Цезарь (др. перевод)
Шрифт:
– Нет, ничего нового, – отвечаю я.
– Клодий домогается трибуната.
– Да что вы?
– Он лютый враг Цезаря и хочет, как говорят, разрушить все его установления…»
Цезарь уже год как не был консулом.
– А что говорит Цезарь?
– Цезарь уверяет, что не имеет отношения к усыновлению Клодия».
Затем Цицерон переходит к другим предметам.
Но в июле ситуация уже изменилась; на этот раз его письмо отправлено из Рима.
Он снова пишет Аттику:
«А пока этот любезный Клодий не прекращает угрожать мне, и открыто
Однако Цицерон еще не может поверить в опасность. Помпей дает ему слово, что Клодий ему ничего не сделает. Цезарь, добившийся для себя пятилетнего правления в Галлии, предлагает ему легатство в своей армии.
«Цезарь по-прежнему зовет меня легатом, говорит Цицерон; и это была бы самая надежная защита; но я не хочу этого. – Чего же я хочу? Принять борьбу?… Да, пожалуй».
И он действительно вступит в борьбу. Но в августе дело стало принимать серьезный оборот, и опасность вырисовывалась все яснее.
«Тем временем, мой дорогой Аттик, брат нашей волоокой богини не останавливается на полпути в своих угрозах в мой адрес. Он отрицает свои намерения перед Сампсикерамом (это одно из прозвищ, которым Цицерон награждает Помпея), но он хвастается и выставляет их напоказ перед прочими. Ведь вы нежно любите меня, не правда ли? Конечно, любите. Тогда, если вы спите, вставайте; если вы встали, идите; если вы идете, ускорьте шаг; если вы бежите, возьмите крылья. Вы непременно должны быть в Риме к комициям или, если это невозможно, позднее, к тому моменту, когда будет объявлено о результате голосования».
Через пару месяцев все уже свершилось, и Цицерон опять пишет тому же Аттику:
«Год 696 от основания Рима, Вибон, страна брутиев, 3 апреля.
Да будет угодно небу, мой дорогой Аттик, чтобы однажды я смог поблагодарить тебя за то, что вы заставили меня жить! Но до этой самой минуты я жестоко раскаиваюсь, что послушал вас. Я заклинаю вас, спешите приехать ко мне в Вибон, куда меня привела необходимость свернуть с моего пути; приезжайте! мы вместе обсудим мой путь и мое бегство. Если вы не приедете, я буду удивлен; но я уверен, что вы приедете».
Так что же произошло? Сейчас мы все расскажем.
К концу 695 года от основания Рима Клодий был назначен народным трибуном. – Консулами тогда были Пизон и Габиний. Он начал с того, что привлек их на свою сторону, добившись, чтобы Писону отдали Македонию, а Габинию Сирию.
Отныне Цицерон мог получить поддержку только у Красса, Помпея и Цезаря. Красс никаких опасений не вызывал: он ненавидел Цицерона, который по любому поводу насмехался над ним, называя его Лысым, Миллионщиком, Кальвом или Дивом. Помпей, в пятьдесят лет пылко влюбившийся, весь находился во власти чар своей молодой жены Юлии; и, как мы видели, на все страхи Цицерона он просто отвечал: «Ничего не бойтесь, я за все отвечаю!» Что же до Цезаря, то хотя после дела Катилины большой дружбы между ними не было, он слишком уважал талант оратора, чтобы отказать ему в покровительстве; впрочем, Цезарь, защищая Цицерона, отблагодарил бы Цицерона, защитившего Цезаря.
Итак, Цезарь, как мы уже видели, предложил Цицерону легатство в своей армии. Цицерон уже склонялся к тому, чтобы принять предложение. Клодий, чувствуя, что враг ускользает у него из рук, бросился к Помпею.
– Почему Цицерон собирается покинуть Рим? – спросил он. – Неужели он думает, что я сержусь
на него? Меньше всего на свете! Разве что я чуть-чуть в обиде на его жену Теренцию; но к нему, великие боги! я не питаю ни ненависти, ни гнева.Помпей повторил эти слова Цицерону и прибавил к ним свои личные гарантии. Цицерон решил, что он спасен, и с благодарностью отказался от легатства. Цезарь пожал плечами.
А Клодий в одно прекрасное утро действительно выдвинул против Цицерона обвинение. Цицерон без суда предал смерти Лентула и Цетега. Обвиненный Клодием, Цицерон не осмелился воззвать к Цезарю, который предупреждал его. Он бросился к Помпею, который все это время говорил, что бояться нечего.
Помпей потихоньку проводил свой медовый месяц в своей вилле на холме Альба. Ему доложили о приходе Цицерона. Завидев его, Помпей был очень смущен и спасся через потайную дверь; Цицерону показали весь дом, чтобы доказать, что Помпея там нет. Он понял, что погиб. Он вернулся в Рим, надел траурные одежды, отпустил волосы и бороду и стал обходить город, обращаясь к народу с мольбами о защите.
Со своей стороны Клодий, окруженный толпой своих сторонников, каждый день отправлялся навстречу Цицерону, потешаясь над переменами в его облике, в то время как его друзья примешивали к угрозам Клодия камни и грязь.
Между тем всадники оставались верны своему бывшему предводителю; все их сословие одновременно с ним облачилось в траур, и более пятнадцати тысяч молодых людей ходили за ним следом с растрепанными волосами, и просили за него народ.
Сенат сделал больше: он объявил о народном трауре, и повелел всем римским гражданам облачиться в черное. Но Клодий окружил сенат своими людьми. Тогда сенаторы бросились на улицу, раздирая на себе тоги и громко крича; к сожалению, ни эти крики, ни разорванные тоги не произвели большого впечатления. Отныне предстояла борьба, исход которой должно было решить железо.
– Останься, – говорил ему Лукулл, – я отвечаю тебе за успех.
– Уходи, – говорил Катон, – и народ, пресытившись яростью и бесчинствами Клодия, скоро пожалеет о тебе.
Цицерон совету Лукулла предпочел совет Катона. Он обладал гражданским мужеством, но был начисто лишен мужества военного.
Посреди ужасающей суматохи, царившей в городе, он взял статую Минервы, которую с особым благоговением хранил у себя дома, и отнес ее на Капитолий, где и установил ее с такой надписью:
Затем ночью он в сопровождении своих друзей покинул Рим и пересек Луканию. Его путь можно проследить по письмам: 3 апреля он пишет Аттику из страны брутиев; 8 апреля он пишет ему же с берегов Лукании; около 12 апреля, опять ему же, по пути в Брундизий; 18 числа того же месяца, опять ему, из окрестностей Тарента; 30 числа, своей жене, дочери и сыну, из Брундизия; наконец, 29 мая, Аттику, из Фессалоники.
Едва стало известно, что он бежал, Клодий добился решения о его ссылке, и издал указ, запрещающий любому гражданину давать ему воду и огонь или принимать его под своим кровом на расстоянии не менее чем пятьсот миль от границ Италии.
Всего двенадцать лет минуло с тех пор, как Цицерон горделиво восклицал: Оружие отступило перед тогой, а лавры сражений померкли перед трофеями слова!
И все-таки, славный победитель Катилины, не проклинай богов за это изгнание: твоим тяжелейшим несчастьем будет не ссылка, и твоим злейшим врагом будет не Клодий!
Глава 27
Цезарь во время всей этой свалки сохранял спокойствие. Он не становился открыто ни на сторону Клодия, ни на сторону Цицерона; он позволил событиям идти своим чередом.