часа назад. В таком же полуобморочном состоянии сиидела рядом актриса Вандлер. Не хватало только её мужа.

Все вернулось на круги своя. На нулевую точку. Все, кроме времени...

Рогожкин вышел в коридор, достал носовой платок, промокнул влажное раскрасневшееся, словно по щекам наполучал, лицо. Сосредоточенный Ямщиков стоял прямо, почти по стойке смирно, и держал в вытянутой руке пластиковую сумку-пакет. Ярко-голубые ручки-кольца покачивались на указательном пальце, а вместе с ними покачивалась отпечатанная на белом полиэтилене узкобедрая западноевропейский стандарт - девица в микроскопическом купальнике. Стоя по колено в пенящейся изумрудной волне, девица, завлекательно улыбаясь и строя глазки, выбрасывала перед собой ворох сверкающих на солнце брызг.

Рогожкин обтирал потный лоб и тихо зверел, видя перед собой легкомысленную картинку, абсолютно неуместную в такой, прямо сказать, трагический момент. Девица нагло хохотала в лицо старшему оперуполномоченному, словно это она его обрызгала, и сейчас радуется своей проделке: "Ну что, умыли тебя, капитан? Умыли!"

А Ямщиков все так же сосредоточенно созерцал идентичное изображение на противоположной стороне пакета. Рогожкин сорвал у него с пальца сумку, швырнул в угол. Жестким начальственным тоном, не сулящим ничего доброго, промолвил негромко:

– Любуешься...

Ямщиков никак не отреагировал на приступ начальственной ярости. Он приблизил указательный палец к глазам, оглядел неровный ноготь. Назидательно покачал пальцем.

– "Положь в полиэтилен сумку", - сказал он раздумчиво.
– Именно "в полиэтилен сумку". Не в газетку, не в черный дипломат, не просто упакуй "в полиэтилен сумку". Почему? По. Че. Му.

Три раздельных слога, по-прежнему сосредоточенный взгляд и механическое покачивание пальцем.

Капитан сразу успокоился и предположил:

– Сумка компактна, легка, можно прощупать, что внутри... Но, с другой стороны, зимой с такими почти не ходят. На морозе деревенеет, может лопнуть, заметна, привлекает внимание.

– Вот именно!
– Ямщиков воздел палец к потолку.
– Издалека. Эти сумки здесь по всей квартире набросаны. Вон одна, вторая. В шкафу ещё целый рулон.

– Кто разрешил в шкафы лазать?
– снова подал командный голос Рогожкин.

– Да он и не закрывается, створка отходит, - отмахнулся Ямщиков. Мыслилось так: в это время она как раз приходит с работы. Разворачивает послание, читает, видит пальчик. До неё доходит, что действительно не шутят...

– Цепляет сумку, - подхватил Рогожкин, выражение лица его резко переменилось, - бегом к почтамту. Там вторая записка с указанием, куда нести дальше. А потом?

– Сумка!
– Взгляд Ямщикова уже не был таким хмуро-сосредоточенным, в нем разгоралась радость, как у примерного второклассника, первым решившего трудную задачу.
– С картинкой! Ее по сумке должен опознать человек и получить выкуп.

– Так, погоди.
– Капитан призадумался.
– Все сходится. Если просто положить в условное место, тогда незачем требовать сумку.

– Вот именно!
– Ямщиков радовался, как ребенок на новогодней елке, забыв, что в двух шагах врачи приводят в чувство несчастную, состарившуюся за три часа на десять лет, женщину.
– Сразу, пока, кроме страха, никакаих чувств, пока мозги отключены, сует в сумку драгоценности, несет, тут же у неё забирают. А потом звони в милицию, устраивай засады, ищи-свищи.

Рогожкин эти подробности уже не слушал - и так все было ясно. Он кинулся на кухню, а Ямщиков устремился на связь со штабом.