Час ноль

— Тебе письмо, — сказал он и передал письмо брату.

Он снова повстречался с Мундтом. Мундт был в прекраснейшем настроении. Они обменялись ничего не значащими фразами, и Хаупт распрощался. И все-таки эта встреча не шла у него из головы. Почему это у Мундта такое хорошее настроение?

Он ничего не спросил у Георга по поводу письма, и сам Георг тоже ничего ему не сказал. Как-то раз в одном из разговоров Хаупт употребил слово «наци».

— А кем были вы? — спросил в ответ Георг. — Что сделали вы, чтобы помешать им?

— А что мы могли сделать? — ответил Хаупт.

Он как-то не задумался при этом и, только когда Георг вышел из комнаты, понял, что здесь были произнесены удивительные слова. Что сделали вы, чтобы помешать им? Это были удивительные слова, особенно в устах Георга. Это были замечательные слова, которые невозможно было переоценить. Однако Хаупт не успел выразить, сколь знаменательной нашел он эту мысль, потому что Георг уже вышел из комнаты.

Он еще раз побывал в Трире в обществе Красного Креста, но об отце никаких сведений не было. У вахмистра Вайса тоже не было ничего нового. Шорш Эдер на вопрос, кто еще мог видеть Эразмуса Хаупта в последние дни войны, после некоторых раздумий ответил:

— Виганд. Помнится, с ним он несколько раз сидел здесь. Но я могу и ошибаться.

Вот Хаупт и отправился к Виганду. Но прежде чем позвонить, он помедлил. За дверью кто-то кричал. Кричала женщина. Но явно не немка. И даже не кричала. Она просто визжала. И все-таки Хаупт нажал кнопку звонка. Дверь распахнулась лишь после того, как он позвонил в четвертый раз. Слесарных дел мастер Виганд стоял в ночной рубашке. Седые волосы растрепаны. Ничего не соображая, он тупо уставился на Хаупта. В доме снова раздался визг, мимо Хаупта пролетела домашняя туфля, и не успел он слова сказать, как мастер Виганд захлопнул дверь.

Через несколько дней с Хауптом заговорил Олаф Цандер. Он давно уже собирался с ним познакомиться. Хочет его пригласить к себе. На послезавтра. Вечер в мужской компании.

Все были тут в сборе: Мундт, Вайден, старый Цандер и его сын, Окс, нотариус Эмс. С бокалами в руках стояли они в мрачной гостиной, отделанной дубовыми панелями в стиле кайзера Вильгельма, курили сигары, и казалось, что все они ждали Хаупта. Он пришел точно, а значит, остальные гости договорились между собой прийти раньше. С ним сердечно поздоровались. Все с восторгом вспоминали тот прекрасный музыкальный вечер.

— Давайте все-таки сядем, — пригласил Олаф Цандер. Отец его остался стоять у камина.

— Итак, — сказал доктор Вайден, — если я вас правильно понял, недавно у меня на приеме вы утверждали, что кто-то видел, как я и директор Мундт с вашим отцом шли к охотничьей хижине господина Цандера.

— А разве это было не так? — спросил Хаупт.

— Это, конечно же, вздор, — сказал Вайден. — Но сейчас речь не об этом.

— А о чем же речь сейчас? — спросил Хаупт.

— Давайте короче, — вмешался Олаф Цандер. — Речь идет об архивных документах.

— О чем?

— Верните наконец архивные документы, — потребовал нотариус Эмс.

Хаупт переводил взгляд с одного на другого и наконец начал все понимать.

— Но у меня нет никаких документов, — сказал Хаупт.

Старый Цандер рассмеялся.

— Мы знали, что вы это скажете, — мягко заметил натер Окс.

— Будьте благоразумны, — настаивал Олаф Цандер. — Кому нужно рыться в прошлом. Что прошло, то прошло.

— Но у меня и в самом деле нет документов, — сказал Хаупт.

— Вам же не выдержать, — бросил Мундт.

Хаупт вдруг откинулся назад. Он улыбнулся. А что, если дать понять этим господам, будто документы действительно у него? Разве не интересно будет понаблюдать, что произойдет дальше?

Хаупт улыбнулся.

— Но у него их и в самом деле нет, — буркнул старый Цандер.

— Откуда ты знаешь? — раздраженно спросил Олаф Цандер.

— Так сразу же видно, — ответил Фриц Цандер.

— Полагаю, теперь я могу откланяться, — сказал Хаупт.

А через день возле хауптовского дома остановился газогенераторный грузовик. Фриц Цандер прислал ему пять мешков брикетов. Вскоре явился и он сам.

— Да у вас тут холодно, как в погребе! — воскликнул он, растирая руки. — Прежде всего помешаем как следует в печке.

Старый Цандер кочергой разворошил едва тлеющие брикеты, переполненный зольник вытащил и велел Хаупту вынести, скомкал старую газету, развел огонь, добавил брикетов, и скоро печка загудела, а ее верхняя часть начала медленно накаляться.

Цандер еще раз потер руки. Он все еще был в пальто.

— Сейчас станет уютно, — сказал он и пододвинул свой стул к печке. — До чего же они были смешны вчера вечером, — продолжал он. — Каково это, иметь такого сына? Кстати — на документы мне наплевать. Что в наше время бумажка?

Хаупт рассмеялся. Старик ему нравился.

— Вид у вас вчера вечером был довольно запуганный, — сказал Цандер. — Но не беспокойтесь. Если они начнут наседать на вас, скажите мне, хоть среди ночи. Можете приходить в любое время.

Через час он ушел.

— А у вас было хорошо, — сказал он на прощанье. У старика было, видимо, больше времени, нежели он бы хотел. Сын явно прибирал к рукам весь дом.

Мебельная фабрика Цандера была основана в тысяча восемьсот семидесятом — большое событие в то время. Ворочать надо крупными делами, а не заниматься мелкой пачкотней, сказал тогда Никлас Цандер, дед Фрица Цандера. Вернувшись из Америки, он взял решительный курс на крупные дела. Двадцать три года назад, в восемьсот сорок седьмом, он был всего лишь мелким плотником, имевшим крошечный приусадебный участок. Первый ребенок уже родился, жена была беременна вторым, и они не знали сегодня, будут ли есть завтра.

В сорок втором, сорок пятом и сорок шестом годах случились жестокие неурожаи. Неведомая зараза поражала картофель, по-прежнему свирепствовало заболевание крупного рогатого скота, которое они называли «мягкой костью». В деревнях царило запустение. Крытые соломой или мхом крыши разваливались. Коровы, впряженные в повозки, были кожа да кости, крестьяне обносились, и все чаще встречались небольшие группы на пути к кладбищу, во главе с отцом, несущим детский гробик.

Плотник Никлас Цандер считался в те времена еще набожным человеком. Уже год, как он был женат. Он жил на окраине деревни, близко к лесу. Как-то ночью его разбудил странный шум, и, взглянув в окно, он увидел, как стадо кабанов обрабатывает его грядки с капустой. А два дня назад он посадил там еще картофель и на покупку семенных клубней израсходовал последние деньги. Никлас Цандер прокрался в хлев, в котором были только две козы, схватил навозные вилы и с криком, в котором, как рассказывала позже его жена, не было уже ничего человеческого, бросился в сад и всадил навозные вилы в куст крыжовника.