Час ноль

— Расскажите-ка об этом поподробнее, деточка. Как выглядело ружье? Трехстволка, говорите?

— Я бы все равно в ближайшее время зашла к вам, — сказала Ханна. — Сейчас, знаете, я собираюсь восстановить нашу фирму. А вы тоже возобновили производство, вот я и подумала, быть может…

— Так, значит, трехстволка? — переспросил Цандер. — И вы полагаете, можно что-то сделать?

— На определенных условиях, конечно, — сказала Ханна. — Собственно говоря, я в этом уверена.

— Знаете что, зайдем в кафе «Рыцарь». Быть может, там найдется что-нибудь выпить. И спокойно поговорим обо всем.

В результате Хаупт в ближайшие недели все чаще не заставал Ханну дома, заглядывая к ней без предупреждения.

Загадка разрешилась, когда однажды вечером он позвонил к ней в дверь. В это время в ворота въехал грузовик с выключенными фарами. За рулем — Ханна. В брюках и свитере. Рядом сидели двое мужчин. Она вылезла из кабины.

— Что ж, видимо, придется все тебе сказать, — бросила она. — Пошли.

Ханна привела его на склад, наполовину заставленный упакованной и готовой к отправке мебелью. Все, что производилось на мебельной фабрике, она вывозила по ночам на склад. Она делала это по ночам, чтобы никто не знал точно, куда увозят мебель. И хранила у себя на складе. Цандер же не настолько был глуп, чтобы продавать свой товар за обесцененные рейхсмарки. Наступят ведь когда-нибудь лучшие времена, и деньги снова будут кое-что стоить. Точно так же и Ханна не принимала к оплате за транспортные расходы и хранение мебели на складе рейхсмарки, но хотела получать известную долю товара. И когда пришел день «х», у нее уже накопилось достаточное количество спален, кухонных шкафов и раздвижных столов.

— Но обещай держать язык за зубами.

Утрата всей коллекции оружия не так огорчила Фрица Цандера, как утрата этой трехстволки, и когда Олаф Цандер принес всю коллекцию назад, то оказалось, что без этого экземпляра она ничего не стоит. Трехстволка — это было нечто больше, чем просто ружье, это был символ, частица цандеровской семейной истории.

Дело в том, что Цандеров было всего четверо: американский Цандер, благочестивый Цандер, старый Цандер и молодой Цандер. Вот разве что старого Цандера называли так уже в двадцать пять, а молодого молодым еще в сорок. Американский Цандер был тот самый Никлас Цандер, который в 1849 году вместе с женой и годовалым сыном уехал из деревни. В 1870 году он вернулся: в двух колясках, с женой и сыном, к тому времени уже двадцатидвухлетним парнем, девятнадцатилетней креолкой и чернокожим рабом. В первый же день он снял все комнаты в «Почтовом дворе», на следующий день устроил грандиознейшую охоту на всем Хунсрюке, на третий день пил на брудершафт с лесничим Шуфом, к тому времени семидесятилетним, затем пригласил архитектора и заказал ему проект виллы, а сам основал мебельную фабрику.

Первые две недели вход в гостиницу «Почтовый двор» постоянно осаждала толпа любопытных. Только после того, как патер Файт разъяснил все в своей воскресной проповеди, люди успокоились. Патеру это было сделать просто, ведь Никлас Цандер отнюдь не умалчивал, как он добывал деньги в далекой Америке. Он был ковбоем, он продавал билеты на Южной Тихоокеанской дороге. Читал проповеди и дергал больные зубы. Но самым прибыльным его занятием и краеугольным камнем будущего богатства было ограбление банков. Делал он, видимо, это столь умело, столь остервенело, что сын его от ужаса стал квакером.

И если Никлас Цандер был самым бессовестным и одновременно самым жизнерадостным человеком в деревне, то его сын, бесспорно, был самым благочестивым. Он примкнул к сторонникам евангелической церкви, и даже самая фанатичная богомолка должна была признать, что такой сын искупает грехи отца. Это был высокий, худой — кожа да кости — человек, который не только сам искупал грехи отца, но и работников своих заставлял искупать отцовские грехи — тяжелым трудом. Поэтому многие жители деревни охотнее уходили в ночлежки при саарских шахтах, чем нанимались к благочестивому Цандеру. И фабрика Цандера нельзя сказать, чтоб процветала. Пока в душную грозовую ночь не загорелась. Страховка составляла значительную сумму, незадолго до этого ее еще предусмотрительно увеличили, так что в самый короткий срок фабрика Цандера была отстроена заново, на этот раз с современным оборудованием и с использованием последних достижений в мебельном производстве. Американский Цандер весело смеялся, а сын пожертвовал крупную сумму на давно уже намеченный к сооружению памятник жертвам войны 1870–1871 годов.

Однако лишь в 1890 году, когда ему исполнилось уже сорок два, благочестивый Цандер решился наконец поступить, как велит Святое писание, и начал плодиться и размножаться. Результатом этого решения стал Фриц Цандер.

Впрочем, к тому времени, как он родился, Никлас Цандер уже свыше двадцати лет прожил опять в деревне, черный раб Абрахам умер, умерла и жена Никласа Цандера, состарилась и потолстела креолка, Никласа Цандера с его сожительницей оттеснили на второй этаж собственной виллы, а отцу Фрица Цандера исполнилось сорок два. Женщина, вместе с которой он создал это чудо творения, была дочерью священника из Эльберфельда, такая же тощая, как и он.

Смысл того, что они осуществили, так никогда и не открылся им в полной мере. Для них существовали маленькие люди и взрослые люди. Дети были людьми, которые отказывались быть взрослыми. Так что Фрица Цандера воспитывала главным образом Зофи, креолка, и жены рабочих его отца. Мальчуган входил к ним и садился за накрытый стол, словно у себя дома. Рабочих своего отца вместе с их семьями он рассматривал, казалось, как личную собственность — точка зрения, которую он так никогда и не преодолел. И все же его принимали не столько из страха перед его отцом, столько из простого сострадания: спина и зад парнишки чаще всего бывали в кровоподтеках. В те дни, когда родители тиранили его особенно рьяно, маленький Фриц находил убежище «на горе», особенно в клане Фетцеров. Наказывать его становилось все труднее, чем старше, тем увертливее и беззастенчивей он становился. Когда ему исполнилось двенадцать лет, дед подарил ему первую в его жизни бутылку пива. Вскоре после этого Марья Курон пустила его за бутылку шнапса к себе в постель. В семнадцать лет от него забеременела дочка лесничего, и отец заставил его жениться на ней, на Хермине Шуф, внучке старого Шуфа. Вот так Фриц Цандер в отличие от своего сына уже в семнадцать лет стал старым Цандером. Сын его не хотел походить на отца. Одно только было у них общее — желание походить не на отца, а на деда, лишь это соответствовало желанию Олафа Цандера, ведь таким, как этот пьяница и бабник, которого он вынужден был называть отцом, он быть не желал, вот почему он во всем брал пример не с отца, а с деда. Чем для благочестивого Цандера была Библия, тем для Олафа Цандера — промышленная экономика. Впрочем, что толку? Он по-прежнему был молодым Цандером, в сорок лет он все еще был молодым Цандером.

Когда Фриц Цандер обнаружил, что шкаф, где хранилась коллекция оружия, пуст, он поднял страшный шум.

— Где этот проклятый язвенник?

Он ворвался к Олафу в комнату. Там его тоже не было. Фриц Цандер осмотрелся. И что он увидел? Чем была забита комната? Что помогало его наследнику коротать время? Книги. Умничающие, хвастливые, в переплетах цвета свежего помета. Фриц Цандер распахнул окно, и все эти Ниппердейсы, Гутенберги, Эрхарды, все эти классики промышленной экономики пачками полетели в сад. Фриц Цандер еще раз осмотрелся. Полки были пусты, а Хермина в дверях, всхлипывая, ломала в отчаянии руки. Но этого Фрицу Цандеру было мало. Он закрыл ставни и запер их изнутри. А потом обежал весь дом, закрывая ставни и запирая их изнутри. Он запер на задвижку и, черный ход, и ход в подвал, и, наконец, парадную дверь. После чего уселся в прихожей. Около одиннадцати на лестнице послышались шаги, звякнула связка ключей, пришедший вставил ключ в замок и попытался отпереть дверь.

— Где ружья? — заорал Фриц Цандер. — Верни ружья, после этого войдешь, ублюдок кривоногий.

Через полчаса пришел его преподобие Окс, которого вызвала Хермина. Они вели переговоры через запертую дверь, но Фриц Цандер остался непреклонным. В эту ночь его наследник ночевал на «Почтовом дворе».

Когда Уорберг вернул Олафу Цандеру коллекцию оружия, у того, конечно же, камень свалился с души, и, три недели спустя, когда старик праздновал день рождения, Олаф торжественно подвел его к шкафу, где хранилась коллекция. Медленно открыл дверцы. Если, однако, Олаф думал, что родитель его издаст крик радости или пусть не благодарное, так хоть довольное хмыканье, он жестоко ошибался. Ведь что увидел Фриц Цандер? Он увидел брешь. И какого же ружья не хватало? Какого ружья не хватало, что было весьма знаменательно. Что это было за ружье, отсутствие которого не компенсировалось возвращением всех других?

— Да не знаю я, почему американец оставил себе именно трехстволку, — кричал Олаф. — Просто оставил ее у себя, вот и все.

На самом деле, конечно, все было не так, и отец видел это по лицу наследника.

— Ты ее этому американцу подарил! — орал Фриц Цандер. — Ну признайся же, хромой ублюдок!

Так и не примирившись с сыном, Фриц Цандер уселся завтракать. И хотя Хермина порицала его поведение как неблагодарное и бессердечное, он в конечном счете был прав. Было весьма показательно, что отсутствовала именно трехстволка. Весьма показательно.

Тем грандиознее был триумф Фрица Цандера, когда он вновь получил свою трехстволку, более того, он получил ее сам, без чьей-либо помощи.

Он ждал сына в столовой.

— Руки вверх! — скомандовал Фриц Цандер, и только совершенно посторонний человек счел бы это шуткой. Ибо Фриц Цандер и правда выстрелил, цветочная ваза рядом с головой Олафа разлетелась на мелкие кусочки. Олаф хорошо знал отца. Он вовремя поднял руки, тотчас же.

— Добрый день, коллега.

Мундт, протянув руку, подошел к Хаупту, ошеломленный Хаупт его руку пожал.