Чародей с гитарой. Том 1
Шрифт:
Он опешил, услыхав тоскливый голос:
— Разве ты еще не понял?
— Кто это сказал? — Юноша завертел головой, но никого не увидел.
— Я. — Голос принадлежал восьмифутовому грибу охряного цвета, стоявшему слева от Джон-Тома. Растение слегка кивнуло в его сторону пятнистой шляпкой.
— Да и я мог бы так сказать, — произнес другой гриб.
— И я, — вступил в разговор третий.
— Грибы, — неуверенно произнес Джон-Том, — не говорят.
— Отчего же? — удивился первый гриб. — Нас, конечно, болтунами не назовешь, но речь — естественная функция нашего существования.
— Да, эпитет точный, — подтвердила гигантская поганка, к Которой привалилась Розарык. Тигрица отпрянула с быстротой, которой ее движениям так недоставало последние дни, и схватилась за мечи.
— Я бы сказал, что надо хорошенько это обсудить, — продолжал первый, считавшийся, видимо, у грибов записным оратором. Джон-Том не заметил у него ни губ, ни ротового отверстия. Слова и мысли полностью формировались в собственном мозгу юноши, и телепатия эта была липкой, как клейстер.
— Да что тут можно обсуждать?
— Верно, ни к чему тратить время на разговоры, — согласился другой гриб, с длинной и узкой шляпкой. — Это я к тому, что всю жизнь мы торчим на одном месте, не путешествуя и не зная свежих впечатлений. Какое у нас самое увлекательное занятие? Разбрасывать споры?
— Да уж, удовольствие, — прокомментировала поганка. — Потому-то мы и помалкиваем. Ты, человече, никогда не слыхал наших речей, вот и поверил, что фангусы не говорят. Видали мы этих ходячих всезнаек.
— Это ерунда, — сказал второй гриб. — Все ерунда, не стоит силы тратить.
— Погоди. — Джон-Том приблизился к оратору, слегка теряясь от нелепости происходящего. — Ребята, вы с нами что-то делаете. С того самого дня, как мы появились на торфяниках.
— Почему ты так считаешь? — спросил оратор. — Чего ради мы должны тратить силы на какие-то действия?
— В вашей стране мы изменились. Чувствуем себя необычно.
— Что значит необычно, человече? — спросила поганка.
— Подавленными. Усталыми. Выжатыми, как лимон. Никчемными. Беспомощными. У нас изменилось мировоззрение.
— И ты решил, что в этом виноваты мы? — спросил второй гриб. — Ошибаешься. Просто такова жизнь. Нормальный статус существования.
— Этот статус ненормален.
— Нормален, — возразил первый гриб, — для наших торфяников.
Джон-Том решил стоять на своем.
— Тут какая-то телепатия. Нам передается ваше ощущение безнадежности, ваши идеи о бессмысленности любых действий. Это разъедает наши души.
— Человече, погляди-ка по сторонам. Что ты видишь?
Джон-Том медленно повернулся кругом, но смутная надежда на открытие не оправдалась. Его взгляд скользил все по тому же пейзажу: камни, грибы, лишайники, мох, туман и тучи.
— А теперь ответь, пожалуйста, — попросил первый гриб, — ну, разве это не тоска?
Самообладание Джон-Тома опасно таяло. Мадж и Розарык уже засыпали, и юноша прекрасно понимал: если он последует их примеру, никто из них больше уже не проснется.
Взгляд снова зацепился за белые кости, и это вернуло Джон-Тома к жизни.
— Скажите, много ли времени понадобилось
владельцу этого скелета, чтобы впасть в неизбывную тоску?— Ты должен признать, что здесь твоя жизнь тосклива.
— Пожалуй, я верю, что у вас есть основания считать свою жизнь тоскливой.
— «Есть основания считать»! — простонала поганка. — Какие там основания? Она тосклива, и все тут. Человече, я не кто-нибудь, я фангус, а это само по себе муторно.
— Я едал грибы, которые оставили самые светлые воспоминания, — возразил Джон-Том.
— Он еще и каннибал! — устало произнесла высокая поганка. — Какая тоска! — Она тяжко вздохнула (разумеется, телепатически), и на Джон-Тома нахлынула волна печали и тревоги.
Он зашатался, стряхивая тенета, которые угрожали опутать его разум.
— Перестаньте!
— Так ведь мы ничего не делаем. Зачем тратить силы? Расслабься, человече. На что тебе стремления, желания и прочий бесполезный ментальный балласт? К чему изводить себя заботами о всякой ерунде? Все суета, поверь. Приляг, отдохни, посмотри на жизнь проще. Пускай дурацкие тревоги сделают тебе ручкой и сгинут. Открой душу истинному покою бытия, и тебе сразу сильно полегчает.
Джон-Том вытянулся на торфе, но тотчас спохватился и принял сидячее положение. И указал на скелет.
— Как полегчало ему?
— Он правильно отреагировал, только и всего, — сказала поганка.
— Он мертв! — возразил юноша тоном обвинителя. — Вы его убили! А если не вы сами, то это место.
— Его погубила тоска, его убило уныние, его прикончила безнадежность. Он завершил свой путь точно так же, как это делает любое живое существо. Он сгнил.
— Сгнил?! Вы паразитируете на гнили, скажешь, нет? Вы процветаете на мертвечине!
— И это он называет процветанием! — пробормотала другая поганка. — Разумеется, мы разложили органику на компоненты. Порой я удивляюсь, зачем мы это делаем, для чего тратим силы? Ведь это совершенно ни к чему. Мы живем, чтобы умереть. Человече, давай поговорим о тоске...
Джон-Том встал, подошел к тигрице и изо всех сил потряс за огромное плечо.
— Проснись, Розарык! Проснись, черт бы тебя побрал!
— Зачем тхатить силы? — сонно прошептала она, глядя на юношу из-под полуопущенных век. — Дай поспать. Нет, не давай...
Тихая мольба ударила его, словно крик о помощи.
— Не дам, успокойся. — Он тряс тигрицу, пока она не села и не протерла глаза. Тогда он перешел к Маджу, уютно свернувшемуся калачиком, и невежливо пнул его.
— Шевелись, водяная крыса. Хватит помирать. Лучше вспомни, куда мы идем. Подумай об океане, о свежем просоленном^ воздухе.
— Пожалуй, парень, я останусь, — томно ответил выдр. — Ей-богу, нет смысла куда-то тащиться...
— Правильно, правильно, правильно, — зазвучал роковой хор.
— Будь другом, шеф, дай чуток покемарить. Че спешить? Никто за нами не гонится. Оставь меня.
— Черта с два я тебя оставлю! Подумай о вкусной жратве, о славных делах, которые нас с тобой ожидают, о деньгах, которые мы заработаем. Вспомни, — произнес он с неожиданным воодушевлением, — о трех деньках в «Элегантной шлюхе».