Час пробил

изрекал: строение атома по сравнению с детской игрой — детская игра.

Джерри спросил, можно ли приехать. Элеонора почти никогда пе отказывала ему в таких просьбах, правда сегодня робко возразила: устала, очень хочется спать. Джерри заметил, что дело, из-за которого он хотел бы заехать, не потребует от нее большого напряжения. Ну, это как сказать, размышляла Элеонора, потребует или не потребует. Мужчины всегда думают, что от женщин ничего такого не требуется, а все требуется от мужчин. Может, они и правы, но Элеонора никак не могла сказать, что редкие визиты Джерри ни. к чему ее не обязывают, она эмоциональна и не утратила свежести чувственных ощущений. К тому же спустил чулок — разве не досадно, а принимать мужчину, пусть и бывшего мужа, в тапочках на босу ногу миссис Уайтлоу считала дурным тоном.

— Значит, я могу заехать? — истолковал по-своему ее нерешительность Джерри и не смог скрыть радость, переполнившую его, как ребенка.

— Значит, можешь, — устало подтвердила Элеонора.

Она всегда волновалась, когда ожидала его приезда, даже больше, чем если бы к ней направлялся малознакомый мужчина. Хотя все, что произойдет, до мельчайших деталей она могла представить себе заранее. Надо отдать должное Джерри, во время визитов он проявлял немалый такт: не претендовал на роль мужа, не рассыпал пригоршнями добрые и никому не нужные советы, не лез с расспросами, но умудрялся ненавязчиво показать, что как ни крути, а его статус выше, чем у обыкновенного любовника.

Элеонора любила обсуждать с ним вопросы воспитания Нэнси, полагая, что тем самым не допустит, чтобы он слишком отдалился от дочери, а с другой стороны, точно зная, что ничто не приносит большего удовлетворения ушедшим мужьям, как возможность давать «дельные рекомендации», особенно в части воспитания детей.

Элеонора включила приемник, сначала была музыка, потом женский голос с хрипотцой поделился с Элеонорой следующим:

«У англичанина Джона Грэя был терьер по кличке Боб. Они — хозяин и собака — привязались друг к другу: вместе ели, спали в одной комнате, долгими хмурыми вечерами гуляли по улицам неприветливого города. Джон Грэй тяжело заболел и умер. Во время похорон Боб, не шелохнувшись, смотрел, как забрасывают комьями влажной земли его единственного друга. Квадратная морда Боба повернулась к собравшимся, он оглядел всех еще и еще раз и убедился, что хозяина среди них нет. Это могло означать только одно: хозяин остался там, под слоем влажной земли. Люди медленно разошлись. Боб вытянул лапы и улегся на могиле. С тех пор он никогда не возвращался домой.

Шли недели, месяцы, годы. Маленькая собачка в непогоду и зной ежедневно, ежечасно, ежесекундно сторожила покой своего единственного друга Джона Грэя. Но Джон Грэй этого не знал. Зато отзывчивые люди носили еду самоотверженному псу, а один состоятельный горожанин даже заказал специальную медаль.

Весь отмеренный ему судьбой срок верный Боб провел на могиле хозяина, и через четырнадцать лет после смерти Грэя его терьера нашли на могиле мертвым. Это случилось давно, больше ста лет назад, но до сих пор памятник в Эдинбурге напоминает людям, какое огромное мужество может таиться в маленьком сердце…»

В этот момент раздался звонок, Элеонора выключила приемник и направилась к двери. Джерри был великолепен: букет цветов, шампанское «Дом Периньон» и чудесная белозубая улыбка. Эксжена помогла ему снять плащ, придирчиво осмотрела костюм, подчеркивающий достоинства высокой мускулистой фигуры, поправила узел галстука, провела в комнату и только тут вспомнила, что так и не успела снять порванный чулок. Она поджала ногу под себя и вдруг, сама не зная почему, спросила:

— Джерри, ты смог бы ходить ко мне на могилу четырнадцать лет подряд?

Джерри сначала не понял вопроса, потом рассмеялся, откупорил шампанское и, когда оно брызнуло в бокалы, сказал:

— Ты что? Ты еще всех нас переживешь!

Элеонора промолчала. Джерри не был ни в чем виноват, он же не мог предположить, чем вызван вопрос Элеоноры. Она посмотрела на него долгим пристальным взглядом, который Джерри конечно же истолковал по-своему и конечно же неправильно, и подумала, что, несмотря на то что Джерри большой, красивый мужчина, она предпочла бы сейчас видеть в комнате не его, а золотисто-коричневого терьера по кличке Боб.

— Что ты сейчас распутываешь? — поинтересовался Джерри, он снял пиджак и приготовился слушать.

Элеонора рассказала об истории с мистером Лоу. О его матери, о советах Харта, об итальянском альфонсе Лиджо, о наивной Лиззи Шо и холодном, чуть чопорном Барнсе.

— По-моему, ты теряешь время. Что тут криминального? Мужик упился до упора, и его хватил удар. — Джерри гладил ей шею.

— Ты не понял.

Элеонора хотела объяснить, чего именно он не понял, но вовремя почувствовала, что совсем не обязательно рассказывать о своих мало кому интересных делах в полночь.

Джерри уехал рано утром. Элеонора вытирала стол после завтрака, которым она кормила мужа, и вспоминала события вчерашнего дня.

После визита к Барнсу она решила продумать предстоящую встречу с Дэвидом Лоу в больнице. Если он совсем плох, останется только посмотреть на него глазами, полными протокольно-участливым состраданием; если же с ним удастся поддержать диалог, можно считать: большая удача посетила Элеонору. Еще вчера миссис Уайтлоу нашла в комнате дочери большие черные буквы, которые можно было приклеивать к плотным белым листам, составляя слова и фразы, — обычная детская игра. Элеонора долго решала, какие вопросы можно будет задать Дэвиду Лоу из расчета, что он сможет отвечать только «да» или «нет». «Предложу ему закрывать глаза, отвечая на мои вопросы утвердительно, и просто смотреть на меня в случае отрицательного ответа. Рассчитывать на оживленный диалог, конечно, не разумно, но… но если как следует продумать вопросы, то от беседы удалось бы получить немало».

Элеонора мудрила над блокнотом, что-то зачеркивала и снова писала, прежде чем стала выклеивать буквы на толстом лпсте бумаги.

Сначала она решила начинать вопросы со слов «Мистер Лоу, было ли то-то и то-то…» и т. п., потом поняла, что обращение явно лишнее, я так ясно, кто с кем разговаривает… Элеонора_ лишь старалась, чтобы буквы на листе выстраивались ровно, а между словами были вполне различимые интервалы. С особенным удовольствием она приклеивала жирный знак вопроса.

Покончив с вопросом номер десять, Элеонора остановилась. Во-лервых, не была уверена, выдержит ли Лоу такой штурм в его состоянии, во-вторых, не знала, разрешит ли врач так долго терзать больного, и, наконец, сомневалась,

получится ли из се затеи с вопросами вообще хоть что-нибудь. «В крайнем случае несколько вопросов я попробую состряпать там же, в больнице. Именно состряпать», — усмехнулась она, потому что надо было не только их придумать, но и быстро наклеить на лист бумаги под пристальным взором человека, на которого обрушилось страшное несчастье.

Было около шестп утра. На столе лежала забытая Джерри мягкая замшевая тряпочка, которой он протирал очки. Элеонора еще раз посмотрела на листы бумаги с выклеенными вопросами и осталась удовлетворенной. Она свернула листы в плотную трубку и перевязала ее шелковой лентой.

Разбирая вчера, после встречи с Барнсом, все, чем она располагала, мпссис Уайтлоу начала думать, что дело безнадежное, зацепиться не за что. Интуитивно она чувствовала, что Марио Лиджо, будучи профессиональным преступником, все же не причастен к событиям в особняке Лоу. Элеонора была ле настолько наивна, чтобы отвергать явно убедительные версии только по. тому, что они убедительны. И, поскольку участие. Лиджо в преступлении поначалу казалось. ей более чем вероятным, она не могла не огорчиться, поняв, что именно эта версия рушится на глазах.