Час волка

Лето проходило вереницей знойных дней. Лесорубы не возвращались, на лесной дороге другие телеги не прокладывали колею. Михаил стал опять приходить ночью на край оврага и смотреть, как мимо грохочет поезд. Машинист, казалось, теперь вел состав даже быстрее, чем раньше. Он думал, слышал ли машинист о Ренате и те рассказы, которые наверняка должны были за этим последовать: в здешних лесах обитают чудовища.

Он несколько раз затевал гонку с поездом, каждый раз сбиваясь в тот момент, когда тело начинало превращаться из человеческого в волчье и равновесие у него нарушалось. Стальные колеса шипели на него и оставляли его позади.

Лето заканчивалось, лес одевался в пурпур и золото, лучи солнца косо скользили по земле, а утренний туман становился густым и холодным, когда появились солдаты.

Они пришли вместе с первыми заморозками. Из было двадцать два человека на телегах, запряженных лошадьми, и Виктор с Михаилом, пригнувшись в кустах, наблюдали, как они устраивались в бревенчатых хижинах, оставшихся после лесорубов. У всех солдат были ружья, а у некоторых еще и пистолеты. Одна телега была доверху нагружена провизией, а на другой среди ящиков с надписями "Опасно! Динамит!" был солидно выглядевший пулемет на колесах. Человек - должно быть, старший - сразу же расставил вокруг лагеря охрану, и солдаты начали копать траншеи и на дне их ставить заостренные деревянные колья. Они раскатали сети и развесили их среди деревьев, соединив расходящимися во все стороны натянутыми струнами. Конечно, на всех ловушках остался их запах, поэтому обходить сети и струны было легко, - но затем половина солдат с двумя телегами направились по дороге лесорубов к месту, где когда-то стояли палатки, и там поставили свои палатки, выкопали еще траншеи и растянули еще сети со струнами. Они сняли ящики со взрывчаткой и спустили с телеги пулемет, и когда для пробы постреляли из пулемета, звучало это умопомрачительно, тонкие ветки падали, срезанные, будто бы работала дюжина топоров.

– Пулемет, - сказал Виктор, когда они возвратились назад в белый дворец.
– Они привезли пулемет! Убивать нас!
– Он неверяще покачал головой, в бороде его было полно седины.
– Боже мой, они, должно быть, думают, что здесь нас сотни!

– Говорю же, нужно убираться отсюда, пока можно, - настаивал Франко.
– Прямо сейчас, пока эти сволочи не отправились охотиться за нами.

– Куда идти, когда наступает зима? Может, выкопать норы и жить в них? Нам не выжить без крова.

– Нам не выжить тут. Они собираются прочесывать лес, и рано или поздно они нас найдут!

– Ну, и что же нам делать?
– спросил спокойно Виктор, свет от костра окрашивал его лицо в красное.
– Пойти к солдатам и сказать им, что нас не испугать? Что мы такие же люди, как и они?
– Он горько улыбнулся.
– Ты, Франко, пойдешь первым, а мы посмотрим, как они тебя примут.

Франко нахмурился и поковылял прочь на костыле, гораздо более проворный на трех лапах, чем на одной ноге. Виктор сел на корточки и задумался. Михаил мог сказать, что происходит в мозгу этого человека: с солдатами в лесу и их ловушками охотиться будет значительно труднее; Франко был прав, рано или поздно солдаты их обнаружат, а о том, что солдаты могут сделать с ними, когда поймают, нельзя было и подумать. Михаил глянул на Олесю, прижавшую к себе ребенка. Солдаты либо убьют нас, либо посадят в клетку, подумал Михаил. Но лучше смерть, чем стальная решетка.

– Сволочи выгнали меня из одного дома, - сказал Виктор.
– Из второго они меня не выгонят. Я останусь здесь, что бы ни происходило.
– Он встал, решение им было принято.
– Все вы можете сами поискать что-нибудь другое, если хотите. Можете воспользоваться одной из тех пещер, где мы охотились на берсеркера, но будь я проклят, если буду корчиться и дрожать в пещере, как зверь. Нет. Мой дом здесь.

Наступила долгая тишина. Ее нарушила Олеся, голос ее был слаб и высказывал жалкую надежду:

– Может, они устанут искать нас и уйдут? Они долго здесь не продержатся, зима-то почти наступила. С первым снегом они уйдут.

– Да!
– согласился Франко.
– Они не останутся, когда погода станет холодной, это уж точно!

Впервые стае захотелось, чтобы скорее пришло ледяное дыхание зимы. Один хороший снегопад очистит лес от солдат. Но хотя воздух становился холодным, небо по-прежнему было ясным. С деревьев падали листья, и Виктор с Михаилом следили из кустов за солдатами, ходившими по лесу тесной группой с винтовками, нацеленными во все стороны. Одна группа прошла в сотне саженей от белого дворца. Они копали еще траншеи, вбивали в их дно заостренные кверху колья и закрывали все это сверху землей и листьями. Волчьи ямы, сказал Виктор Михаилу. Ловушки успеха не имели, но в один ужасный день Виктор и Михаил в страшной тишине наблюдали, как люди наткнулись на сад. В ход пошли руки и штыки, солдаты раскапывали могилы, приведенные в порядок после смерти берсеркера. И когда руки вытащили из земли волчьи и человеческие кости, Михаил опустил голову и пошел прочь, не в силах вынести подобное зрелище.

Снег припорошил лес. Северный ветер обещал зверские холода, но солдаты не уходили.

Заканчивался октябрь. Небеса потемнели, затянутые облаками. Однажды утром Михаил, возвращаясь с охоты с только что убитым зайцем в зубах, обнаружил врагов менее чем в пятидесяти саженях от белого дворца.

Их было двое, оба с ружьями. Михаил скрылся в кустах и затаился, глядя на приближавшихся солдат. Они разговаривали друг с другом, что-то про Москву; голоса у них были неспокойные, пальцы не отпускали курки. Михаил выпустил из пасти зайца. Пожалуйста, остановитесь, говорил он про себя солдатам. Пожалуйста, поверните назад. Пожалуйста...

Они не поворачивали. Их сапоги топтали листву, и каждый шаг подводил их все ближе к Виктору, Франко, Олесе и ребенку. Мышцы Михаила напряглись, сердце колотилось. Пожалуйста, уходите.

Солдаты остановились. Один из них раскурил папиросу, прикрывая спичку от ветра ладонями.

– Мы зашли слишком далеко, - сказал он другому.
– Лучше вернуться, а не то Новиков спустит с нас шкуру.

– Да этот гад просто псих, - заключил второй, опираясь на винтовку. Говорю, нам бы просто поджечь эти проклятые леса и покончить с этим. За каким чертом он хочет разбивать еще один лагерь в этой глухомани?

Он огляделся в лесу с благоговением и страхом, которые сказали Михаилу, что человек этот был горожанином.

– Сжечь все к черту и ехать спокойно домой, вот что я говорю.

Первый солдат пустил из ноздрей струю дыма.

– Вот поэтому мы с тобой и не офицеры, Степан. Мы слишком разумные, чтобы носить звездочки на плечах. Я тебе говорю, что если мне придется рыть еще одну проклятую траншею, я покажу Новикову, где он может воткнуть свой...
– Он замолчал и уставился сквозь деревья. Над его головой вился дымок.
– Что это?
– спросил он осипшим голосом.

– Что такое?
– Степан огляделся.

– Там.
– Первый солдат сделал два шага вперед и показал.
– Прямо впереди. Видишь?

Михаил закрыл глаза.

– Там какие-то здания, - сказал первый солдат.
– Видишь? Вон башня.

– Боже мой, ты прав!
– согласился Степан. Он тут же схватил ружье и выставил его перед собой.

Следующие слова заставили Михаила снова открыть глаза. Оба солдата стояли в пятнадцати саженях от него.

– Лучше сказать об этом Новикову, - сказал Степан.
– Будь я проклят, если подойду ближе.

Он повернул прочь, и торопливо пошел по лесу. Первый солдат бросил окурок в сторону и поспешил за напарником.

Михаил поднялся. Он не мог позволить им вернуться в лагерь. Не мог, не должен был. Он подумал о костях, разбросанных по саду, словно выкопанные корешки, о голове Ренаты, разнесенной на части, о том, что эти люди сделают с Олесей и Петром, когда вернутся сюда с винтовками и взрывчаткой.

В нем билась ярость, и в глотке у него поднялось низкое рычание. Солдаты ломились через лес, чуть не бегом. Во рту Михаила еще была заячья кровь, но тело его летело за солдатами, черная полоса по серому лесу. Он бежал неслышно, с изящной четкостью убийцы. И даже сосредоточившись на двух солдатах и выбирая место, откуда совершать прыжок, сознавал простой факт: волчьи слезы не отличаются от человеческих.