Чалдоны
Шрифт:
Мимолетный осмотр угодий обнадежил. На северном склоне речки Ернушки голубицы уродилось богато. Жаль, снег зачирел — не остается на корке следов драгоценного зверька. Пестря и Жулик носятся как угорелые. Нюхают соболиный синий помет, злобятся. Буска, не сходя с путика, утробно квакает на порхающих поползней. До того он худ, что и сам, наверное, не помнит, когда последний раз линял полностью. Поневоле станешь поджарым — бит смертным боем за хищение цыплят, шпарен кипятком за воровство продуктов из чуланов, побывал под колесами водовозки…
Буску потряхивало от ядреного морозца.
— Думаешь, Виктор, кобеля-то дальше держать?
— А что?
— Ежели думаешь, шубу ему сшей, валенки скатай. Зима на дворе, замерзнет рахит на скаку. Ежели нет…
— На что намекаешь? — возмутился Егоров. — За это меня из дома выгонят. Ребятишки в нем души не чают. Забавляются: «Буска, чихни» — и покажут косточку. Он и радешенек стараться. Американские мультики в подметки этому клоуну не годятся…
В распадке жарко залаяли собаки. Буску как ветром сдуло с путика.
— На соболя гремят, — засуетился Егоров.
— Похоже, — согласился бывалый Толя-Пузан. Колобком покатился по чагоре на лай.
Загнали собаки зверька на прогонистую пихту. Черный мохнатый баргузин, качаясь на жидкой ветке, злобно фыркал на них, плевался тягучей слюной. Пестря и Жулик издали следили за ним, чтобы не спрыгнул и не ушел незамеченным. Буска с рыком скреб когтями снег, яростно жевал ольховые прутья, косил плутовскими глазами на подбежавших охотников: смотрите, какой я удалец!
— Виктор, лови! — скомандовал Толя-Пузан.
— Стреляй!
Хлопнула мелкокалиберка. Баргузин, изогнувшись полумесяцем, полетел вниз. Сунуть его за пазуху Егоров не успел. Откуда и прыть взялась у Буски, выхватил добычу из рук, метнулся в чагору. Хозяин с ревом упал на кобеля. Подскочили Пестря и Жулик, завязалась драка. Худо пришлось бы славному таежнику, если бы товарищ не раскидал собак.
— Разиня, — ругался Толя-Пузан. — Чуть не лишились соболя из-за твоего рахита.
Егоров обтер платочком исцарапанный нос, грубо оттолкнул от себя взбесившегося Буску:
— Цыть, погина колченогая! Оставлю сегодня без ужина…
Обратный путь был полон радости и смеха. Считай, деньги, отданные за аренду лошадей, оправдали — выходной соболишка!
Лучистая заря обещала на завтра стойкое вёдро. Зеркальная гладь застывших тальцов отражала вверх тормашками тихий морозный вечер. По чутким прутикам розовых берез, потренькивая, прыгали розовые чечеты, с дрожащих прутиков срывались и тинькали о затвердевший снег розовые листочки, не облетевшие в срок.
Голоуший Василий вышел из зимовья, лыбится:
— Здорово, мужики! Кто тебе харю так недемократично исчертил, Виктор? С рысью, что ли, дрался?
— Вон герой, — кивнул пострадавший на Буску. — Собаки ушли в гарь, а тут горячий соболиный след попался. Буска попер по нему. Догнал кота и задавил. Я — отбирать, кобель — на дыбы. — Сунул баргузина Василию: — На, полюбуйся…
Чалдон разинул от изумления рот:
— Ну Буска… Ну Буска… Плешив да умен — два угодья в нем!
Василий принес из поселка спальник на гагачьем пуху. Демонстративно расстелил на нарах. С усмешкой взирал на товарищей, лениво развалившихся на облезлой медвежьей шкуре. Егоров издевательски хмыкнул:
— Демократ ветошь прихватил. Будет чем щели в стенах конопатить. Прямо с ног сбились, мох искали, — и
поинтересовался: — Как там, на Большой земле, демократия развивается?— Развивается, дальше некуда. — Василий закурил, небрежно швырнул спичечный коробок на скобленную до желтизны столешню. — Охотоведа с Леонтием на геологической просеке встретил. Беседки{1} рубят, капканы сторожат. Отсечь нас решили от соболиного хода.
Толя-Пузан гневно нахмурился:
— Разгар охоты с собаками — он капканить?! Загрю угробил и остальных собак порешит. Ох, доведет Солов до белого каления…
Миллионы капканов разбросаны по таежной Сибири. Гибнут в железных ловушках кедровки, дятлы, кукши… Узаконенное браконьерство! А ученые ломают голову: почему тайга хворает?
Навалились на чалдонов оккупанты разных мастей, плутовством и коварством захватывают обжитые промысловые таежки. Истребляют всё, что летает и прыгает. Вот и с появлением в поселке невесть откуда взявшегося скользкого Солова наступили для Толи-Пузана и его товарищей черные дни. Умышленно, супостат, заключает кабальные договоры с охотниками-любителями. Мотаются бедолаги по гарям и чагоре за редким фартом. Покупают на стороне в полторы цены недостающие шкурки и сдают охотоведу, лишь бы отстоять право на общение с родной тайгой.
Солов удивляется:
— Откуда берете?!
— С кудыкиной горы, — хитро щурится Толя-Пузан.
Тихо в зимовье, даже слышно, как тикают ручные часы. Не шорохнется за подслеповатым оконцем ленская тайга, насторожилась. Много по ней прошло разного люда, и сколько пройдет еще! У одних останется на всю жизнь благодарность в сердце за ее материнскую доброту, у других — ненависть и хищный оскал.
Шебуршит под столетней мышь, собирает хлебные крошки. Новая хозяйка зимовья объявилась! Старая долго жить приказала: прогрызла ичиг — и покарали. Охотники невольно вспомнили, как поленом гоняли пакостливую леснуху по зимовью. Сами виноваты — смазали обутки рыбьим жиром, чтобы они меньше намокали…
— Хватит, народные мстители, хохлиться! — нарушил гнетущую тишину Василий. — Чай варить будем?
— Чай не пил, какая сила? — встрепенулся Толя-Пузан.
— Чай попил, совсем ослаб! — поддакнул Егоров.
Слетела шелуха печали с обветренных лиц. Воспоминание
о казненной без следствия и суда мышке настроило на воинственный лад. Василий хорохорился:
— Обязательно поеду в область. До губернатора дойду, но выведу Солова на чистую воду.
— Тройку сейчас закладывать, или маленько погодя? — на полном серьезе подхватил Егоров.
— Буску запрягай, — солидно посоветовал Толя-Пузан. — Он мигом домчит.
Зимовье дрогнуло от хохота…
Среди блескучих звезд кружится древняя Земля со всеми ее радостями и горестями. От вечного кружения еле заметно завихряются и трепещут тончайшие берестинки на стволах добрых деревьев. Так они похожи, эти берестинки, на судьбы человеческие!
Тайга в проталинах. Расцвел тальник по второму кругу. Какая тут охота?
Хвоя с лиственницы не опала, и хариус не торопится спускаться вниз по речке Ернушке на зимовальные ямы: жадно берет черную мушку с малиновой головкой, серебряную мормышку с подсадкой короеда…