Чарльз из чайничка

— Где Шмидт? Что он от тебя хотел? Говори быстро!

— Дьявол, ты дьявол…

— Да выломайте ее, слабаки!

— Николь! Николь! Мы идем! — крики из-за двери сливались с завываниями призрака, и видимо, разум подсказал Николь, что проще сказать то, что он просит.

— Он хотел узнать, где можно сберечь свое золото. Ему нужен был банк.

— И какой ты ему посоветовала?

— Золотохранилище Шварцмана!

Последнее женщина почти провыла в унисон с Чарльзом, продолжавшим нагнетать атмосферу, окончательно войдя во вкус.

— Да прекрати, черт возьми! — Эрик толкнул его в плечо, но ладонь, естественно, прошла сквозь джинна.

— Я принес! Воспользуйтесь этим! — к двери явно притащили таран, и пришел момент делать ноги.

Эрик отпустил Николь, позволив той съехать на пол. Она не отрывала перепуганного взгляда от Чарльза, который выглядел совсем сникшим и полураспавшимся. Ошметки воздушной полупрозрачной плоти отпадали от его рук и ног, усеивая пол рядом с Николь кусками гнили.

«Омерзительно!»

Спальня была на втором этаже, и пока полицейские ломились в дверь, Эрик спрыгнул в розарий под окном, смягчив падение с помощью магнетизма. И рванул через сад к невысокой железной ограде и своему припаркованному на улице автомобилю. От машины придется избавиться, он засветил номера. Да и лицо свое тоже… В такой дурацкой ситуации ему еще не приходилось быть.

Эрик остановился у новенького Ягуара. Был смысл просто бросить его здесь. Отпечатков он уже наставил.

— Чарльз! Сукин сын, где ты?

— Тут, — джинн появился рядом. Прозрачная цепь к его ноге тянулась с заднего сиденья автомобиля.

И Эрик вспомнил, как вчера вечером вдрызг пьяный он бросил чайник туда, а сверху уронил пиджак. Даже думать не нужно было: гаденыш все подстроил нарочно.

— Ты можешь убрать мои отпечатки с машины?

— О, это запросто, — Чарльз зажмурился, сосредотачиваясь, и Эрик заметил, как по машине прошла волна.

— Нет, лучше вообще убрать ее. Можешь уничтожить?

Джинн на секунду призадумался и покачал головой.

— Ладно, черт с ней. Эрик открыл дверь с помощью силы, и, стараясь ничего не касаться, достал чайник из-под сиденья.

Было достаточно темно и безлюдно, чтобы никто не заметил, как он удирает через местный неосвещенный парк. Вопли и рыдания Николь со второго этажа были слышны даже отсюда.

Эрик позволил себе говорить с Чарльзом вслух, бубня под нос.

— Ты знал, что за нами слежка?

Чарльз молча летел рядом, рассматривая деревья и кустарники, делая вид, что никакого вопроса ему не задали. Эрик тряхнул чайник, заставив цепь звякнуть и джинна вздохнуть.

— Ну, знал-знал! Ты следил за Николь, ее охрана следила за тобой, я смотрел за всеми вами…

— Почему ты не предупредил меня?! — Леншерр почти остановился, сжимая чайник пальцами со всей силы, но все-таки заставил себя не сбавлять шаг.

— Ты сказал: «Чарльз — это не твое дело. Не лезь!». Я и не лез.

— Да ты нарочно это делаешь, сученыш! Мне назло! Любая твоя помощь — это какая-то уловка. Чего ты добиваешься?

— Я не нарочно! — Чарльз взвился, сжимая кулаки и потемнев, как грозовая туча.

Эрику все-таки пришлось остановиться в самом темном углу парка, где он мог разглядеть только джинна и то, потому что тот слегка мерцал в темноте.

— А напоил меня вчера ты тоже не нарочно? И твой чайник я в машину кинул по чистой случайности? — он ткнул пальцем джинну в нематериальную грудь, пылая от праведного гнева. — Если ты не прекратишь свои выкрутасы, я запру тебя в чайнике, пока не найду того, кому тебя сбагрить! У меня и так полно проблем, чтобы еще и таскать того, кто притягивает неприятности! За все те годы, что я выслеживал Шмидта, я ни разу не попадал впросак! Пока ты не появился!

С каждым словом глаза Чарльза становились все мрачнее и изгиб губ все напряженней. Его волосы слегка колыхались, напоминая змеиное гнездо, и весь облик перестал казаться безобидным. Эрик был готов поклясться, что внутри его воздушного тела потрескивали мелкие разряды электричества.

— Думаешь, мне нравится веками торчать в этом проклятом чайнике и исполнять дурацкие прихоти типов, вроде тебя, которые даже не понимают с чем имеют дело? Хочешь управлять мной, а сам даже со своими силами не можешь справиться! Считаешь, что твой народ несправедливо угнетали, лишали тебя свободы, причинили боль, а чем ты сам лучше? Убиваешь, грабишь, используешь других в своих интересах!

Когда Эрик понял, что джинн стал достаточно плотным, тот уже подошел на расстояние шага и толкнул его в грудь. Волны сдерживаемой злости и обиды, казалось, ударяли прямо в разум, заставляя пятиться скорее от неожиданности, чем от страха.

— Я сделал это нарочно, ты прав! Такова природа всех джиннов! Юлить при исполнении желаний! Любую лазейку я должен использовать для своей выгоды или просто наперекор хозяину, хочу я этого или нет. Потому что джинны — не бесправные рабы. Мы волшебные создания, заключенные людьми в сосуды тысячелетия назад, — Чарльз потряс цепью, которую держал в руке, продолжая тыкать пальцем Эрику в грудь. Его щеки пошли пятнами, а глаза покраснели. — Мы должны это делать, чтобы люди не забывали о природе нашей силы, и о том, что ничего не дается даром и не проходит бесследно! И еще потому… потому… — казалось, каждое следующее слово давалось Чарльзу с трудом. И Эрик с холодком в груди осознал, что по его щекам скатываются призрачные слезы. — Потому что когда люди приспосабливаются к своему положению хозяина, чайник и джинн становятся для них предметом, вещью, которая перестает вызывать какие-либо эмоции. Как чернильница или тарелка. И когда это происходит, я теряю свою разумность и обличье. Ты не представляешь, что такое терять свою личность, проваливаться в забытье, становиться ничем — просто частью вещи и чужой воли!

Чарльз уже откровенно всхлипывал. Весь его грозный вид сдулся, микроскопические молнии внутри перестали сверкать, и он потерял свою плотность, став каким-то съежившимся и жалким. В ушах Эрика шумела кровь, и на границе металлокинеза вибрировала кованная ограда парка. Ощущение было такое, что через него, как через сито, прошла вся эта эмоциональная буря джинна: злость, обида на несправедливость, безысходность, желание врезать Эрику и всем бывшим хозяевам в его лице за их отношение к его роду… Кому, как не Эрику, понять этого духа?

Он сглотнул и поправил сбившийся галстук, предпочитая не смотреть на размазывающего слезы по лицу джинна. Даже с Николь было как-то проще.

— Хватит реветь, пошли уже отсюда.

Легче всего было вообще никак не отвечать и закончить этот дурацкий разговор, который Эрик начал, как праведно гневающийся, а закончил, как справедливо виноватый. Чарльз послушно тащился за ним позади, бесшумно шагая по дорожке из гравия.

Отсюда до отеля был час пути пешком, и Эрик поймал попутку на повороте. Вообще, швейцарцы не слишком жаловали подбирать незнакомцев на обочине. Но парень за рулем оказался не местным. Смуглый цвет кожи и акцент выдавали в нем мексиканца.