Чароплет
Шрифт:
— Может, все-таки удосужишься объяс… Фран, смотри!
Сайрус оборвал сам себя на полуслове, показывая на воронов, и Франческа вдруг поняла, что в них все это время не давало ей покоя. Около двадцати черных птиц сидели на водостоках, склонив голову под одинаковым углом. Около двадцати поблескивающих глаз-бусинок сверлили ее взглядом.
— Что они делают? — спросила Франческа.
Внезапно вся стая снялась с места и, громко захлопав крыльями, скрылась в ночи. Воцарилась мертвая тишина, нарушаемая лишь капелью с карнизов и водостоков.
— Что ж, увиденное не назовешь зловещим и пугающе необъяснимым, — ровным голосом
Сайрус сунул под мышку металлический конструкт.
— Я как-то раз видел подобное на купеческой галере, идущей в Варт. В дральском порту галера встала на якорь, а мы полетели дальше, но какое-то время наш воздушный корабль швартовался у них на палубе. И вот там, в дральской акватории, к галере то и дело подплывали стаи тюленей — очень необычное зрелище, такое ощущение, что у них один разум на всех. Смотрели на нас в упор, пересчитывали, даже, готов поклясться, название корабля на борту читали.
— Думаешь, в городе завелся друид?
— Или несколько. Хотя это может быть и вердантский шаман.
Вспомнив про кошку, Франческа заглянула в ее латунный глаз, и в голове снова пронеслась чехарда гениальных догадок.
— Нет, это друиды.
— Тебе кошка призналась?
— Да. И если мы хотим его накрыть, нужно заготовить побольше иерофантских чар. Сколько тебе понадобится времени, чтобы раздобыть заряженной парусины и несколько монет? Отловить его можно только на рынке, другого случая не представится. Значит, придется запастись серебром.
— Кого накрыть? Ты о ком?
— Неважно, — мотнула головой Франческа. — Ты, главное, скажи, когда удастся заполучить еще ткани?
— Если перехватим утренний дозор, смогу слетать в святилище и обратно за час до рассвета. Но, Фран, зачем? Вечерний рынок? Что, ради пылающей преисподней, тебе подсказала эта кошка?
Франческа обвела пальцем безжизненный латунный глаз.
— Она только что намекнула мне, кто провозит в Авил лорнскую сталь.
Глава тридцать вторая
Поеживаясь на крепчающем ветру, Никодимус переправлял учеников через стену. Процесс требовал сосредоточенности на сложных подъемных заклинаниях из хтонических языков. Но кобольды помогали телом и душой, а сообщники из городской стражи смотрели на происходящее сквозь пальцы, так что в общем и целом переправка не заняла и четверти часа.
А потом их приняли в гостеприимные объятия заросли саванной травы. Толстые, похожие на бамбук стебли колыхались высоко над головой, и хотя каждый двадцатый стебель стоял мертвый и ломкий, пораженный тихим увяданием, в зарослях по-прежнему заблудился бы в два счета любой отряд, не имеющий в составе ликантропа или кобольда. Верхушки травы с шуршанием кланялись друг другу.
Впереди шагали Яш и Изгарь, вооруженные усиленными текстом мачете. Отряд двигался быстро — путь этот они проложили, еще когда пробирались в город.
Сквозь шорох травы и посвист ветра донеслись утробные голоса. От тяжелой поступи задрожала земля. Ликантропы. Почуяли запах свежей крови. А с ним и запах кобольдов, так что ближе не сунутся.
В глазах Никодимуса все живые существа светились мягкой бирюзой. Однако здесь, в зарослях, отдельные контуры он выделял лишь в пределах двадцати шагов, а дальше все сливалось в сплошное бирюзовое сияние. В засуху, когда трава превращалась
в золотистую солому, Никодимус видел дальше — на мили окрест, различая каждую птицу, ящерицу и насекомое. Сейчас, под конец сезона дождей, вглядываться в заросли было все равно что в мутную воду, и ликантропы проступали массивными бесформенными пятнами.Утробные голоса волков напомнили Никодимусу о тех днях, когда, прихватив пятнадцать своих лучших учеников, он покинул долину Небесного древа. Стараниями Амади Океке — их агента в Астрофеле — удалось выяснить, что Тайфон выбрал в качестве нового оплота Авил. Переход через саванну превратился в сорокадневное сражение с изнуряющей жарой в светлое время суток и ликантропами по ночам. Пятеро из учеников погибли в пути. Дальше предстояло действовать не силой, а хитростью: внедряться в город, заводить дружбу с каниками, вести подпольную войну с Тайфоном…
Из воспоминаний Никодимус вынырнул на коротком глинистом берегу. Впереди поблескивала укромная бухточка покрытого рябью водохранилища, припорошенного отражениями звезд. На западе собирались тучи.
Кобольды, пробежавшись вдоль берега, отыскали два спрятанных в траве ялика. В один Изгарь, Шлак и Кремень затащили Жилу, в другой Яш перенес магистра Шеннона, а сам уселся на носу. Никодимус, столкнув второй ялик в воду, прыгнул внутрь и пристроился на кормовой банке. Они с Яшем дружно закрепили длинные весла в уключинах.
Через считанные минуты оба ялика споро двигались против ветра. Других лодок поблизости не наблюдалось. Плавучие поселки мигрировали далеко в протоки — рыбачить на мелководье. Полчаса спустя отряд уже выгреб на большую воду.
Гребля на озерном ялике на пару с кобольдом требовала большой сноровки. За счет роста и длины рук гребок у Никодимуса получался длиннее, но мускулистый кобольд налегал на весла с нечеловеческой силой. Не одна неделя тренировок ушла на то, чтобы Никодимус с учениками приноровились друг к другу и перестали гонять ялик кругами. Еще опаснее было упустить весло, разогнавшись: лопасть резко зарывалась в воду, а рукоять выстреливала вперед, сбрасывая гребца в воду.
При всем доверии Никодимусу кобольды оставались кобольдами — суровыми и замкнутыми, поэтому любая оплошность грозила подорвать его авторитет. Никодимус выверял каждое движение — вытянуть руки, погрузить весло в воду, провести под водой, согнуть руки, вытащить весло, пронести над водой, погрузить, и все сначала. И снова. И снова. Еще и еще.
Шеннон, закутанный в плащ, сидел на корме с Азурой на коленях. Когда дождь зарядил в полную силу, Никодимус остановился ненадолго и наколдовал старику тент на хтоническом языке. А потом, снова взявшись за весла, пересказал услышанное от Франчески про Вивиан и Лотанну. Заодно упомянул непривычно лучезарный пратекст.
— Ты уверен, что это праязык? — усомнился Шеннон.
— Рядом с ней меня бросает в жар, словно от синестетической реакции.
— То есть ты краснеешь.
— Нет, по-другому. Сам не пойму.
Шеннон задумался.
— Кем бы ни была Франческа, нам ее послала Дейдре. Это значит, у Дейдре есть план.
— Надеюсь.
— Потому что у тебя плана нет, — холодно упрекнул его Шеннон.
Никодимус поморщился, но промолчал.
— А Тайфон отпустил мой призрак, из чего следует, что и демон приводит в действие некий план, — усаживаясь поплотнее, продолжал Шеннон.